Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меморандум, направленный в адрес британских спецслужб д-ром Аветисом Накашяном, бывшим беспартийным депутатом парламента от столицы, разработал юридически обоснованные рассуждения относительно антиармянских поборов[4870]. По его сведениям, если порядок ликвидации был сформулирован в специальном законе, то ситуация может рассматриваться как узаконенная, но можно было также считать, что речь шла о преступлении, вне зависимости от того, было ли оно совершено «по приказу, сформулированному как закон или нет». В первом случае только покойный султан и некоторые члены кабинета министров могли считаться ответственными, тогда как остальные лица лишь выполняли приказы и исполняли свой долг. Во втором случае речь идет о возникновении «коллективной ответственности», в отношении которой он считал необходимым сделать несколько замечаний.
1) Каждый чиновник, от министра до простого жандарма, прекрасно знал, что этот закон был не более чем предлог для убийства и грабежа целого народа. Все знали, что закон открыл двери тюрем для преступников, чтобы те могли быть зачислены в «Специальную организацию»; что эти банды базировались в определенных точках на дорогах для нападения на колонны, убийств, насилия и грабежей. Это было сделано открыто, и, следовательно, те, кто доставлял армян в лапы этих преступников, точно так же несут ответственность, как и те, кто совершал эти убийства.
2) Каждый турецкий чиновник был абсолютно уверен, что армяне, которых он отправлял в ссылку, умрут тем или иным образом; нельзя было ожидать, что человек преодолеет путь от Самсуна до Мосула голодным и выживет. Нет никаких сомнений в намерении чиновников послать депортируемых на верную смерть, и, следовательно, нет никаких сомнений, что все, кто отправил этих людей в путь, являются такими же преступниками, как остальные.
3) Турки прекрасно знали, что в депортации армян не было никакой военной необходимости; однако такая военная необходимость изначально служила в качестве предлога для ликвидации народа. Это вопрос преступления, совершенного целым народом, и в его совершении участвовали все.
4) Никакие форс-мажорные обстоятельства не могут оправдать такие действия: некоторые вали и низшие чины подали в отставку, среди них Джелал-бей, Мазхар-бей и Решид-паша, вали Коньи, Ангоры и Кастамону, и не участвовали в совершении этих преступлений. Другие не подали в отставку, но и не подчинились приказам, как Файк Али в Кютахье. Перед нами случай умышленного убийства, совершенного тысячами преступников.
5) Большинство чиновников, которые играли активную роль в мерах по ликвидации и грабежах, не выказали никаких признаков раскаяния.
Д-р Аветис Накашян пришел к выводу, что османское общество не имело «единого представления о справедливости». «В этой стране миллионы людей, — писал он, — считают произошедшее наказанием, которое должно было быть назначено, как наказание животного»[4871]. Армянские лидеры также придерживались позиции, которая делала акцент на «коллективной ответственности». Для того чтобы защищать интересы жертв в один голос, патриархия заключила соглашение с католическими и протестантскими лидерами, которое привело к созданию совместного совета, в котором заседали лидеры всех трех общин[4872]. Этот совет также довольно тесно сотрудничал с Вселенской патриархией. Два прелата даже направили общую декларацию на Мирную конференцию 24 февраля 1919 г., в которой призвали к созданию судебного органа для осуществления правосудия над младотурецкими преступниками[4873]. Это, конечно, не могло не пробудить враждебность в младотурецких кругах.
Восстановление прав на «оставленное имущество»
Второй сложный вопрос, которым занималась патриархия, был связан с восстановлением прав на имущество, незаконно изъятое во время геноцида. Это повлекло за собой вопрос о репарациях за материальный ущерб, причиненный армянскому населению. Иными словами, это ниспровергало идею построения «национальной экономики», а также передачу армянского имущества кругам, связанным с движением младотурок. Первым шагом на этом пути, очевидно, должна была стать отмена «Закона об оставленном имуществе», принятого 26 сентября 1915 г., который легализовал захват этого имущества[4874]. В феврале 1919 г. смешанная комиссия, состоящая из представителей Армяно-греческого комитета, созданного англичанами, представила в Совет министров законопроект, отменяющий закон, принятый в сентябре 1915 г. Комиссия стремилась обеспечить правовой механизм для восстановления прав на имущество, незаконно удерживаемое государством или частными лицами[4875].
Легко представить себе множество проблем, которые породила такая мера, особенно в регионах, где в армянских домах поселились мухаджиры, и будет легко понять, что перспектива того, что права на имущество армян могут быть восстановлены, во многом сплотила местную знать и племенных вождей, удерживавших большую часть имущества, о котором шла речь. Убийства и запугивания, которым подверглись уцелевшие армяне, вернувшиеся в свои дома, можно объяснить, прежде всего, экономическими соображениями. Отмена «Закона об оставленном имуществе» была равносильна нападению на местную элиту, поскольку это ставило под сомнение право собственности на имущество, которое его владельцы считали уже окончательно приобретенным, и подняло шум и крик в этих кругах. Таким образом, удовлетворение прав уцелевших лиц представляло собой чрезвычайно опасную операцию для османского правительства. Поэтому правительство действовало осторожно, чтобы не ратифицировать закон, который позволил бы уцелевшим вернуть свое имущество по всей империи, регулярно отодвигало дату вступления такого закона в силу, при этом делая вид, что действует добросовестно[4876], и тем самым раздражало армян и греков. Далее следует подчеркнуть, что эти акты конфискации затрагивали не только личное имущество, но и «национальное достояние», в теории неотчуждаемое, законным собственником которого была константинопольская Армянская патриархия. Это имущество представляло собой хороший кусок: около двух тысяч пятисот церквей, четыре сотни монастырей с землями, принадлежащими им, две тысячи школ, а также земля и арендуемая собственность[4877]. В июле 1919 г. Политический совет патриархии направил правительству официальную ноту с требованием материальной помощи и передачи доходов, накопленных за счет национальной собственности, конфискованной во время войны, что могло повлечь огромные расходы, порожденные возвращением уцелевших лиц, сосредоточенных в столице. По словам патриарха, Совет так и не получил ответа от Блистательной Порты[4878].
В отсутствие закона патриархия прилагала все усилия для восстановления своего имущества. Когда патриархии стало известно о том, что в Стамбуле и провинциях все еще есть склады, в которых хранится армянское имущество, она, не колеблясь, использовала «неправомерные» методы для возвращения этого имущества. Но ей так и не удалось выиграть дело в отношении личного имущества[4879], тем более что державы Антанты продемонстрировали определенную сдержанность по
