Дом на болотах - Зои Сомервилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сдалась: вернулась наверх, сжимая в руке бокал, порылась в верхнем ящике и вынула конверт с таблетками. Всего одну. Ей нужно, иначе она сделает что-нибудь, о чем потом будет жалеть. Все шло не так. Все просто валилось у нее из рук. Это было авантюрой, дурацкой затеей. В этом доме не было ничего, связанного с ее отцом. И образ семейного Рождества, который она себе представляла, был испорчен. Она вытрясла из конверта таблетки и держала их на ладони трясущейся руки. Такие маленькие, такие безупречно круглые. Такой приятный оттенок зеленого. Как конфетки. Сладенькое. Нет. Нет, нет, нет. Она не может. Ее дыхание звучало в тихой комнате часто и громко. Она закатила глаза под лоб, уронила таблетки обратно в конверт и запихнула его вглубь ящика, ударившись все еще холодной рукой о дерево. Поморщилась и залпом выпила остаток бренди.
Ей хотелось сказать голосу в голове: это не я. Снизу по-прежнему слышалась музыка. Закольцованные духовые, кружатся и поскрипывают. Она что, оставила пластинку включенной? Мэлори затаила дыхание, прислушалась. Вступила труба, низко и скорбно. Голос, старый, глубокий, похожий на Луи Армстронга. Но потом звук прыгнул и заскрежетал. Голос прервался, застрял. Он все повторял одно и то же слово. Душа, говорил он, душа. Надо бы спуститься и выключить, но она так устала. Наконец он поплыл и замер. Наверное, кончился завод.
Мэлори лежала без сна, то проваливаясь в дремоту, то рывком выходя из нее, внутри у нее все ходило ходуном, никак не успокаивалось. Она сознавала, что в рождественское утро Фрэнни разбудит ее рано, что нужно будет чтото придумать про бедняжку Ларри. Она снова прокрутила в памяти последовательность событий, приведших к тому, что она нашла его окостеневшее, замерзшее тельце. Почему он вообще оказался снаружи? Должно быть, песика что-то встревожило. Он дергался и скулил с тех пор, как они приехали в этот дом. Наверное, испугался, выбежал в заснеженный сад – в конце концов, он же был городской собакой, не привык к деревне, к ее темноте, странным звукам и диким животным, – потерялся, заблудился и в итоге замерз. Просто несчастный случай, чудовищное несчастье. Вот что скорее всего произошло, если рассуждать логически. И тем не менее машина, собака, темная тень, которая так и мелькала у Мэлори перед глазами, – из-за всего этого ей было не по себе, словно снаружи таилось что-то недоброе, что-то, что желало им зла.
26
Полночь в сочельник. Тихое время, и всегда было, когда мир затаивает дыхание, когда темнота не дает злу приблизиться. Но в том доме жила печаль. Печаль собиралась вокруг девушки и ребеночка. Она исходила из стен и полов, из трещин в потолке. Она всегда там была, эта печаль, с тех самых пор, как дом построили. А разве может быть иначе, если строишь дом из обломков кораблекрушения? Он никогда не затихал, Дом на Болотах-то. Его кости так и помнили бурю, из которой явились. Он все забывал, что он не корабль. Я чувствовала его печаль, когда мисс Луиза захворала, когда младенчики умирали и когда родилась моя Роза. Она всегда там была, гнула балки, заставляла гаснуть свет, приводила под стропила болотных крыс точить его кости.
27
Инжирный пудинг
РОЖДЕСТВО
– Мама, Рождество, просыпайся.
В утреннем тумане полусна Мэлори видела черного пса, гнавшегося за белой собачкой. Потом Фрэнни принялась толкать ее в бок, тащить из ночи в день.
– Что тебе принес Рождественский Дед? Несколько недель назад Тони вернулся домой с вычурным кукольным домиком для дочери, и Мэлори привезла его с собой, спрятав под одеялом в багажнике.
– Ларри он обратно не принес, – сказала Фрэнни.
О господи, собака.
– Может быть, он отправился помогать Деду разносить подарки, – в отчаянии сказала Мэлори.
Но он бы уже вернулся, – возразила Фрэнни. Мэлори не нашлась с ответом.
– Я спущусь через минутку, – сказала она. Когда Фрэнни ушла, она открыла комод.
Там, под ее чулками и панталонами, лежал конверт с таблетками. Все в порядке. Она ни одной не приняла. Она устояла. Ночь выдалась непростая, вот и все. Она чувствовала, как у нее под ребрами бьется сердце, словно беспокойная птица, пытающаяся выбраться наружу. Руки было никак не унять. Прими она хоть одну, это бы ее успокоило, но она помнила, какое у Тони было лицо там, в Лондоне. Он в ней разочаровался, вернее, в том, что она опять оправдала его ожидания и не справилась. Нет, ей нельзя поддаваться. Она запихала конверт обратно под одежду и задвинула ящик.
После завтрака Фрэнни отправилась на бесплодные «поиски Ларри» в замерзшем саду, а Мэлори занялась рождественским обедом. Ей пришлось иметь дело с распухшей отвратительной белой тушкой индейки. Она вытащила потроха, натерла пупырчатую белую кожу маргарином и сунула птицу в духовку, а сама стала бездумно чистить и резать, и тут в белом прямоугольнике окна появились тени, и она закричала, воткнув нож себе в палец.
Снаружи было лицо, точно лицо. Старуха в коричневой шапке. Мэлори сходила с ума, там никого не могло быть. Она замотала кровоточащий палец кухонным полотенцем и порубила еще одну морковь. Но ведь она кого-то видела. Наверное, старуху из домика напротив. Бурое лицо, морщинистое и съежившееся, как чернослив, укутанное в тряпье. Ее охватила потребность посмотреть.
С колотящимся сердцем Мэлори подошла к задней двери. За ней никого не было, но на ступеньке лежал круглый сверток. Форма для пудинга, обернутая в марлю. В саду было бело и пустынно. Сквозь кухонное полотенце проступили пятна крови, Мэлори сунула его в ведро и отыскала в косметичке пластырь. Потом надела сапоги и, хрустя снегом, вышла в сад. Следы могли быть ее или Фрэнни, с прошлой ночи.
– Это старухины следы, – сказала она вслух, чтобы придать этому нормальность. – Фрэн! – позвала она.
Фрэнни стояла на другом конце сада, у подъездной дорожки, вид у нее был безутешный.
– Ты не видела, кто-нибудь подходил к двери?
– Нет, – ответила Фрэнни.
– Ладно.
Но, с другой стороны, ее дочь вполне могла не заметить кого-то, кто шел тихо. Она была вечно погружена в свой мир.
– Это что? – спросила Фрэнни,
