История настоящего преступления - Джозеф Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КИМБЕРЛИ НОЛАН
Как вообще можно фабриковать факты и приписывать их анонимным источникам? Сочиняли подобное обо всех, но особенно доставалось мне, Эндрю и Джаю. Иногда на следующий день после выхода статьи газеты публиковали отклики пенсионеров из какого-нибудь заштатного городка. Длинные злобные письма о том, что, судя по виду, мы что-то скрываем. И что в сговоре-то мы, и над телом Зоуи надругались… Я старалась не принимать все это близко к сердцу, но не читать не могла. Пыталась нарастить кожу потолще. В итоге запоминала абсолютно все и прокручивала прочитанное в голове. Писали, что я проблемная, с дурными наклонностями. Волосы остригла и одеваюсь в черное, потому что поклоняюсь дьяволу и ненавижу красоту. Вот и сестру ненавидела и не хотела походить на нее ни в чем. В общем, я прошла экспресс-курс по тому, как стать объектом всеобщего осуждения. Люди косятся на тебя на улице, шепчутся за твоей спиной в супермаркете, а ты ничего не можешь сделать. Не будешь же приставать к прохожим, клясться в своей невиновности, оправдываться: «Это неправда, я просто хотела быть самой собой!» В один прекрасный момент все гадости, которые показывают и рассказывают о тебе, начинают звучать в голове, и вот ты уже осуждаешь сама себя.
Я практически сходила с ума.
Забывала, зачем пришла в комнату, оставляла включенной плиту, духовку… Не понимала, когда кофе успел остыть, я же его только что налила. Из-за этой бытовой рассеянности у меня все запястья были в ожогах, а в дебильном таблоиде «Сан» напечатали фото моей руки, снятое крупным планом в супермаркете, и написали, что я занимаюсь самоповреждением. Но худшее случилось по моей вине. Мне тогда нравилась датская панк-группа Iceage[52]. У них вышел новый альбом в стиле нью-вейв-нойз-панк – провокационный, молодежный, с великолепными текстами, полными скрытых смыслов. И я по глупости сходила на их концерт дней через пять после исчезновения Зоуи, накануне Рождества.
Так хотелось испытать положительные эмоции, услышать что-нибудь, кроме ужасных голосов в голове. Раствориться и забыться в любимой музыке. Мы целыми днями просиживали возле телефона, глядя, как бутерброды рядом на тарелке заветриваются и становятся похожими на ухмыляющиеся физиономии. Смотрели новости по телевизору, ждали стука в дверь. Тишина и бездействие просто убивали. Ни фильм нельзя включить, ни песню, ни почитать хоть чуть-чуть. Вот я и пошла послушать живую музыку. Она очистила мне душу, вернула веру в жизнь, спасла меня. Я раскачивалась в такт, обливалась потом, громко подпевала и вышла, чувствуя себя снова живой. В голове больше не звучали голоса читателей, я их заглушила. В ту ночь я впервые после исчезновения Зоуи выспалась. А спустя несколько дней отец зашел в комнату и швырнул мне газету.
[53]
ДЖАЙ МАХМУД
Мать позвонила, сказала, что мою фотку показали в новостях и что копы хотят со мной поговорить. Никогда не слышал у нее такого голоса, она захлебывалась плачем. Сказала, копы думают, что я путался с пропавшей девушкой. Так я узнал, что происходит. Я все так же прятался у Тарика из-за того, что задолжал Владу штуку. Я почитал новости в интернете – ничего хорошего, зашел в Фейсбук – еще хуже. Про все написали: про интимное видео, ссору, бредовое телеобращение… Пришлось выйти из дома впервые за много дней.
С перепугу я отправился прямо в высотку.
Топаю и жду, что везде кордоны, вертолеты, облавы, обыски… Меня сразу задержат, я скажу, кто я такой, все объясню. А в Оуэнс-парке мертвая тишина – все свалили домой на Рождество. Да, спустя несколько лет копы выступили с заявлением, что сделали все, что могли, но я там был и все видел собственными глазами. Подозреваемый номер один беспрепятственно проник на место преступления, не встретив ни одного желтокурточника. Серьезность происходящего сразу понизилась. Глупо так думать сейчас, когда столько материалов про Зоуи вывалено в открытый доступ. Но тогда я решил, что раз уж полиция не воспринимает дело серьезно, значит ничего страшного не произошло и Зоуи тоже где-нибудь прячется.
Хочет заставить всех переживать.
Ей, как и мне, подговнил Эндрю. Она его так наказывает. Надоест – объявится. Я знал о ней такое, чего не знал больше никто. Вряд ли она хочет, чтобы в ее отсутствие ей испоганили жизнь. В общем, я пошел в высотку устранить кое-какие проблемы. Пробрался на крышу, подлез под ограничительной лентой, убрал улику с «места преступления». Никто меня не видел, никто ничего не сказал. Я как зашел, так и вышел. А что такого? Про ее исчезновение я все равно ничего не знаю. Так что ничего плохого не сделал.
РОБЕРТ НОЛАН
Алгоритм действий в таких ситуациях нигде не прописан. Я титаническими усилиями поддерживал интерес к истории Зоуи. Тут либо сразу впрягаешься в дело, либо расписываешься в бессилии. Много чего приходилось делать: общаться с газетчиками, звонить на радио, выступать на телевидении… Разговаривать с теми, кто узнавал меня на улице, жать руки, находить время. Представляю, как это выглядит со стороны, но что мне оставалось? Действовать так, как умею. Наводить мосты. Да, всплыли некоторые нюансы, поступки, которыми я не горжусь. Но ради того, чтобы имя и фото Зоуи не пропадали из новостей, я был готов на все. Абсолютно. И мне было наплевать, как я при этом выгляжу.
САЛЛИ НОЛАН
Хочется закрыться от всех, но репортеры повсюду: дома, в машине… Фотографируют, задают дурацкие вопросы.
«Что вы чувствуете?»
Неужели и так не ясно? А назавтра видишь свои слова в газетах. Читать приходилось все – вдруг промелькнет что-то важное. Из газет я узнала об Эндрю и Джае больше, чем от полиции. Да даже о Ким и Зоуи. Но все это так и не сложилось в единую картину, ведь я и о себе всякое читала и внутренне возмущалась. Начала уже сомневаться в самой себе и в окружающих. Возникло ощущение, будто единой правды не существует.
У Роба было наоборот.
Печатная версия стирала действительность, вытесняла ее. Газетам он верил больше, чем семье и самой жизни.
КИМБЕРЛИ НОЛАН
Откровенничать с прессой опасно. Особенно для того, кто любит быть в центре внимания. Где проходит грань между тем, что можно говорить, а что нельзя? Как понять, что ты делаешь ради дочери, а что – ради себя? Всеобщее внимание вскружило голову отцу. Он стал больше заботиться о внешнем виде, репетировал ответы перед зеркалом. Из Лондона приезжало все больше корреспондентов и фотографов.
