Соль и волшебный кристалл - Эбби-Линн Норр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пока ее не украли, я думала, что это просто один из артефактов с корабля.
– Ты правда не знаешь, в чем сила этого камня?
С этими словами я поняла что-то новое – искали все же не подвеску, а камень внутри нее, аквамарин. Я покачала головой.
– Может, скажете мне?
Незнакомец смотрел на меня, хмуря черные штрихи бровей над жгуче-синими глазами. Он шагнул еще ближе – теперь мы могли коснуться друг друга. Я заметила безупречность его кожи и щетину, отраставшую несколько дней.
– Мне она нужна для матери.
– А кто ваша мать?
– Ее зовут Бел. Ты ее знаешь?
– Сибеллен? – прошептала я, ахнув.
Он судорожно вздохнул, а глаза его заблестели от скопившихся слез и стали казаться еще более синими.
– Да.
Как это возможно? Голова у меня шла кругом, мир вокруг шатался. Я зажмурилась, пытаясь осознать, что означало присутствие во плоти этого человека напротив. Его теплые ладони чуть сжали мои плечи, я открыла глаза и посмотрела в его знакомое и одновременно незнакомое, невозможное лицо.
Я положила трясущиеся от волнения руки ему на плечи, и так мы стояли, мягко держа друг друга, будто каждый из нас боялся, что человек напротив может сломаться или исчезнуть, словно призрак.
– Вы Новак, – сказала я.
Нижняя губа у меня дрожала. Он не просто Новак, он Новак полуторавековой давности, и я в этом ни капли не сомневалась. Он просто источал свою истинную сущность.
Незнакомец кивнул, по щеке его стекла слеза. Впервые с тех пор, как я уставилась на него, он улыбнулся, и это была ослепительно яркая улыбка.
Я перебрала в уме все, что вычитала в дневнике пани Александры, и вспомнила то, что она упоминала о сыновьях Сибеллен. У нее были близнецы. Один походил во всем на ее мужа Матеуша, а другой… тот, что утонул в ночь кораблекрушения, тот, что пропал…
– Вы Эмун. – Когда я это сказала, у меня мороз прошел по коже.
У него по щеке стекла еще одна слеза, но он продолжал улыбаться. Похоже, он едва сдерживал эмоции; уголки его губ дрожали.
– Ты не представляешь, как давно я хотел, чтобы кто-то назвал меня по имени, моему настоящему имени. – Глаза, смотревшие на меня в упор, горели, руки сжали мои плечи крепче. – Ты знаешь, кто я.
Я кивнула и тоже прослезилась. Сердце у меня ныло. Я еще никогда не испытывала такого глубокого потрясения, даже от своего морского рождения, когда оно наконец случилось.
– Откуда ты знаешь?
– Я читала дневник вашей бабушки. Она думала, что вы утонули вместе с остальными той ночью в тысяча восемьсот шестьдесят девятом.
На секунду лицо Эмуна наполнилось горем, хотя он сразу попытался взять себя в руки – мои слова, похоже, ранили его в самое сердце. Он кивнул и снова улыбнулся сквозь слезы.
– Да, понятно, что она так думала.
Передо мной был предок Мартиниуша, настоящий последний живой Новак – именно его должен был найти Мартиниуш, а не нас с мамой. У меня тоже чуть-чуть разбилось сердце – так жаль, что Мартиниуш не дожил до встречи с этим чудом.
– Вы Эмун Новак, – повторила я, и он кивнул.
– Но я так и не знаю, кто ты. Разве ты не Новак? Я смотрю на тебя и вижу родню. Кто мы друг другу?
Я покачала головой.
– Мы не родственники, ну или тому нет никаких доказательств в моей родословной. Я Мак’Оли из Канады, а до того, как моя мать стала Мак’Оли, она была Белшоу.
– Тогда понятно, почему у тебя такой акцент, – сказал он, снова улыбнувшись. – Но ты все-таки сирена.
Я кивнула.
– А вы сын сирены.
Он кивнул в ответ.
– Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что у меня от всего этого голова лопается. – Он потер пальцами лоб, словно от головной боли.
В этом он был не одинок. Боль у меня в висках пульсировала в такт моему сердцу.
– Лучше пойдемте в дом, – сказала я.
Глава 19
Эмун прошел за мной через калитку, потом по двору к задней двери, через которую я выбежала всего несколько минут назад – а казалось, будто целая жизнь прошла. Пока мы поднимались к вестибюлю, я поглядывала на него, поэтому заметила, что глаза у него помутнели и он явно смотрел на все вокруг в тихом потрясении.
– Вам нехорошо?
– Нет, все в порядке. Просто я не бывал здесь с тех пор, как умер мой брат, – сказал он взволнованно. – Тут многое изменилось, но все равно я вижу дом своего детства.
В вестибюле он остановился и уставился через дверной проем на большую гостиную.
– Заходите, – сказала я негромко.
Эмун дошел до дверного проема и застыл там, осматривая пустую комнату: огромный изразцовый камин, герб с русалкой над оконной перемычкой, книжные шкафы, наполненные классическими томами, деревянную мебель и канделябры, в которых горели желтые электрические лампы.
Он так долго там стоял, что я подошла к нему.
– Здесь мы ставили елку, – он показал на угол возле ближайшего фасадного окна, – чтобы гирлянды были видны с переднего двора.
– Я не понимаю, как такое возможно, что вы здесь, Эмун, – сказала я, чувствуя, как от одной этой мысли в мозгу до сих пор все кипит.
Он посмотрел на меня и собрался было ответить, как вдруг нас прервали.
– Здравствуйте, мисс Новак. Вижу, у нас гость.
Мы повернулись и увидели, что на другом конце вестибюля стоит Адальберт и с интересом смотрит на нас.
– Останется ли ваш гость на ужин? Ему понадобится комната?
Мы с Эмуном переглянулись.
– Адальберт, это мистер Эмун, – начала я.
Эмун улыбнулся и кивнул Адальберту, тот ответил ему кивком. На лице Адальберта не читалось ничего, кроме желания обеспечить гостю приятное пребывание в особняке.
– Да, он останется на ужин, и комната тоже понадобится, – сказала я. – Спасибо, что спросили.
– Хорошо. – Адальберт пошел дальше по своим делам.
– Пойдемте в кабинет Мартиниуша. Там нам никто не помешает, и мы сможем поговорить.
Эмун зашагал за мной вверх по лестнице.
– Мартиниуш… – задумчиво повторил он.
– Это ваш… – я помедлила, соображая, – правнучатый племянник. Праправнук вашего брата Михала.
Эмун вроде бы согласился, но по его ошарашенному лицу я предположила, что знаю о его собственном семейном древе куда больше, чем он. Я провела Эмуна по узкой лестнице на верхний этаж, где все было меньше и старее, и, открыв дверь в кабинет Мартиниуша, включила свет. Пламя в камине не горело,
