Сколько волка ни корми - Карина Сергеевна Володина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Тебя хочу», – чуть не отвечает Вран.
Но вслух говорит лишь:
– Справедливости, Бая. Только справедливости.
– Справедливость – это хорошо, – говорит Бая.
И снова сердце у Врана бьётся так, словно с рассвета без остановки он по лесу этому бегал.
– И как же пройдём мы тут?
– Тише, тише. Не будут они здесь долго ошиваться. Скоро по избам разойдутся. Я знаю.
– Откуда?
Косится Вран на Баю – с таким простодушным любопытством она на него смотрит, что сразу Вран ей не верит. Не может Бая не догадываться, что Вран почти каждый день в деревню свою тайком пролезает. Не может Бая искренне его умельцем считать небывалым, за счёт даров леса только выживающим.
– После кражи шкур они взбаламутились: решили, как пить дать, что нечистка какая всё из домов повытаскивала, – уклончиво отвечает Вран. – Ходят тут, бродят… за порядком следить пытаются. Только знаю я их порядок – хорошо, если хоть один человек на ногах к ночи останется, а не спать потащится.
– Очень это всё, конечно, любопытно, – говорит Бая. – Но мы что, до расхода их всех ждать будем? Нет, я так не могу. Мне уже к матери пора.
Да, Вран понимает.
Вран сужает глаза, в очертания людей, возле деревни бродящих, внимательно вглядываясь. Кто-то аж до опушки со светочами своими проклятыми дошёл, кто-то по полю рыщет, но большинство, конечно, у ограды собралось. Взбудоражил их всех Вран пропажей шкур – уже третий месяц ходят и ходят, светят и светят. Между деревьями от них спрятаться, конечно, несложно, а вот дальше сейчас пробраться затруднительно. Сам-то Вран уже наловчился: зимой ближе к рассвету в деревню бегал, когда все спали уже, в следы чужие на снегу наступая, а как снег оттаял, и эта заморочка вместе с ним исчезла – да вот только права Бая, нет у них времени до рассвета здесь оставаться. И так Вран сомневается, что Баю за отсутствие столь долгое по голове погладят.
– Ну хорошо, – говорит он. – Хорошо. Сейчас всё будет. Только помощь мне твоя нужна.
– Помощь? – вздёргивает брови Бая.
– Да, небольшая. Повой, пожалуйста.
– Что?..
Смотрит на него Бая, как на помешавшегося, – не сильно, чуть-чуть совсем.
– Нужно мне, чтобы ты повыла немного, – повторяет Вран, мягко её за локоть за соседнее дерево отводя: прямо в их сторону двое деревенских идут, надо сместиться слегка. – Ты ведь умеешь, правда? Ничего в этом сложного для тебя не должно быть.
– И как мой вой им уснуть поможет?
– Никак, красавица, – отвечает Вран, остальных деревенских подсчитывая: по полю пяток бродит, у частокола, наверное, с дюжину, насколько Вран разглядеть может. – Не спать мы их будем укладывать, а из кроватей поднимать.
– И в чём же тогда…
Да, точно дюжина – место Вран хорошее занял, со всех сторон частокол виден, и удачно всё именно сейчас складывается: выходят мужики заскучавшие к другим, под сторожкой караулящим, задняя часть забора безлюдной остаётся – хоть и знает Вран, что там, около щели его любимой, ещё парочка наверняка стоит. Но щель эта – прошлый век, и другие входы-выходы, от чужих глаз скрытые, Врану здесь известны.
– Так что, не будешь выть? – перебивает он Баю нетерпеливо.
Бая молчит немного.
– Пока подробно не объяснишь, зачем – не буду.
Нет, «подробно» – это сейчас точно не ко Врану.
– Ну ладно, – говорит Вран.
Прикладывает руки ко рту, мысленно к волку взывая, чтобы совсем уж позорной эта попытка не оказалась, и сам вой из горла исторгает громкий, протяжный.
Округляются глаза Баи.
– Вран, ты что…
Замирают все мужики как один. И на опушке, и в поле, и у частокола даже. Значит, неплохо вышло.
Значит, надо повторить.
И Вран повторяет – уже смелее, старательнее, никакими страхами не скованный.
Не очень это на волчий вой, честно говоря, похоже – скорее рыжкины какие-то завывания получаются, но и то хлеб. Видит Вран, как мужики ближайшие напрягаются. Друг на друга смотрят. Видит, как рты открывают – и в последний, третий раз воет, уже всю душу, все силы в этот звук оглушительный вкладывая.
Хорошо, что наизусть Вран все повадки деревенских знает. По малейшим изменениям в лицах, по малейшим телодвижениям он их читает. Читает и сейчас: пора.
Хватает Вран Баю за руку, рывком за собой тянет – и в следующее мгновение бежит уже, да так быстро, что в рёбрах с непривычки щемит: давно Вран так не бегал, в последний раз – ровнёхонько когда, наоборот, из деревни удирал, но сейчас всё от скорости его зависит.
– Лютый!
– Серый!
– Нечистка!
Слышит Вран топот мужиков медвежий, ловит краем глаза, как и у частокола все метаться начинают – да не беспорядочно, а в направлении определённом. Чудится Врану, что даже визг он из деревни женский слышит – вполне может быть, женщины у них в общине такие, пугливые. Мелькают деревья перед глазами, кривые, тёмные, в ночи жутковатые, попадается коряга под ногами – Вран её на одном духу перепрыгивает и крепко-крепко ладонь Баи сжимает: лишь бы пальцы не разомкнула, лишь бы руку его в сторону не отбросила.
Не размыкает. Не отбрасывает.
Бежит Бая за ним, добегают до опушки и мужики – а Вран с Баей как раз на поле вылетают.
– Пригнись, – Вран через плечо кидает, сам в три погибели сгибаясь. – Скорость не сбавляй! Давай, давай, Бая, не медли, это нам сейчас ни к чему!
По полю как раз последние мужики бегут, светочами размахивая – но на другом конце совсем – Вран всё предусмотрел. Всё внимание их к лесу сейчас приковано, нет им дела до поля, нет до частокола даже – в этом-то и ошибка их главная. Всегда в общине нечисток слишком глупыми считали – раз подала голос в лесу, значит, так там и останется.
Кажется, что за один миг поле они минуют; вот и забор перед глазами, вот и огни за ним беспокойно в щелях пляшущие, вот и запах в нос Врану бьёт знакомый, шерсть с навозом вперемешку: к хлеву они подбежали, последний рывок остался.
Вран спины не разгибает – наоборот, на колени одним махом падает, руку Баи отпуская и споро землю у забора разгребая. Лаз его тайный, лаз его любимый, лаз, который он сам ещё юнцом только вытянувшимся проделал, Чомор знает сколько с ним возился, долго место выбирал такое – чтобы зимой снегом засыпало, а весной тут же сорняками первыми зарастало, чтобы круглый год ни у одной души
