Диверсия высочайшего уровня - Александр Афанасьев

– Добрый день.

Человек, которому была адресована эта фраза, рассчитывал задержаться в Киеве всего на один час. Он летел транзитом. Конечным пунктом была Грузия.

Этот господин не был широко известен в вашингтонском политическом истеблишменте и никогда не занимал ни одного выборного поста, даже мэра. Потому что ни один человек, находящийся в здравом уме и твердой памяти, никогда не проголосовал бы за него. Однако он имел огромное влияние на восточноевропейскую политику США, прежде всего потому, что и сам был потомком эмигрантов, бежавших на Запад от наступающих советских частей.

Нет-нет, не Джордж Сорос. Этот человек имел намного меньше денег, хотя и финансировал сразу несколько фондов политической направленности. Прежде всего антироссийской. Он чурался публичности, но на деле являлся чрезвычайным и полномочным посланником Запада.

Он смотрел на Перминова совиными глазами, скрытыми за стеклами очков, и тому от этого было не по себе. Секретарь СНБО понимал, что это не Верховная рада и не ЦК комсомола, тем более не телевизионная студия. Тут твои оправдания никого не интересуют. Люди вкладывают реальные деньги в расчете на конкретный результат. Если его нет, то конкретными бывают уже последствия.

Перминов достоверно знал, как в одной большой стране еще в девяностые эти люди вложились в предвыборную кампанию одного кандидата. Им говорили, что дело верное, но кандидат кампанию продул, и деньги были потеряны. Прошла пара месяцев. Человек, который рулил предвыборной кампанией проигравшего кандидата, по странному стечению обстоятельств сохранил свою должность и при победителе. Он спокойно ехал на своем автомобиле по проспекту, и кто-то открыл по нему огонь из снайперской винтовки. Как потом оказалось, она была югославской, модели «Застава». Послание для понимающих.

А Перминов и Гульков проиграли. Они брали деньги. Им за все это и придется отвечать.

– Ваши действия вокруг посольства – непродуманная и опасная акция, – сказал человек, прилетевший из Канады.

По определенным причинам он в последнее время жил именно в Канаде, а не в США.

– Хорошо, что вы не оправдываетесь. Глупость не имеет оправданий. Первое. Посольство должно быть освобождено не позднее завтрашнего дня. Не обязательно публично, но людей надо вывезти оттуда. Можно ночью, под каким-то прикрытием. Никакого содействия мятежникам оказывать не нужно.

Перминов внимательно слушал инструкции.

– Решение по вам уже принято, издержки слишком велики. Сейчас надо закольцовывать конфликт. В перспективе мы его продолжим, но пока он должен быть прекращен. Неважно, на каких условиях.

Люди, которые контролировали эту часть украинского истеблишмента, никогда не ставили своим поднадзорным конкретных задач. Но общее направление они определяли всегда. Возможно, это было ошибкой. Украинские исполнители никуда не годились и без повседневного контроля работать не могли.

А договориться сейчас можно было только на одних условиях. На тех самых, которые выдвигала Россия.

– Как насчет заблокированных счетов?

– Договориться об их разблокировании возможно. Но не ранее чем проблема посольства будет решена. Вашей активностью вы, сами того не понимая, поставили в неприятную ситуацию очень многих людей. Мы не можем публично оправдывать террористов, захватывающих посольства. Это слишком дурной пример для остальных.

Перминов как был, так до сих пор и оставался комсомольским хамлом. Выйдя из самолета, он первым делом грязно выругался.

Трап – на этой модели он был встроенным – уже подняли. Самолет двигался, выворачивал на взлетку. Никто не хотел оставаться в Киеве дольше, чем это было необходимо.

Секретарь СНБО достал мобильник.

– Алло, это я. Да, договорился. Через несколько дней, но русских надо отдать. Да, сливаются. Но я сделал все, что только мог.

В отличие от депутата Герчука, который не имел в Киеве серьезных силовых возможностей, у депутата Сосны таковые имелись.

Десять бронированных машин, принадлежащих одному и тому же банку, подъехали к баррикадам, когда стемнело. Ребята в камуфляже стали выгружать из них жратву, упаковки полторашек с водой, теплые вещи. Оголодавшие и замерзшие «протэстувальники» встретили помощь побратимов радостными криками.

Тем временем боевики из «Днепра» и «Азова», вооруженные пистолетами, ружьями и автоматами, проникли в посольство и заняли все ключевые точки. Они не встречали никакого сопротивления. Везде раздавались только радостные крики. Эти же ребята осмотрели посольство и порекомендовали перевести всех заложников в одну комнату, якобы для того, чтобы их удобнее было защищать при штурме. Не подозревая подвоха, хлопцы, которые захватили посольство, так и сделали.

Депутат Сосна был тут же, грелся чайком и думал, что же за лохи тут собрались. Они, можно сказать, владу за глотку держат, а до сих пор никаких требований не выставили.

Когда переговоры в Борисполе завершились успехом, у депутата Сосны зазвонил телефон. Знакомый каркающий голос сказал ему, что делать далее. Депутат подошел к командиру группы «Днепр» и что-то прошептал ему на ухо. Тот понял, кивнул, отдал команду по рации.

По его сигналу бойцы подняли наверх две здоровенные сумки с вещами, с тем же натовским секонд-хендом.

– Одевайтесь быстро! – сказал командир русским заложникам.

В это же самое время Семен Пинхасович Гольдберг, все еще в своем костюме, совершенно неуместном для Лефортово, сидел в какой-то комнате. Напротив него устроился следователь и барабанил по клавишам ноутбука, оформляя какие-то документы. Вопросов он никаких не задавал, просто время от времени переставал набирать текст и сверялся с чем-то. Потом опять начинал колотить.

– Чайком не угостите? – осведомился арестант.

Следак иронично посмотрел на него и ответил:

– В камере будет тебе чаек!..

Гольдберг с интересом осмотрелся. Что ж, довольно прилично. Не Швеция, конечно, но для России не так уж и плохо. Впрочем, тут такие тузы отдыхают, что отсидкой в Лефортово можно и гордиться…

Заныл, зашипел принтер, выбрасывая один за другим листы бумаги.

Следак пробежал их глазами, положил перед Гольдбергом и побурчал:

– Знакомьтесь.

Гольдберг с любопытством взял бумагу. Интересно узнать, что ему вменяют.

Для отхода мы надыбали машину аэротакси, которое бегает между Борисполем и Центральным железнодорожным вокзалом в Киеве. Тут, конечно, пришлось пойти на определенные меры, но не на крайние. Водилу мы не убили, сразу скажу. Тут и без нас хватает беспредела!

Потом мы планировали уносить ноги по железной дороге, потому что ее не так просто контролировать. Поезда пока ходили, слава богу. Поедем на Харьков, выпрыгнем где-то по дороге и перейдем линию фронта. Конечно, не самый лучший вариант, но другого нам не остается. Особенно если все пройдет не так чисто, как хотелось бы.

Основным транспортным средством у нас служил фургон фирмы «Фиат», который стоял в гараже. Чистый, с киевскими номерами и тайниками, в которые мы положили оружие. Задача – выцепить на Бориспольской трассе секретаря СНБО. Кончить его и всех, кто будет вместе с ним.

Приказ пришел от Марины. Думаю, что он исходит не из Москвы. Это услуга. Та самая, которую мы и должны оказать Киеву, чтобы снова иметь право сидеть за здешним столом. Такого не сделает никто другой.

Марина же сообщила нам о том, где и как поедет секретарь СНБО. Думаю, за ним давно следили, только исполнителя подобрать никак не могли. Вот теперь и нашли, значит.

Что бы я ни думал о таких методах решения политических проблем, не могу не признать, что для Украины они сейчас самое то. Уверен, что если мы засандалим «Шмелями» по Верховной раде или по зданию на Банковой, жизнь в стране станет только лучше.

Мы сидим в машине, но это пока. Атаковать решили с путепровода. Марата на нашей таксишке послали на разведку. Ждем.

Ага, вот и вызов.

– Алло, Дим!..

Я, кажется, уже говорил, что в век тотальной прослушки всего и вся лучше пользоваться обычными мобилами, просто говорить эзоповым языком. Тем более что мы за семьдесят два года построения коммунизма в нем сильно поднаторели.

Дим, Дима – это я, если кто не понял. Если «Дима» вместо «Дим», значит, человек, говорящий со мной, находится под контролем, возможно, с пистолетом у виска.

– Слушаю.

– Я тут прошвырнулся. Движуха какая-то нездоровая идет.

– Какая движуха?

– Да сам не понял. Фигня какая-то левая.

Представляю себе лицо того типа, который может это слушать.

– Где?

– Да на перекрестке, справа.

Уже круче.

– Менты?

– Не похоже. Короче, я бы не лез туда, ладно?

– Понял. Давай, трудись дальше, – сказал я и отключился.