Шесть ночей на Акрополе - Йоргос Сеферис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг Акрополя лежат Афины, которые делают Стратиса «неумелым». Эти Афины — не город-символ античности. Персонификация Афин — не богиня мудрости в эффектном шлеме. Персонификация Афин — девушка такого болезненного вида, такая опустившаяся, что даже… скудного пространства («неестественно» вытянувшегося в длину города), казалось, было для нее слишком много. И сами Афины — болезнь. Прежде всего сами Афины. «Центральная мысль — болезнь Афин, болезнь Афинами, а не изображение того или иного типа». (Ноябрь 1927 года.) В Афинах есть античные памятники, но эти памятники важны лишь постольку, поскольку они живут.
Приблизительно посредине «фантасмагории-идеологии», в обрамлении слов академического поэта из прошлого и простонародного, с неправильным ударением слова мальчишки-птицелова из настоящего, с уст любимой Морехода женщины срывается вдруг «без всякой связи и не глядя»: «Ты любишь свою Грецию?». «Не знаю, любовь ли это или тяжба с моей гордыней», — звучит в ответ. В какой-то степени вся «фантасмагория-идеология» Сефериса — пояснение этого ответа.
При взгляде с Ликабетта Акрополь напоминает корабль, стоящий на якоре… готовый к отплытию. Когда Стратис поднимается на Акрополь вместе со своей возлюбленной, скала Акрополя плывет в воздухе, становясь огромной галерой, идущей под всеми парусами, а когда он ждет там свою возлюбленную, но ее нет, он рыщет по Акрополю, словно исследуя корабль, на который только что поднялся. Корабль для морского народа, каким были древние греки и каким стали новогреки, субстанция почти одушевленная, более того — неумирающая, бессмертная. Этот образ, начиная с «кораблей чернобоких» Гомера проходит через всю античную и византийскую литературу и зачастую в «бурном море». Сущность человеческая есть странствие. Сеферис странствует, плывя по какому-то странному городу. И даже комната Саломеи у Фонаря Диогена — порт, где «мебель напоминает лодки, готовые отдать швартовые». Есть и другие корабли: разбитый автобус, «больной», как все Афины в целом, как Стратис, напоминающий «тот ужасный корабль, который повстречался Артуру Гордону Пиму».
«Мы — толпа на шхуне, которая странствует много лет со спущенными парусами. Нас мучит голод. Одни из нас утратили рассудок, другие убивают себя сами, некоторые возвращаются к состоянию моллюска. Время от времени кто-нибудь из нас взбирается на мачту, и нам кажется, будто он кричит оттуда о прекрасных берегах — о неведомых странах. Мы видим их. Тогда он спускается опять к нам и становится единственным, кто утверждает, что нет ничего, кроме скалы, мрамора, и соленой воды. Тогда мы в гневе бросаем его в море».
«Вот для чего рождается человек… Для кораблей, которые уходят под воду, для кораблей, которые сгорают…»
Но если корабль и Акрополь и мир человеческий, то Акрополь — тоже мир человеческий. У Сефериса это, действительно, так. Его люди — мраморные статуи и рельефы, оживающие или становящиеся грудой осколков. И сам Акрополь в целом может быть вместилищем времени, «которое, казалось, неподвижно взирало на него из крепости, смежив веки мраморов, словно из глубины некоего безмятежного моря», то «вдруг взрывается и обращает Акрополь в обломки». Люди могут быть и живой природой — растениями. Но не на Акрополе: «на Акрополе нет деревьев, нет плодов, — только мраморы и человеческие тела».
У корабля есть своя стихия. Это море. Это стихия Сефериса.[188] Его трагичность в том, что он оторван от моря. Когда он пребывает вдали от моря, он «болен Афинами». Окружающий его мир становится призрачным. Все представляется утонувшим, погруженным в глубину моря.
«…Все мы были затонувшим кораблем, жизнь которого под водой все еще оказывает влияние на поверхность моря над ним… Пережитое разумом и телом каждого из нас в течение дня должно подняться к поверхности пеной, словно пузыри воздуха от скафандра».
Все пребывает в сумраке, а лунный свет, придающий всему жизнь (потому что он — свет), только усиливает ощущение жизни нереальной (потому что он — лунный, а не солнечный).
«В полдень солнце точило свои зубы о раскаленные мраморы, которые искрились бесконечно малыми вспышками песка, не оставаясь на месте и не исчезая. В одном содрогании явилось внезапное волшебство, ослеплявшее меня в детском моем море, когда все — дома, лодки, берега и острова — казалось подвешенным на шелковой нити, готовой оборваться и во мгновение ока погрузить все в Эреб».
«Свет того, первого полдня поразил его разум и оставил его израненным в мягких ощущениях ночи».
Оставаться в ярких солнечных лучах было трудно: мир детского моря угас. Все вокруг казалось мраморными статуями, видимыми сквозь волны морские, призраками. Персонажи Сефериса — «персонажи» в собственном смысле слова: от латинского persona, производного от греческого pros-opon, буквально «пред-личие», т. е. «личина», «маска». Они носят имена, которые суть наименования: Саломея/Бильо, Мариго/Сфинга, Хлепурас (болезненная бледность Афин и Греции Сефериса), Сосунок, Лала (так назвала ее Саломея, и поэтому мы верим, что это — имя), инициалы имен тех, кто остался во Франции, контрастность их черт просматривается в зависимости от перемены света (солнце, луна, электричество) и тени, они — сигилларии.
Во время первого своего возвращения в Афины Сеферис пытался оживить эти призраки. Он, действительно, жил trattando l’ombre come cosa salda. Его поэзия, ero «идеологическая фантасмагория или фантасмагорическая идеология» была этим trattando.
«Для поэта весь вопрос заключается в том, чтобы использовать окружающие его призраки, как осязаемые тела».
Олег Цыбенко, Афины, 2001 г.О романе
Йоргос Сеферис (1900–1971) — великий греческий поэт, одна из наиболее значительных фигур в мировой литературе XX века, лауреат Нобелевской премии 1963 г.
«Шесть ночей на Акрополе» единственный роман Й. Сефериса, опубликованный после его смерти в 1974 году. Начало работы над романом относится к 1926–1928 годам, завершение к 1954 году.
Для самого Й. Сефериса «Шесть ночей на Акрополе» — это «болезнь Афин и болезнь Афинами», «идеологическая фантасмагории или фантасмагорическая идеология».
Это эротическая история, размышление над смыслом жизни и искусства, переживание судеб Греции, своего рода ключ к творчеству Й. Сефериса.
Примечания
1
Доменик Критский — Доменик Феотокопулос (Теотокопулос) (ок.1545–1617), известный преимущественно как испанский художник под именем Эль Греко, родился и начал свое творчество на Крите. По крайней мере, в его ранних работах выразительно прослеживаются традиции поздневизантийского искусства.
2
Синтагма (площадь Конституции) — главная площадь Афин.
3
Катинаки — уменьшительно-ласкательная форма имени Катерина.
4
Пактол — река в Лидии, известная в античности своими месторождениями золота.
5
Кидонии (другое название — Айвали) — город в Малой Азии, один из наиболее значительных греческих культурных центров до «малоазиатской катастрофы».
6
Во время действия романа автобусы в Афинах имели собственные названия.
7
Мастика — традиционное греческое (хиосское) сладкое угощение из смолы мастикового дерева.
8
Лонгоманос — вымышленный персонаж, представляющий собой пародию на выдающихся греческих писателей XX века Казандзакиса и А. Сикельяноса.
9
Ромеи — средневековое и более позднее народное название греков.
10
27 декабря 1922 года король Константин I был низложен и уехал в Палермо, где и умер 11 января 1923 года. Во время действия романа другой греческий король, Георгий II, также находился в изгнании (в Румынии).
11
Более традиционная передача в русском языке — Сфинкс, которая, однако, не отображает женского рода этого сказочного существа.
12
Ср., напр., изданный позднее автобиографический роман Казандзакиса (литературного антипода Й. Сефериса) «Отчет перед Эль Греко».
13
Картину «Вид Толедо» Феотокопулос снабдил поясняющей надписью, первая часть которой переведена Й. Сеферисом по-гречески («Водоем») следующим образом: «Я был вынужден изобразить больницу дона Хуана Таверы в виде макета, потому что иначе она не только закрывала бы врата Бисагра, но и ее купол оказался бы выше города. Таким образом, поскольку я изобразил ее в виде макета и перенес в другое место, то счел предпочтительнее показать ее фасад, а не другие стороны. Что же касается ее местонахождения в городе, то оно видно на карте» (Прим. Й. Саввидиса).
