Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

class="a">[4963]. Другими словами, некоторые судьи не были уполномочены председательствовать на судебных процессах такого типа или опять же администрация по-прежнему находилась под контролем младотурецких сетей. Действительно, заключил Верховный комиссар в августе 1919 г., что судебный процесс, проведенный «турецким» военным трибуналом, представлял собой не что иное, как «фарс и оскорбление нашему престижу»[4964]. Он зашел так далеко, что назвал судей, председательствовавших на судебном процессе, «некомпетентными» и «методы охраны преступников неадекватными»[4965]. Он также отметил, кроме того, что его французский коллега высказал мнение, что «судебный процесс и наказание этих преступников были делом турецких властей, осуществляемым под надзором и контролем союзных военных органов»[4966]. Таким образом, существует вероятность того, что британские планы привлечь младотурецких преступников к Высокому суду были сведены к нулю из-за отсутствия энтузиазма Франции в отношении этой идеи. Юристы из Министерства иностранных дел Великобритании также относились без энтузиазма к созданию британских военных трибуналов в зоне оккупации и уполномочивали проведение судебных процессов над подозреваемыми только в двух категориях: над теми, кто вмешивался в применение положений перемирия, и над теми, кто предположительно выказывал неповиновение британским офицерам. С другой стороны, юристы британской короны полагали, что эти военные трибуналы не могли судить лиц, обвиняемых в «грубом нарушении прав армян или других рас как в Турции, так и в Закавказье». Эти положения касались преступлений, совершенных после заключения перемирия[4967].

Возрастающая частота, с которой подозреваемые освобождались из тюрьмы (22 мая 1919 г. был освобожден сорок один обвиняемый), и побеги, совершаемые при соучастии властей, побудили британского Верховного комиссара среагировать. Он предложил своему правительству депортировать преступников, содержащихся в тюрьме военного трибунала, в «безопасное» место[4968]. 28 мая младотурецкие преступники были доставлены на борт военного корабля и отправлены на Мальту[4969]. Эта операция привела к арестам еще нескольких десятков младотурецких преступников, которые также были депортированы на британский остров. Кажется разумным предположить, что официальный Лондон предпринял это, чтобы показать, что больше не будет мириться с тем, что все более и более походило на «фарс», подрывающий его авторитет. Британцы вряд ли могли примириться с тем, что турецкие власти, с одной стороны, арестовывали военных преступников, и, с другой стороны, освобождали их из тюрьмы, не говоря уже о «побегах», которые, несомненно, были организованы сетями «Каракола».

Своим незамедлительным вмешательством британцы хотели гарантировать, что иттихадисты предстанут перед судом, когда наступит нужный момент. Объяснения турецкого министра юстиции в связи с изгнанием иттихадистов на Мальту, согласно которым «британцы забрали заключенных юнионистов только потому, что мы судили их слишком медленно»[4970], очевидно, не заслуживают доверия и не могут убедить слишком многих.

Более того, письмо, которое адмирал Калторп написал лорду Керзону 21 сентября 1919 г., показывает, что Верховный комиссар по-прежнему изучал дело «турок всех рангов, причастных к депортации и массовым убийствам христиан во время войны». Он напомнил своему начальству о «высокой важности получения инструкций касательно намерений правительства Его Величества и их союзников»[4971], как если бы судебные процессы над лидерами младотурок не имели места. Более того, британцы сотрудничали с греческими и армянскими комиссиями, чтобы накопить как можно больше компрометирующих документов в ожидании судебных процессов над младотурецкими преступниками в высшем суде или в каком-либо ином трибунале[4972]. В ходе дискуссии, которая состоялась в палате общин 4 марта 1920 г., был в очередной раз поднят вопрос о судебных процессах против турок, которые были депортированы на Мальту. Некоторые депутаты напомнили, что «большинство из интернированных лиц были причастны к массовым убийствам […]. Вопрос о судебном процессе над ними находится на рассмотрении»[4973]. В своей телеграмме в адрес лорда Керзона от 11 марта 1920 г. Верховный комиссар Джон де Робек «рекомендовал дальнейшее содержание под стражей [на Мальте] тех лиц, кто не мог быть привлечен к ответственности за участие в зверствах, но чье возвращение в Константинополь было бы нецелесообразно в некоторых случаях»[4974].

По истечении восемнадцати месяцев, в течение которых британцы предоставили турецким властям определенную свободу действий выступать с инициативами, положившись на их чувство ответственности, союзники пришли к выводу, что они не смогли бы навязать Турции ни малейшего мирного договора, если бы они оставили нетронутыми младотурецкие сети. Для борьбы с вездесущностью младотурок и прекращения их преступной деятельности в анатолийских провинциях британцам пришлось отрезать их от баз в столице, взяв ее под военный контроль. По сведениям Э. Цюрхера, британцам было давно известно, что военный министр сотрудничал с националистами. В январе 1920 г. британцы призвали к отставке министра Джемаль-паши и Джевад-пашу, начальника штаба. Телеграммы, которыми обменялись Военное министерство и провинциальные военачальники, иллюстрируют развитие сотрудничества с Анатолией и, в частности, с «Караколом», чьим связным в министерстве был не кто иной, как полковник Галаталы Шевкет. Более того, глава «Каракола» Кара Васиф непосредственно общался с Джемаль-пашой, когда тот был Военным министром[4975]. В этих условиях, франко-британская оккупация столицы 16 марта 1920 г. пятьюдесятью тысячами человек[4976] была практически неизбежна, как и арест британскими спецслужбами Гусейна Рауфа и Кары Васифа, двух главных лидеров иттихадистских сетей вместе с одиннадцатью другими партийными лидерами, включая Джемаль-пашу, бывшего военного министра, и Гасана Тахсина, бывшего вали Эрзурума[4977]. Джемаль-паша и Тахсин были отправлены на Мальту, куда за ними вскоре последовали Джелал Нури-бей, генерал Али Саид, Эбузия-заде Велид-бей и, самое главное, Сулейман Назиф-бей[4978].

Позднее, 16 мая 1922 г., «Дейли телеграф» опубликовала заявление Чемберлена перед палатой общин, в котором он прочитал две телеграммы от британского Верховного комиссара в Константинополе, датированные 10 мая 1922 г. Одна из них была написана после разговора с д-ром Уордом, членом Комитета помощи Ближнему Востоку, который только что прибыл из Харпута. В этой телеграмме Верховный комиссар сообщил, что «турки, похоже, действуют в соответствии с продуманным планом, чтобы избавиться от национальных меньшинств… Турецкий чиновник, возглавляющий отдел образования в Харпуте, сказал д-ру Уорду, чтобы проиллюстрировать некомпетентность турок, что они не довели до конца работу по проведению массовых убийств до конца 1915 г., но что на этот раз они доведут дело до совершенства»[4979].

В ходе дискуссии 9 апреля 1924 г. в палате общин о ратификации Договора Лозанны, Ллойд Джордж, несомненно, почувствовал необходимость оправдать политику своей страны в отношении Турции, а также тот факт, преуменьшенный успехом кемалистского движения, что она, наконец, была обезоружена. «Мы заключили, — сказал он, — серию договоров с Россией, Италией, Францией, а также с арабами. Во всех этих договорах предусмотрено, что нетурецкие районы Малой Азии и Европейской Турции будут отделены от