Тремориада (сборник) - Валерий Еремеев

И вот с неделю уж прошло. Саныч запутался в числах. Но где-то так. Выспавшись, собирался точно определить по ТВ-программе. И, как похмелье отпустит, идти к Саше. Предстояло затариться едой, кое-какую копейку за квартиру заплатить. А то приставы уже приходили, грозили имущество описать.

«Надо хоть пару тысяч на это потратить», – думал Саныч, ложась спать.

Он вроде даже спал уже, когда позвонили в дверь. Это был Паша. Ведьма-сестра дала ему немного его же, блин, денег. Он принёс 0,5 водки и полторашку пива. Закусь Паша не признавал. Известное ж дело – закуска градус крадёт.

Гость протрезвел, пока гулял, и пластинку свою не включал. Когда пиво допили, Паша вспомнил одну старую песню.

– Ваши поют, – сказал он. – Металюги. Про палачей. У меня сосед раньше, помнится, как врубит – весь дом на ушах.

– Момент! – Саныч сделал солидное лицо и, поднявшись из-за стола-табуретки, отрыл в закромах квартиры кассету. У него сохранилась кассетная аппаратура. Раритет. Саныч мотнул кассету. Послушал. Мотнул. И наконец включил, прибавив громкость, песню «Палачи» группы «Мастер».

Эта песня последнее, что удалось вспомнить Санычу. Когда Паша ушёл? Чёрт знает. Когда водку в стакан отлил? Без понятия.

Саныч наконец почувствовал себя бодрячком. Водка вернула организм к жизни. Он не чувствовал себя под хмельком. Выпив – почувствовал себя почти здоровым, трезвым человеком. И поспешил бриться-мыться. Но – не моча волос. Они б сохли дольше, чем действует водка.

Из ванны вышел на вид бодрячком. Но внутри уже заворочалось что-то. И Саныч успокоил это «что-то», допив водку. Затем отобрал в пепельнице самый смачный хабарик. Секунду поколебавшись, всё ж закурил. От курева с бодуна практически всегда становилось паршиво, будто и не похмелялся вовсе. Но не на этот раз. Поплыть голова поплыла, но мутить не стало.

Через весь город Саныч дотопал до Сашиного дома. Денег на телефоне не было. Позавчера он спьяну звонил в Москву, Лёлику. И о чём-то говорил, пока не закончились деньги, с приятелем, которого внешне помнил уже смутно. Теперь пришлось тащиться наобум. Как назло светило солнце. Градус из крови быстро выходил через пот. Он выступил на лбу, спине, подмышками… Да везде! И тут ещё Саши дома не оказалось. Саныч впервые увидел барышню, с которой тот жил уж год. Смешная, курносая девчонка пролепетала, что Саша в гараже. Саныч поволокся в гараж, надеясь, что приятель действительно там. Он шёл и ругал себя за то, что не догадался попросить барышню позвонить ненаглядному. Теперь же оставалось только надеяться. Силы покидали Саныча. Он шёл, стирая ладонью пот со лба, представляя, как купит холодного пива. О, нет! Он спешить не будет. Он найдёт непременно холодное. Запотевшая бутылка. Пробка отлетает. «Т-с-с-с». Шипит пена. Он подносит горлышко к губам и, о небо! Божественный напиток попадает в пересохший рот. Протекая, покалывает глотку и смывает внутри всю похмельную дрянь. Организм тут же расцветает. Словно поникший от засухи цветок вдруг подымается, политый, распуская лепестки. Жгучее солнце, перестав палить, осветит мир, наполненный яркими красками. Запоют птицы, исчезнут злые, недоброжелательные прохожие. Их сменят приветливые лица горожан.

Саныч шёл не просто за деньгами, он шёл за чудом. И сердце, томясь, трепетало. Если пойдёт что-то не так, он просто умрёт от крушения мечты.

Впереди возникла девушка в короткой юбчонке с фигурой манекенщицы. Навстречу никто не шёл, так что ничто не мешало Санычу рассматривать её ноги сзади. Саныч даже поймал себя на том, что немного склонил голову, чтоб понизить угол зрения. В этот самый момент в рот ему залетела мошка.

– Тфу! Тфу! – стал отплёвываться Саныч. Точнее, как бы отплёвываться – слюней-то не было. Рот совершенно пересох. Ощущение мерзкой мошки, буквально – маленькой мухи во рту было столь гадостным, что Саныч испугался – его стошнит. А мошка пристала к губе, словно на клею.

– Тфу! Тфу! – Теперь паразитка приклеилась к языку.

– Тфу! Тфу! – Всё же удалось сплюнуть мошку. Он и злился, и стыдился, и где-то даже посмеивался над собой.

Саша оказался-таки в гараже. Как раз собирался уходить. Они дошли до банкомата и приятель с едва уловимой досадой вернул пять тысяч.

«Всё! – подумал Саныч. – Пивка. Затем тарюсь едой. И никакого Паши и тому подобного».

Саныч откинулся на спинку дивана. Перед ним стояла табуретка. На ней – тарелка с порубленной колбасой и 0,5 водки. Тихо работал телевизор. Из открытой форточки доносилось пение птиц.

«Вот так-то, – думал он. – Главное – правильно похмелиться. Буду не спеша цедить водочку. Уже вечер. Пару часиков посижу, и спать. А остатки завтра допью. Вечером. Днём же схожу, тысячи полторы за квартиру и за свет заплачу. И еды кое-какой куплю. Хотя, утром, конечно, надо будет всё ж пару стопок выпить. Плеснуть бензинчика в бак. А то ж заколдыбасит некстати у кассы. Неудобно, приличный человек, за квартиру пришёл платить, а руки трясутся, что и мелочь не взять. Всё, теперь уж точно затрясутся, потому что только и буду думать, как бы не колдыбаснуло! Значит, утром две стопки, и в путь».

Как только план на завтра утвердился в голове, в дверь позвонили. Чертыхнувшись, Саныч поставил стопку в тарелку с колбасой и, подхватив бутылку, понёс это добро на кухню, где спрятал в тумбу стола у мойки.

«Достали халявщики! С таким нюхом – на таможне служить, – думал Саныч, идя открывать дверь. – Это ж в момент всё выпьется, и остальные бабки пропьются».

На пороге стоял свойский парень Перегар. Он и пил по жизни за счёт того, что со всеми общий язык находил. Денег-то никогда не имел.

– Старина! – обрадовался Перегар. – Ты дома! Сто лет тебя не видел.

Саныч покосился на прижимаемый к груди, набитый бутылками и ещё чем-то пакет в руках Перегара. М-да, прямо на его пороге произошло чудо!

– Что привело тебя ко мне? – спросил Саныч. – Добры ль намеренья твои?

– Пришёл я с миром, светлый князь. Из странствий долгих, чужедальних. И в знак почтенья моего, прими гостинцев иноземных.

Шельмец подхватывал любую тему, когда пахло водкой. Если б наливал китайский агроном, Перегар сказал бы ему: «А вы не находите, что Нун-шу хоть и выделяется своим объёмом, но на самом деле не многим-то и больше сельскохозяйственного справочника Цзя Сыя?»

Перегар отходил от запоев, читая книги, журналы, листая энциклопедию и школьные учебники брата, будучи уверен, что работа мысли убережёт от белой горячки. Одному Богу известно, сколько литературы перечитал на отходняках человек с кличкой Перегар. Но факт остаётся фактом – «белочки» у него не случалось.

Сегодня действительно произошло невероятное! Перегар пришёл со своей выпивкой. Больше того – и с закуской. Из большущего пакета кустом торчал ананас. Определённо – чудо. И это – когда ты уж взрослый мужчина! Изрядно помятый бытием. Когда понятие «чудо» засохшей мандариновой корочкой, казалось, навсегда погребено под хламом повседневного барахла, накопившегося за долгие годы столь реальной жизни.

– Заходи, – сказал Саныч. Они прошли в комнату, к табуретке. Перегар, поставив пакет на пол, произнёс:

– У каждого своя табуретка.

– Святая истина! – кивнул Саныч. – А что за гостинцы-то?

– Сейчас выясним. Видел бутылку коньяка, точно. И ещё есть какие-то пузыри.

– Ты спёр это что ли?

– Не, нашёл. На остановке. Подхожу, а там пакет. Ну, думаю, слава Богу, что в добрые руки нашёлся. Взял, и ноги сами к тебе понесли.

– Может в бюро находок снести? – предложил Саныч, направляясь на кухню за стаканами.

– Мультиков насмотрелся? – гыгыкнул Перегар, выкладывая на табуретку содержимое пакета. – Там, конечно, обрадуются. В «бюро» который день шампанское пьют. Без ананасов.

– Тогда… – Саныч поставил стопки на табуретку и понёс на кухню ананас – резать. – Дать объявление о находке в газету.

– Находке? Что ты можешь объявить в этом городе?

– О пакете.

– Объявление типа: найден пузырь коньяку (бац! стук донышка бутылки о табуретку). Литруха Абсолюта! – вдруг воскликнул Перегар. – Банка икры чёрной (бац! о табуретку). Банка красной (бац!). Огурчики солёные (бац!). Полторашка пива! Да на такое объявление весь город слетится.

В пакете оказалось ещё пять помятых бананов, палка сервелата, четыре пачки сигарет, пакет фисташек, несколько свежих огурцов-помидоров и батон хлеба.

Глядя на такое изобилие, Саныч поскрёб в затылке и, притащив ещё табуретку, поставил её возле первой, ради такого случая удлинив стол.

Выпили по стопке водки. Закусили. Через минуту налили в те же стопки коньяку. Пригубили. Переглянулись. Пожали плечами и, отставив коньяк, закурили.

– А ты, всё ж, считай, украл этот пакет, – сказал Саныч. – Не совестно, паразит? Человек, может, на следующей остановке выскочил из автобуса, кинулся обратно, но пакета уж нет.

– Тот человек в дугу пьян был. Кто ж трезвым такой пакет забудет?