Жнецы - Джон Коннолли

Бентон позвонил из будки на Рузвельт-авеню.

– Сделано, – доложил он.

Запястье и плечо немилосердно саднили (последнее как пить дать вновь начало кровоточить: чувствовались тепло и сырость). Если по уму, то, учитывая полученные в мастерской раны, не надо было брать на себя стрельбу по старику, но уж больно душа горела и хотелось поквитаться за тогдашнюю неудачу.

– Молодец, – сдержанно похвалил Майкл Лихаген. – Можешь теперь ехать домой.

Повесив трубку, он через зал прошел в спальню, где сейчас беззвучно спал отец. Постояв там минуту-другую, будить его сын не стал. Весть можно сообщить и тогда, когда отец проснется.

Майкл понятия не имел, что это на самом деле за старик. Баллантайн поведал о нем лишь в самых общих чертах. Достаточно того, что он вроде как имел отношение к убийству брата, а также знался с Луисом, который непосредственно лишил брата жизни. Это нападение – очередной стимул для Луиса зашевелиться, нанести удар, подставиться. Майкл наконец-то начинал понимать логику отца: кровь взывала о крови, и ее следует пролить там, где в тяжелом недреманном сне лежит в могиле не до конца отомщенный брат. Слушая отцовские разглагольствования, Майкл считал, что потенциальная угроза от Луиса и его партнера, если они все же зашевелятся, изрядно преувеличена, так что нет необходимости привлекать к делу еще и третью сторону – того охотника по имени Блисс, – но отца было не разубедить, и спор у них закончился, едва начавшись. Ладно, что толку упорствовать. К тому же деньги, да и в конечном итоге сама месть все равно отцовы. Майкл молчаливо смирился с навязчивыми желаниями своего старика, поскольку безмерно его любил. А когда тот умрет, все, что ему принадлежит, перейдет к сыну.

Так что Майкл Лихаген хотя и был пока лишь наследным принцем в ожидании престола, но своему старому деспоту хранил верность.

Глава 11

Хойла о своем прибытии напарники заранее не известили. Просто появились под вечер в вестибюле и сказали одному из дежурных проинформировать Симеона, что к мистеру Хойлу пришли визитеры. Охранника эта просьба, судя по всему, удивила не особо. Ангел рассудил так: учитывая, что Хойл живет в своей высотке безвылазно и отношения с внешним миром строит по собственному распорядку, секьюрити привыкли к потоку посетителей во внеурочные часы.

– Как вас представить? – спросил охранник.

Луис не ответил, а лишь встал под объектив ближайшей камеры, чтобы его было четко видно.

– Он, наверное, сам узнает, кто это, – сказал Ангел.

Звонок был сделан. Прошло три минуты, по ходу которых через вестибюль продефилировала привлекательная женщина в тесной черной юбке и белой блузке. Подошла и оценивающе, близко оглядела Луиса. Под ее взглядом Луис чуть заметно сменил позу, однако от Ангела это, само собой, не укрылось.

– Я видел: ты прихорашивался, – с тихой сварливостью углом рта заметил он.

– Да ну, больно надо.

– Нет, ты это делал. Вон и встал прямее. Ведешь себя как жиголо. Ты что, уже и не гей?

Неподалеку открылись двери в приватный лифт, и охранник жестом пригласил войти. Ангел с Луисом направились к кабине.

– Мужчине нравится, когда его оценивают по достоинству, – пожал на ходу плечами Луис.

– Вот-вот, мужчине. Мне кажется, ты уже начал сомневаться в своей ориентации.

– У меня глаз на красоту, – держал оборону Луис. – У нее, видимо, тоже.

– Кто б сомневался. – Ангел хмыкнул. – Но она никогда не полюбит тебя так, как ты.

– Любовь – бремя, – буркнул Луис в момент закрывания дверей.

– Кто б говорил. И кому.

В фойе на входе в пентхаус напарников встречал один лишь Симеон, в черных брюках и черной рубашке с длинным рукавом. На сей раз пистолет при нем был виден невооруженным взглядом: «Смит-Вессон‑5906» в стильной кожаной кобуре.

– Ого, – выказал интерес Луис. – Заказной?

– Из Мэриленда, – ответил Симеон. – Рожки малость подпилены.

Гладким и быстрым движением он выхватил оружие и уставил его так, что стали видны места, где были зашлифованы острые грани: на переднем и заднем прицелах, кромках магазина, выступе спусковой скобы и ударнике. Демонстрация имела вид откровенного и, признаться, слегка неожиданного бахвальства, которое с таким человеком как-то не вязалось. Также это было своего рода предостережение: гости прибыли вне графика, да к тому же в поздний час. Симеон, понятное дело, относился к таким визитам настороженно.

Оружие он сунул обратно в кобуру, а затем жестом чуть ли не свойским предложил войти. Луис с Ангелом вновь очутились в комнате с видом на бассейн. На этот раз зыбкий узор бликов на стене был каким-то рваным и суматошным, а по доносящимся всплескам можно было сделать вывод, что там кто-то купается. Подойдя к стеклянной стене, Ангел увидел, как воду разрезает баттерфляем Хойл.

– Он, наверное, любитель поплавать? – спросил Ангел у Симеона.

– По утрам и вечерам, – ответил тот.

– А еще в бассейн он кого-нибудь пускает?

– Нет.

– Видно, не любитель делиться.

– Он делится информацией, – сказал Симеон. – В частности, с вами.

– А, ну да. Просто кладезь знания.

Ангел повернулся и присоединился к Луису у того же самого столика, за которым они с Хойлом на этой неделе уже сидели. Симеон встал неподалеку, чтобы напарники открыто видели его, а он открыто видел их.

– Как вы оказались в прислуге у этого парня? – спросил после затяжной паузы Луис. В этот момент плеск в бассейне стих. – Не может быть, чтобы вы здесь на полную реализовали свой талант: сидите сиднем с этим добровольным затворником.

– Он хорошо платит.

– И это все?

– Вы сами служите?

– Нет.

– Тогда вам не понять. Хорошая плата покрывает многие грехи.

– Ему что, приходится покрывать много грехов?

– Кто его знает. Может, и да. По большому счету все мы грешники.

– Пожалуй. И все-таки: вы же морпех, и вы тут заржавеете, с грехами или без.

– Я упражняюсь.

– Это не одно и то же.

Было видно, как Симеон чуток покривился.

– Вы намекаете, что мои навыки скоро могут мне понадобиться?

– Нет. Просто говорю: легко эти вещи воспринимать как должное. Но если не держать боевой формы, то когда вдруг хватишься, их может там не оказаться.

– Этого знать не дано, пока не грянет срок.

– Что верно, то верно, – с ленцой произнес Луис.

Ангел смежил веки и вздохнул. Тестостерона в комнате витало столько, что даже на парике все волосья встанут дыбом. Еще один шажок, и начнется армрестлинг. В эту секунду вошел Хойл, в белом халате и шлепанцах. На ходу он сушил полотенцем волосы, не разлучаясь при этом со своими всенепременными белыми перчатками.

– Рад-рад, что вы вернулись, – нараспев приветствовал он. – Лучше бы, конечно, при более радужных обстоятельствах. Как там ваш… – Судя по всему, Николас подыскивал слово, которое бы точней описало Гэбриела, но, не найдя, докончил: – Друг?

– Пристрелен, – односложно ответил Луис.

– Это я уже понял, – кивнул Хойл. – Тем не менее признателен за констатацию факта.

Он сел напротив гостей, а скомканное влажное полотенце сунул Симеону. Тот как мог себя сдержал: еще бы, так быть приниженным, до уровня мальчика-подтиральщика, тем более перед Луисом.

– Я полагаю, причина вашего возврата – нападение на Гэбриела. Лихаген вас дразнит, а также пытается наказать еще одного из тех, кого считает повинным в смерти своего сына.

– Вы как-то очень уж уверены, что его увалил именно Лихаген, – заметил Луис.

– Ну а кому еще? Больше ни у кого не хватит ни дерзости, ни глупости напасть на человека уровня Гэбриела. В его связях я уверен досконально. Двинуться на него – верх безрассудства, если только тому пропащему человеку нечего терять.

Луис был вынужден согласиться. В кругах, где вращался Гэбриел, бытовало негласное правило: поставщик рабсилы не в ответе за свершившееся, когда сила уже применена. Но помнилось и описание Гэбриелом Лихагена: уже не жилец, полутруп, одержимый жаждой отомстить прежде, чем жизнь уйдет из него окончательно.

– Итак, – подвел черту Хойл. – Давайте начистоту. Вы, вероятно, опасаетесь, нет ли в этих апартаментах прослушки и не окажутся ли ваши слова частично или полностью переданы в соответствующие органы. Заявляю вам со всей ответственностью: «жучков» здесь нет, все чисто, а сам я нисколько не заинтересован привлекать ко всему этому делу закон. Я хочу, чтобы вы убили Артура Лихагена. Для того чтобы это произошло, я берусь предоставлять вам всю имеющуюся у меня информацию, а ваша работа будет достойно оплачена.