Жнецы - Джон Коннолли

Хойл степенно кивнул Симеону. На свет появилась папка, которую Николас, взяв и побаюкав в руках, бережно опустил перед гостями на стол.

– Вот. Здесь все, что у меня есть на Лихагена, – сказал он. – Во всяком случае все то, что, по моему мнению, может оказаться для вас полезным.

Луис раскрыл папку. Листая ее содержимое, он убеждался, что часть материала фактически совпадает с его собственными сведениями, но многое здесь было и откровенно новым. Стопки убористо напечатанных страниц о семейной истории Лихагенов, их бизнес-интересах и предприятиях, из которых некоторые, судя по копиям полицейских протоколов и бумаг с грифом прокуратуры, явно криминального характера. Дальше шли фотографии внушительного особняка, спутниковые фотоснимки лесов и дорог, местные карты. А довершало все это фото тучного, стремительно лысеющего мужчины с рыхлым свиным подбородком и дряблыми брыльями, ниспадающими на пухлую грудь. Мужчина был в черном костюме с рубашкой без воротника. Остатки волос топорщились неопрятной паклей. Острыми буравчиками смотрелись на мясистом лице темные поросячьи глаза.

– Это сам Лихаген, – уточнил Хойл. – Фото пятилетней давности. Подозреваю, что рак с тех пор сильно изменил его внешность.

Николас потянулся к одному из спутниковых снимков и указал на белый кирпич по центру:

– Это их главный особняк. Здесь живет Лихаген со своим сыном. У него есть нянька, живет тут же в смежной пристройке, у нее квартирка. В полукилометре к западу, может чуть дальше, – Хойл ухватил еще один снимок и поместил рядом с первым, – у них загоны для скота. Лихаген одно время держал стадо эрширских коров.

– Но эта земля не годится под выпас, – заметил Луис.

– Лихагену это было неважно. Ему нравилась сама идея ощущать себя скотоводом. Заводчиком. Для этого он вырубил под пастбище ближний лесок, а также использовал земли, где деревья повалило бурей. Видимо, он млел, мня себя эдаким сельским джентльменом. Благородным фермером.

– А где скот теперь? – поинтересовался Ангел.

– С месяц назад послан на бойню. Коровы-то его: не мог же он допустить, чтобы они пережили своего хозяина.

– А это что? – Луис указал на серию фотографий какого-то небольшого промышленного предприятия, с подобием городка неподалеку.

На ряде снимков снизу виднелась тонкая прямая линия: узкоколейка.

– Это Уинслоу, – пояснил Хойл, раскладывая перед Луисом и Ангелом две стандартных карты местности. – Приглядитесь внимательней. Видите между ними различие?

На одной из карт Уинслоу был четко обозначен, на другой этого городка не было вообще. Ангел поделился замеченным.

– Все верно, – подтвердил Хойл. – Первая карта еще из семидесятых. Второй всего один-два года. Уинслоу больше не существует. Там никто не живет. А раньше возле городка была шахта по добыче талька – ее и можно видеть на некоторых фотоснимках, справа. Шахта принадлежала семейству Лихагенов, но в восьмидесятых была закрыта из-за нерентабельности. Люди начали уезжать, и тогда Лихаген взялся скупать освободившиеся участки. Тех, кто не хотел съезжать, принуждали. Нет-нет, он им платил – пусть и сущие гроши, но внешне все выглядело пристойно. Ну а тем, кто упрямился, давал понять, что будет, если они сдуру останутся. Теперь там к северо-востоку от особняка Лихагена сплошь частные владения. Вам, кстати, что-нибудь известно о добывании талька?

– Нет, – качнул головой Луис.

– Скверное это дело. Рабочие здесь в шахтах не были защищены от пыли тремолитового асбеста. Для многих добывающих компаний не секрет, что тальк содержит в себе примеси асбеста. Знали это и Лихагены, но предпочли не информировать своих работников ни о наличии асбеста в своих шахтах, ни о связанных с ним болезнях. А их целый букет: рубцевание легких, силикоз, случаи мезотелиомы – разновидность рака, вызываемая как раз асбестом. Даже у тех здесь, кто не был связан с добычей напрямую, стали появляться проблемы с легкими. Лихагены отпирались тем, что отрицали наличие в промышленном тальке асбеста, который таит в себе угрозу рака. Иными словами, лгали. А ведь их продукция шла на изготовление в том числе детских карандашей и цветных мелков. А вы догадываетесь, что ребятня делает со своими карандашами и мелками? Совершенно верно, сует их в рот.

– При всем уважении к вам, – вмешался Луис, – какое это имеет отношение к нашему вопросу?

– Это к вопросу о том, как Лихаген сподобился опустошить Уинслоу. Тамошним жителям, которые считай что поголовно были подвязаны к работе на шахтах, он предлагал решить проблему деньгами. Эти взаимозачеты надежно страховали Лихагена и его потомков от любых будущих разбирательств. Он фактически пригвождал людей к стенке. Получаемые ими суммы были смехотворны – в любом случае гораздо меньше тех, которые они могли бы вытребовать через суд. Впрочем, это происходило еще в восьмидесятых. Думаю, люди тогда даже и не знали, отчего их одолевают хвори, а многие из них умерли еще до того, как через десяток с лишним лет в суд стали поступать первые исковые заявления. Вот такой он делец, этот Лихаген. Если вдуматься, то есть некая ирония в том, что его нынешние метастазы, вероятно, берут начало в тех самых шахтах, которые его обогатили. Они же свели в могилу и его жену, – при слове «жена» Хойл чуть заметно поморщился, – а теперь вот добивают его.

Хойл отыскал еще одну карту, на этот раз с фарватером какой-то реки.

– Опустошив город, Лихаген по каким-то надуманным основаниям, якобы из соображений экологии, добился разрешения перенаправить русло местной речки Рубо. Этот маневр позволил ему фактически превратить ее в ров, отрезающий его владения. Через Рубо на его земли ведут лишь две дороги. За особняком Лихагена находится еще и озеро Павшего Лося, так что тыл у него тоже огражден водой. Дно озера он усеял валунами и проволокой, чтобы с того направления к его дому никто не мог подобраться, и теперь единственный доступ – это по двум мостам через речушку.

Николас указал мосты на карте, а траекторию расходящихся от них дорог обозначил пальцем. Получалась как бы опрокинутая воронка, рассеченная в четырех точках двумя внутренними дорогами, идущими через владения параллельно восточному берегу озера.

– За ними ведется наблюдение? – спросил Ангел.

– Не постоянно, но рядом там стоят дома. Некоторые из них Лихаген сдает семьям, что раньше присматривали за его скотом, или тем, кто работает на его землях. Еще пара принадлежит старожилам, с которыми он сторговался: они не лезут в его дела, а он не гонит их с насиженных мест – за бонус, само собой. Они в основном на северной дороге. Южная поспокойнее. На машине в принципе можно по любой из них подъехать довольно близко к его гнезду – по южной, опять-таки, надежней, – но если сработает сигнализация, то оба моста закрываются прежде, чем любой нарушитель сумеет ускользнуть.

– Сколько у Лихагена людей?

– Вблизи него примерно с дюжину. На территории они поддерживают меж собой связь по рации. Частотный диапазон хороший, надежный. Кое-кто из них успел посидеть, а остальные так, просто местная братва.

– Вы так думаете? – спросил Ангел.

– Лихаген – затворник, как и я. Таким его сделала болезнь. Из того немногого, что мне известно о его нынешнем положении, богатство обошлось ему большой ценой. – Хойл отыскал еще одно фото. – А вот это его сын и наследник Майкл.

Наследнику уже перевалило за сорок. В глазах определенно что-то от Лихагена-старшего, хотя весил он существенно меньше. На нем были джинсы и клетчатая рубашка, а в руках красовалась охотничья винтовка. В ногах у Майкла примостился здоровенный кобель; лежащая на бревне морда смотрела в камеру. Луису вспомнился убитый им в Сан-Антонио брат Майкла, Джонни Ли. У него сходства с отцом было заметно больше.

– Этот снимок совсем свежий, – прокомментировал Хойл. – Майкл присматривает за всеми бизнес-делами своего отца, законными и не очень. Он – связующее звено между семьей и внешним миром. По сравнению с отцом сын, можно сказать, бонвиван, хотя, по обычным меркам, тоже почти такой же затворник. Из семейных владений вылезает пару раз в год. Визитеры обычно приезжают к нему сами.

– Включая вашу дочь, – со значением заметил Луис.

– Да. – По лицу Николаса пробежала тень. – Убить Майкла тоже бы неплохо. За него я заплачу дополнительно.

Луис распрямил спину. Рядом с ним притих Ангел.

– Я никогда не создавал видимости, что все это будет легко, – посмотрел Хойл. – Если бы этот вопрос я мог решить, не выходя за пределы своего круга, я бы это сделал. Но мне показалось, что у нас теперь общий интерес поставить на Лихагене крест и что вы сумеете преуспеть там, где другие потерпели неудачу.