Бессмертный избранный (СИ) - Андреевич София

Еще один свист — и в спину мне одна за другой вонзаются три боевых иглы. Отряд воинов с лицами мертвеца начинает расплываться у меня перед глазами. Я хватаюсь немеющими пальцами за шею лошади и сжимаю пятками ее бока, намереваясь последовать за Чормалой, но лошадь только вскидывает голову и пляшет на месте, очевидно, сбитая с току тем, что видит впереди.

— Беги-и-и, фиорна-а-а! — слышу я издалека крик мигриса, но убежать уже не могу.

Что-то обвивается вокруг моей шеи, и потом резким рывком, чуть не оторвавшим голову, меня стягивают с беспокойно ржущей лошади на землю.

15. ПРАВИТЕЛЬНИЦА

Мастер очень стар, возможно, сотня Цветений или даже больше. Халумни — один из мудрецов, уже познавших время своей смерти. Худощавое тело чуть покачивается под дуновением прохладного ветра, но глаза смотрят остро, ясно.

Маг-халумни — редкое явление в Асморанте с недавних пор. Именно они были самыми упертыми в те дни шесть Цветений назад. Именно их Мланкин сжигал десятками в день, не принимая просьб о помиловании и не давая времени на раскаяние, как он стал делать потом.

Глаза старика смотрят на меня в упор. Но не его взгляд заставляет меня переминаться с ноги на ногу, как маленькую провинившуюся девочку. Моя магия чувствует его магию. Ощущает родство, которое дают схожие силы — вода или ветер, что ему подчиняется? Его магия сильна, намного, намного сильнее моей.

— Я привел тебе ту, которую ты ждал.

Бородач снова повторяет эти слова, но старик словно не слышит. Он смотрит на меня, не отрывая взгляда. Разглядывает своими водянистыми глазами, ощупывает, узнает меня. Мне становится не по себе от его внимательного разглядывания, но я стараюсь не подать виду. То, что я чувствую — не страх. Но сила, которая кружит вокруг меня, принюхиваясь и прислушиваясь ко мне.

— Кто это? — Наконец я слышу голос старика. Он слабый и тонкий, чуть громче журчания ручья неподалеку от нас.

— Ее имя Инетис, — говорит бородач.

Маг поджимает губы, не отводя взгляда.

— Я знаю ее имя. Думаешь, я мог не узнать правительницу? — спрашивает он. — Я спрашиваю про то, кто она.

Я открываю рот, чтобы высказаться самой, но бородач успевает первым.

— Она — та, про которую сказано, Мастер. Она умерла, но жива, она была возвышена и пала. В ней сплетены сила и слабость, вода и ветер. Она — та, кто нужен нам.

Я не понимаю его слов, но слишком заворожена магией старика, Мастера, чтобы вдуматься. Она клубится вокруг него, как дым вокруг очага, полного мокрой травы. Она пытается коснуться меня, пытается в меня заглянуть. Я чувствую в маге силу ветра и воды. Родство такое сильное, что моя магия тоже откликается на присутствие другой и тоже пытается ощупать и обнюхать прикасающуюся к ней силу.

Старик подходит еще ближе. Он почти одного роста со мной, и взгляд его направлен мне прямо в глаза. Он не пытается проникнуть в мои мысли, не пытается зачаровать меня. Он просто смотрит, разглядывает мое лицо, словно пытаясь найти на нём что-то, что подскажет ему ответ на вопрос, повисший между нами.

— Ты маг воды и ветра. — Я не спрашиваю, я говорю это.

Он отступает, словно удивившись звуку моего голоса.

— Мы с тобой ближе, чем ты думаешь. Моя магия беснуется, чуя твою. Нам лучше зайти в дом. Не стоит раньше времени пробовать родство на прочность.

Старик разворачивается, едва не хлестнув меня косами, и направляется в дом. Мы следуем за ним. Бородач предупреждает меня, чтобы я наклонила голову — притолока на входе низкая, и я едва успеваю последовать его совету. Мы входим в жилище. Оно совсем небольшое, такое же, каким кажется снаружи. Я вижу чисто выскобленный деревянный стол, на котором стоят две плошки и плоское блюдо со стопкой лепешек. Одна из плошек дымится горячей похлебкой, во второй лежат какие-то травы. Старик усаживается за стол, берет ложку и принимается за трапезу, как ни в чем не бывало.

— Похлебка в котелке, — говорит он нам, откусив кусок от лепешки. — Давайте же. Ешьте.

Я не знаю, стоит ли принимать такое приглашение. Бородач кивает мне.

— Садись, Инетис. Я подам тебе еду. Тебе надо набираться сил.

Я усаживаюсь за стол, внимательно глядя на старика. Бородач подходит к очагу и наливает мне похлебку — я слышу, как звонко черпак стучит о железный бок котелка. Старик тем временем высыпает травы на стол и подает опустевшую плошку бородачу.

— Наливай сюда. И закрывай котелок, остынет. До ночи пламя я разжигать не стану.

Я берусь за ложку и начинаю есть. Похлебка вовсе не такая вкусная, какой кажется. В ней не хватает соли и слишком много лука. Старик, видимо, замечает на моем лице удивление, качает головой.

— Что, не по нраву? Ждала асморских яств?

Я вспыхиваю.

— Вовсе и не ждала. Но тут не хватает соли. У тебя есть соль?

— На полке над очагом, правительница, — отвечает Мастер.

Я поднимаюсь и подхожу к погашенному очагу. От него еще идет тепло, видимо, пламя потушили совсем недавно. Над очагом в стене выбито углубление, в нем ровным рядом стоят крошечные глиняные кувшинчики. Работа аккуратная, видно, что делал мастер. Но явно не тот, что сидит за столом и язвит гостям.

— Где?

— Второй справа.

Я беру кувшинчик и возвращаюсь к столу. Внутри соль, но совсем не та, что я привыкла видеть в трапезной своего дома в Тмиру или в Асморе. Крупные коричневые кусочки напоминают непросеянный песок.

— Немногие в Шиниросе спешат нарушить запрет, — говорит старик, когда я высыпаю немного соли в ладонь и разглядываю ее. — Нам приходится самим шить одежду, добывать еду и выпаривать соль. Не волнуйся, Инетис, она чистая. И по вкусу такая же, как та, что подают у тебя в доме.

Я высыпаю щепотку в похлебку, и вкус становится не намного, но лучше. Трапезничаем молча, и я оглядываюсь вокруг, замечая то, на что не обратила внимания раньше. Повсюду в убранстве дома видна хозяйская рука. Начиная с кувшинчиков над очагом, заканчивая плетенным из дудуков ковриком на пороге в жилую часть дома. Котелок блестит начищенным боком, шкура на окне чистая, на полу нет крошек и грязи.

— Ты сказал «Шинирос».

Старик поднимает на меня взгляд.

— Да, я так и сказал.

— Почему Шинирос? — поворачиваюсь я к бородачу.

— Мы уже не в Асморе. — Он пожимает плечами. — Инетис, это ведь вековечный лес. Если знать тропы, можно за день добраться от Шинироса до Шембучени.

Я нетерпеливо прерываю его:

— Я все это знаю. Я спросила, почему. Почему ты привел меня в Шинирос и привел именно сюда? Ты сказал, этот человек — твой друг, но разговариваете вы с ним не как друзья. Ты сказал, он даст мне приют.

— Я не прогоню тебя, Инетис, — кивает старик. — Ты останешься здесь, если захочешь.

— Зачем? — быстро спрашиваю я.

— Я не буду тебе лгать, и потому прошу тебя подождать еще несколько дней. Моя ученица пропала, мне нужно найти ее, пока не случилась беда. А потом я все тебе расскажу.

— Куда ты отправил ее? — спрашивает бородач. — Ты отправил ее за дивнотравьем? Она ушла за травой и не вернулась?

Старик останавливает поток вопросов взмахом сухой руки.

— Да, все именно так. Еще в двоелуние ушла, и, думаю, что уже не вернется. В Шине ничего не слышно про нее?

Бородач качает головой.

— Я был в Асморе, Мастер. Ты знаешь это. Теперь, когда Инетис здесь, я должен передать весть ее брату. Ты ничего не слышал о нем?

Кажется, от магов ничего не утаить. Мастер не кажется удивленным словами о Цили, а меж тем даже в Тмиру все верят, что он мертв. Последний подарок Сесамрин или ловкость рук самого Цили? Я не знаю. Но Мланкин не объявлял на Цили охоту, хотя мою мать искали и в Асморе, и в Тмиру. Пять Цветений ей удавалось скрываться от глаз воинов с друсами, прежде чем ее поймали и убили. Не знаю, как — Цили рассказал мне только о ее смерти. Быть может, когда мы встретимся с ним…

Но я не уверена, что хочу расспрашивать про подробности.

— Он был в Асме, — говорю я, когда Мастер качает головой. — Он был там в ту ночь, когда я едва не умерла.