Нэцке из Сан-Франциско - Владимир Торчилин

Впрочем, даже после такого разъединения сторон не все их устраивало. Стол, конечно, столом и обеды обедами, но ведь не только же за столом пребывание в этой старческой группе себя оказывает и настроение портит. Много и всего другого. В первую очередь то, что на экскурсии-то по-прежнему ездили и ходили всем коллективом, — а какую кашу с пенсионерами сваришь? Когда есть возможность пешком по горам пройтись, они автобус требуют, а что из автобуса, да еще какого-то местного, задрипанного, увидишь? И всего, что хочется, посмотреть тоже не удается — написано у них в программе, что положено им в течение дня, скажем, четыре объекта посмотреть, так им эти четыре объекта и подай, а на деле что получается? Старики эти сразу говорят, что им тяжело столько ходить, да еще по солнцу, а гид только доволен — сразу хлопоты и разговоры вдвое уменьшились, чего он будет двух случайно попавших в группу людей помоложе слушать? Вот они и еще в двух местах не побывали — и пожаловаться некому! Даже к знаменитому Храму Луны не поднялись — лестница, видишь ли, для их группы слишком длинная и крутая!

И хотя стариков тоже можно было понять, поскольку близость экватора давала себя знать и днем в Мачу-Пикчу было действительно жарко, а спрятаться от солнца почти некуда, и от верхних террас до нижних примерно двести метров высоты, и ходить вверх и вниз по крутым, узким лестницам непросто, да еще и можно — только по определенным маршрутам, так что иногда, хоть и видишь неподалеку кусочек спасительной тени, а чуть к ней кинешься — тут же такую попытку пресекает один из многочисленных служителей, возвращая на разрешенный маршрут... Все так, но ведь не их же вина, что они-то и жары не боятся, и по лестницам взбираться им не в тягость, и пропустить ничего не хочется! И если бы не группа, к которой их пристегнула проштрафившаяся турагентша, все бы и было, как они хотели. Но агентши этой поблизости не было, вот и выходило, что старики во всем виноваты…

Но, как бы то ни было, дни текли, или даже бежали, и, даже при всех их разочарованиях, увидено и сфотографировано было немало. День отъезда неумолимо приближался. И когда он наступил, вся их группа перед отбытием из Агуас Кальентес пообедала в ресторанчике, носящем название империи инков — «Тахуантинсуйо» — и расположенном на улочке, прямо по центру которой проложена железная дорога, а по обе стороны кипит рыночная торговля. После обеда накупили сувениров, сделали последние снимки и стали ждать на станции трех колокольных ударов, под которые отходит очередной поезд на Куско.

Дорога домой — она и есть дорога домой, и она всегда быстрее, чем дорога из дома. Разве что последний час полета тянется слишком долго, но и он кончается... В аэропорту сухо попрощались с группой, которая полным составом отправлялась на пересадку, чтобы добираться до своего дома престарелых, и двинулись к дому, подбивая по дороге итоги поездки. И хотя получалось, что по всем параметрам поездка удалась — и посмотрели почти все, что планировали и что рекомендовал путеводитель, и поснимали от души, и, главное, обошлась вся поездка куда дешевле, чем они ожидали, но все-таки недосмотренные места сидели занозой, и раздражение на стариков никак не хотело уходить.

— Ладно, — подвел Он итог, — поездка на твердую четверку! А если учесть, в каком месте мы были, то и на четыре с плюсом. И настроение вернется к пятерочному уровню, когда фотографии сделаем. Тогда изображение того, что мы видели, как бы отменит сожаления о том, что пропустили. Согласна?

— Согласна, — ответила Она.

Не прошло и трех дней после их возвращения — на самых первых порах надо было разобрать чемоданы, расставить сувениры, бросить барахло в стиральную машину, появиться на службе и начать догонять все накопившиеся за время отсутствия дела, отзвониться родным и знакомым, которые с нетерпением и некоторым даже волнением ожидали их возвращения из таких далеких и опасных мест, — как они сидели перед компьютером, заряженным мини-дискеткой с накопленными за время путешествия изображениями, и взволнованно переговаривались, жадно вглядываясь в очередное загадочным для них образом появившееся на экране монитора изображение с каким-нибудь из еще вполне живых в их совместной памяти моментов.

— Значит, как нам этот продавец говорил? Наводим этот крестик вот сюда и обводим им кусочек на выброс, так? Помнишь, как мы перед отъездом тренировались? Ведь вроде получалось...

— Давай-давай, и сейчас вроде получается! Не глупее же мы остальных!

— Ну, нажали на удаление...

— Черт побери, работает ведь! Нет больше этой морды — все лесом заросло. Красота!

— Давай теперь и вот этих, сбоку, тоже вырежем.

— Этих-то зачем? Сама же говоришь, что они сбоку. Не мешают. Это вроде Джина и Джефф. Даже какое-то оживление вносят — тут пирамиды, тут и люди, не только лес.

— Нет, давай уберем. Мне их дряблые рожи еще в поездке надоели. «Ну, как у вас дела, молодежь?» — и это по пять раз на день. На фото посмотришь — и снова их дребезжащие голоса в ушах. Не надо столько руин на одной картинке! Пусть только исторические остаются.

— Как хочешь, — безразлично сказал Он и начал строить удалительный прямоугольничек вокруг Джины и Джеффа. — Вот и сделано. Только джунгли и камни. Ты этого хотела? Действительно, выглядит даже внушительнее без людей...

Она довольно засмеялась:

— Вот теперь точно, как надо. Пошли дальше.

И они пошли, горячо обсуждая, что оставлять, а от чего решительно избавляться.

— Давай-давай, натягивай тут зеленого побольше.

— Слушай, а тебе не кажется, что, если тут одно зеленое натянуть, этот угол каким-то однообразным становится? Тем более что кусты совершенно одинаковыми получаются. В конце концов, это все-таки Мачу-Пикчу, там джунгли разные, а не французский парк. Пусть хоть одно лицо в уголке останется. Для оживляжа, так сказать.

— Да ты что, не видишь, что ли, что это Марджори? Мне ее морщинистая рожа и черепашья шея еще за столом донельзя надоели, так что, мне теперь на эту морду любоваться всякий раз, как эти фотографии открою пересмотреть? У меня в памяти не Мачу-Пикчу встанет, а то, как она противно своим вечным какао хлюпала, — хоть из-за стола беги. Так и стошнит прямо перед фотографией!

Он не спорил.

— Нет — так нет. Обойдемся без Марджори. Все равно про эти кусты никто, кроме нас, и знать не будет, зато вот этот кусок пирамиды на зеленом очень здорово смотрится. Так что ты права. Раз — и нет нашей морщинистой старушки. Никто и не вспомнит. Так, дальше что? Вот тут они только с самого боку — туристы как туристы. Все равно ты хорошо прямо у пирамиды стоишь, и они ни тебя, ни пирамиду совсем не загораживают...

Она вошла в раж:

— Да убирай ты их всех к дьяволу! Сбоку, не сбоку — все равно вид портят. Без них — только я и пирамида. Как будто когда-то, в то время, — одни инки вокруг, где-нибудь в кустах прячутся... А эти сразу все очарование убивают, их увидишь — и сразу становится ясно, что это чистый коммерческий туризм нынешнего века! Разве не так?

Он опять не спорил:

— Убирать так убирать. Когда научились — тут и делов-то никаких. Хотя я так и не понимаю, как все-таки пейзаж восстанавливается на тех местах, где они были? Ведь загораживали они часть изображения — разве нет? Какая бы там современная технология ни была, как она может то, чего не видела, вытаскивать на свет Божий? Мистика... Ну да ладно, мало ли чего я не понимаю, а пользуюсь. Хоть тем же выключателем на стенке — как там этот ток бежит и лампочка горит?.. Но ведь горит же. Так и тут. Делаем — и все!

Она довольно улыбалась, наблюдая за тем, как стремительно экранный пейзаж очищается от пестрой компании пенсионеров, так некстати влезших в кадр и мешавших чистоте очередной вызванной на экран картины их недавнего путешествия.

После трех вечеров работа была закончена. Прелесть пейзажей, не испорченных дряблыми обликами случайных попутчиков, принадлежала только им. И все эти пейзажи, если и включавшие человеческий элемент, так только Его или Ее, были раз и навсегда запомнены компьютерной памятью как единственная реальность, не предусматривающая ни в прошлом, ни в настоящем никого иного в той точке пространства и времени, которую они не только выбрали, но и тщательно и безжалостно отредактировали...

Дискета была отдана в печать, и для фотографий, долженствующих оставить истории их замечательное путешествие, куплен был толстый альбом в полукоже с золотым тиснением — Мачу-Пикчу того стоил...

— Свежую газету не хочешь посмотреть? — спросила Она на следующий день после получения отпечатанных фотографий, протягивая ему принесенный с крыльца и даже еще толком не расправленный толстый бумажный сверток.

— Да ну, чего там смотреть, — лениво сказал Он, бросив беглый взгляд на первую страницу и не увидев заголовков, которые свидетельствовали бы о том, что внутри этого свертка кроется что-нибудь интересное, — все та же ежедневная чушь... Как только они находят, чем столько страниц каждый день набивать, — ведь даже взгляду не на чем остановиться... И бросил газету, до конца и не развернув ее, в большой плетеный ящик, куда у них шли бумажные отходы, предназначенные для разжигания камина.