Нэцке из Сан-Франциско - Владимир Торчилин

И, как и было сговорено и спланировано, приехал за два дня до начала конференции, чтобы эти дни провести с другом. Провел. Да так замечательно, что долго вспоминать можно. Собственно, друг его и встретил в аэропорту, и сначала он с удовольствием заметил, что ни о каких лишних килограммах и речи не идет — выглядел тот, как картинка... Какие там полтинник с гаком — ему и сорока пяти не дать! А уж когда на стоянке подошли к серебристому «Ягуару» последней модели, он понял, что и в деловом смысле у друга все в порядке — даже лучше, чем по телефону казалось. Так оно и было. Но всеми новостями они обменялись быстро — да и откуда там чему на долгие разговоры набраться, если они добрый час трепались по телефону примерно за неделю до его приезда во Фриско? Так что, у кого как, что и с кем, уже знали. И вместо переливания из пустого в порожнее решили оттянуться, как когда-то, и покатили на серебряном «Ягуаре» от одной винодельческой фермы к другой. Два дня пролетели как одна минута. Хорошо еще, что вчера не поздно в его гостиницу приехали, да и доклад у него был не самый первый, хотя и на утренней сессии, так что с помощью сна и душа он все-таки вернул себя от бесконечных стаканчиков чудных калифорнийских вин, в которых его друг был великий дока, к делам научным, самое главное из которых — то есть свой доклад — только что так удачно завершил.

А теперь шел, вполне довольный собой, по холлу Дома Конгрессов и неторопливо размышлял — сразу отправиться к тому самому антиквару или сначала спуститься на этаж вниз, в большой зал, где среди множества стендовых сообщений должны висеть и три из его лаборатории. Он глянул на часы — еще и двенадцати не было. Хорошо, что его доклад с утра был — и отстрелялся уже, и практически целый день впереди. Только надо вечером на общий банкет успеть. Ну, так это уже к восьми — без проблем, тем более что автобусы будут забирать участников прямо от Дома Конгрессов, а это в квартале от его отеля. Времени — вагон. Так что вполне можно и к стендам спуститься, тем более что как раз время авторам около своих «произведений» стоять, вот он заодно и проверит, не филонят ли его сотруднички и не променяли ли запруженный народом и не отличимый от множества таких же во всех других домах конгрессов зал для стендовых сообщений на очарование Сан-Франциско. Да еще полезно было бы вдоль чужих стендов пробежаться — нет-нет да и наталкиваешься на какие-нибудь толковые придумки, которые и самого заставят мозгами пошевелить. И он пошел к эскалатору. Внизу все было в порядке — все трое его сотрудников стояли около прекрасно оформленных стендов (не зря он столько денег во множительное оборудование вбухал в своем отделе — ох, не зря!), причем двое активно что-то объясняли сгрудившимся около них участникам конференции. Успех был налицо. Да и третий, хотя стоял один, радостно объявил ему, что интерес к их работе был большой, и даже показал в подтверждение кучу визитных карточек, оставленных теми, кто просил его прислать копию материалов стенда или даже полный текст статьи, когда ту напечатают. От такого всеобщего интереса сотрудник этот так разволновался, что попросил его постоять у стенда несколько минут, чтобы, не дай бог, кого-нибудь из заинтересованных лиц не пропустить, пока сам он в туалет сбегает. Он, естественно, согласился и остался стоять, поглядывая на постеры, висящие на соседних стендах, — ничего особенно интересного — и просто по сторонам.

Тут-то она и подошла.

— Простите, — произнес голос у его плеча, — вы не доктор Кернер?

Он обернулся. Рядом стояла интересная молодая дама, высокая — почти его роста, со слегка раскосыми ореховыми глазами на смуглом лице и темными волосами до плеч.

— Да, это я, а что вас интересует?

— Ой, а раз это правда вы, — заговорила дама уже по-русски, — то можно я на русский перейду?

— Разумеется, — согласился он. — А вы что, тоже из России?

Она засмеялась:

— Ну конечно — где же профессорам своих бывших студентов помнить! А ведь я в вашем семинаре была в МГУ, Иосиф Александрович. И вы со мной даже несколько раз результаты обсуждали.

Семинар этот для студентов-дипломников он вел всего один год, как раз перед самым отъездом из России или, точнее, тогда еще Советского Союза, так что определил ее возраст лет в слегка за тридцать и подумал, что за двенадцать лет дипломницы меняются сильно, раз он ее вспомнить не может.

— И правда не помню, — согласился он. — Извините. Просто, наверное, за эти годы вы из девочки-студентки в настоящую красавицу превратились. Как тут узнаешь!

Она засмеялась.

— Спасибо на добром слове, а то тут комплимента ни от кого не дождешься. А если серьезно, то я Марина Каменева — не помните?

— Постойте, постойте, — оживился он, — вы ведь у Саши Никонова диплом делали, правильно? А у меня по аллельным мутациям консультировались, ведь так?

— Точно. Именно у Саши и именно по аллельным. Вспомнили все-таки.

— Ну, знаете, я ведь совершенно прав был — вы тогда еще с конским хвостиком бегали, если память мне не изменяет, а сейчас... — он выразительно оглядел ее, благо ситуация позволяла. — Так, и что вы тут делаете? А Саша?

— Тут — это на конференции или в Америке? — уточнила она.

— И там, и там.

— Ну, на конференции у меня доклад был. Правда, в другой секции. А в Штатах я уже скоро шесть лет. Сейчас ассистентом в Колумбийском. А Саша в Москве остался. Насколько я знаю, из науки он ушел. Сначала в каком-то биотехнологическом кооперативе был, а потом вообще в торговлю медпрепаратами подался. Когда-то слышала, что преуспевает, но деталей уже не знаю. А про вас все знаю — у нас ни одного семинара не проходит, чтобы какую-нибудь из ваших статей не обсуждали!

— Ладно, отбросим лесть. Но вот что у наших бывших студентов здесь так хорошо все складывается — без дураков, очень рад!

Большие часы на стене холла показывали уже почти час, и он сообразил, что пора потихоньку трогаться в направлении своего антиквария, но и разговор с Мариной заканчивать почему-то не хотелось. И не то чтобы симпатичные женщины на его пути редко попадались — нет, все как-то совпало, и сама очаровательная Марина, и воспоминания об университетском прошлом в Москве, и русский язык, разговаривать на котором ему приходилось все реже, и ореховые глаза, и...

— Скажите, Марина, — неожиданно спросил он, — а какие у вас планы на ближайшие часы? Деловых встреч или ланчей не предвидится?

— Нет, — удивленно протянула она, — ничего такого. Так, хотела вдоль постеров походить... А что?

— Не хотите компанию своему старому профессору составить? Правда, предложение у меня не совсем научное. Я тут хочу в один антикварный магазин сходить. Если отсюда пешком, то минут сорок ходу и по красивым улицам. А в магазине много разных красивых штук будет — я вам порассказываю. Давно у меня на эту тему аудитории не было. По дороге можем и о науке, и о московских знакомых поговорить. А потом перекусим где-нибудь. Идет?

— Ах да, — тряхнула Марина своими темными волосами, — я же помню, еще в Москве все говорили, что вы какой-то коллекционер знаменитый. Только вот не помню, что вы такое собирали.

— Да какой там знаменитый — просто любитель. И собирал разное. Не так чтобы, скажем, все прялки Олонецкой губернии или там малахитовые шкатулки второй трети девятнадцатого века, а всего понемногу. Так что серьезным коллекционером меня назвать трудно. Просто что нравится. А мне чего только не нравилось!

— А что вам нравилось? Ну, хоть для примера.

Он задумался.

— Даже не знаю, с чего начать...

— Ну, тогда начните сначала, — предложила она.

— Смотри, какая ты у нас остроумная, — усмехнулся он и тут же спохватился: — А это ничего, что я на «ты»?

— Не только ничего, а даже очень хорошо. Я себя снова студенткой чувствую. С тем самым хвостиком...

— Ну, тогда ладно. Начнем, пожалуй. Главным для меня все-таки книги были. Их я еще со школьных времен покупал. Мама когда-то рассказывала, что я деньги от завтраков копил и раз в неделю шел по книжным их тратить. Так что уже к окончанию школы у меня очень приличная библиотека была, хотя и без раритетов. Ну, а потом и редкостями заинтересовался. Старые иллюстрированные издания начал покупать. Малотиражные книги с оригинальными литографиями. И все такое прочее. Тем более что у студента всегда возможность подзаработать была, так что и тратить больше можно было. Но и тут я не все подряд покупал, а только то, что нравилось. Ну, скажем, книги с билибинскими или с митрохинскими иллюстрациями я старался все, что попадались, брать, в том числе и старые детские, а, скажем, картинки Елизаветы Бем мне куда меньше нравились. А настоящие коллекционеры если уж собирали детские книжки с картинками, то все. Потом самими картинками заинтересовался, потом художниками, потом вообще живописью, потом всякие интересные вещицы стал покупать — от деревянных шкатулок до фарфоровых тарелок. Весь дом забил со временем. Сама помнишь, какие у нас в Москве квартиры были.