Нэцке из Сан-Франциско - Владимир Торчилин

— Ну вот, теперь ты знаешь почти столько же, сколько и я, а остальное приходит просто с опытом — чем больше разных нэцке пересмотришь и в руках передержишь, тем скорее научишься отличать хорошие от плохих, действительно старые от новоделов и даже разные школы резчиков узнавать. Дело наживное. Если, конечно, это тебя когда-нибудь серьезно заинтересует. А чтобы сегодня вместе со мной посмотреть то, что мне здесь обещали показать, ты уже вполне готова. Пошли?

Ей уже явно было интересно, свое подтверждающее «Пошли!» она проговорила с нетерпением и первая потянула дверь.

Внутри магазина было пусто. Старик-хозяин сидел за столиком в дальнем углу.

— Привет, Саймон! — громко сказал он. — Это я, Джозеф. Джозеф Кернер. Ты меня помнишь? Мы договаривались.

— О, Иосиф! — назвал его по-русски хозяин, что и неудивительно, поскольку был он евреем из Минска, осевшим в Штатах еще мальчишкой вскоре после войны и русского языка не забывшим. — Рад тебя видеть. Я тебя ждал. Правильно, что приехал. Очень хорошие вещи могу тебе показать. А молодая леди с тобой тоже нэцке интересуется?

— Нет, или, точнее, она интересуется просто посмотреть. Соблазнил, если так можно выразиться, коллегу рассказами о твоем товаре, вот она и захотела своими глазами увидеть. Не возражаешь?

— А чего тут возражать? — мудро заметил Саймон. — Сегодня посмотреть зайдет, а завтра купит. Так что, милости просим. Я сейчас.

Он вышел в маленькую комнату позади прилавка и почти сразу вернулся, держа в руках большую красивую шкатулку.

— Вот, смотри. О ценах потом поговорим.

Саймон поставил шкатулку на витринное стекло и открыл. Внутри на синем бархате стояло штук двадцать нэцке. По цвету кости, по трещинкам, по резьбе сразу было видно, что фигурки старые и смотреть надо внимательно. Он полез в коробку достать первую из приглянувшихся фигурок и тут подумал, что Марина может заскучать, пока он возится, и надо ее чем-то занять. Он посмотрел на товар в витрине и попросил Саймона достать ему одну из фигурок. Взял ее и протянул Марине.

— Вот, кстати, хотя вещица и новая и коллекционного интереса не представляет, зато забавный сюжет. Попробуй догадаться, что здесь изображено, пока я все эти штучки из коробки повнимательнее погляжу, — и он протянул ей попавшуюся на глаза маленькую деревянную поделку, а сам повернулся к Саймону.

— Ты, Иосиф, можешь, конечно, все посмотреть, но я тебе скажу сразу, что на все мифологические, и на животных, и вот на эту мандзю у меня уже покупатели есть. Да я думаю, они тебе и по цене не подойдут — все с хорошим провенансом, подписные, от известных мастеров, все школы Эдо — сам знаешь, какие на них цены.

Он, вздохнув, с доводами Саймона согласился — дивно хороши вещи, но, увы, не его уровень.

— А что остается?

— Вот на эти две посмотри. Слоновая кость. Обе бытовые — рыбак с рыбой и школьники с книгой. Наверняка первая треть девятнадцатого века. Состояние отличное. Подпись на рыбаке есть, но резчика я ни в каких справочниках не нашел. На школьниках подписи нет. По стилю — рыбак точно из Эдо, а школьники откуда-то из провинции, но мастерские. Ты ведь знаешь, что сейчас на бытовые спрос поменьше, все за мифологией или зоологией гоняются. Но ты же понимаешь, что это только мода. Через год-другой кто-нибудь на Сотби заплатит рекордную цену за похожего рыбака — и этот сразу в цене подскочит. А на сегодня я бы за них где-то тысячи по полторы спросил.

Цифра звучала вполне приемлемо, тем более что можно было и еще поторговаться, так что он стал внимательно рассматривать миниатюры. Обе — сантиметров по пять каждая — смотрелись потрясающе. Старик-рыбак весело глядел из-под широкополой шляпы и улыбался сквозь густые усы. Да и было чему радоваться — за спину у него на вырезанной из кости веревке была закинута здоровенная, с чудесно выполненной чешуей рыба, чей хвост спускался по спине рыбака чуть не ниже колен. Темно-желтая патина и мелкие трещины на кости только подтверждали возраст и добавляли фигурке прелести. А двое школьников с сосредоточенными и даже несколько нахмуренными лицами вот уже лет двести отталкивали друг друга плечами от лежавшей перед ними на низком столике раскрытой книги. Он понял, что без обеих миниатюр не уйдет.

— Саймон, а если я обе возьму, тогда сколько?

Саймон рассмеялся.

— Ну, только как один еврей из России другому еврею из России — две с половиной за обе. И не трать больше времени на торговлю. Ты и сам знаешь, что эта цена даже не для покупателя, а для хорошего друга.

Старик был прав. Он кивнул и полез за бумажником.

В этот момент она тронула его за плечо.

— Ну, — спросила она, — вы свои операции уже закончили? А я пока ту, что вы мне дали, рассмотрела как следует и не понимаю, что же здесь непонятного: какая-то птица пытается открыть раковину. А потом съест устрицу. Очень даже натурально изображено. Даже разбираться не надо. А дырочки снизу — это для шнурка, про который вы говорили. Разве не так?

— Так, да не совсем, — рассмеялся он. — В том-то все и дело со многими из таких японских штучек: ты видишь только внешний образ, а заложенного в него смысла расшифровать не можешь. Так сказать, одна кажимость. Вот и тут — действительно, посмотришь и видишь, что птица с длинным клювом — кстати, явно удод, вот и хохолок на месте — открывает носом раковину, чтобы моллюском пообедать. И само по себе очень верно изображено, и отлично вырезано. Но если знать скрытую символику, то совсем другая картина получается. По-японски раковина — это один из синонимов или изобразительных заменителей женского полового органа, а птичий клюв соответственно — мужского... Вот и получается, что ты держишь в руках изображение сексуального акта. Можно сказать, разглядываешь порнографическую картинку. Забавно?

— Надо же! — безо всякого смущения удивилась она. — Здорово!

— Интересно, — вдруг подумал он, — а я действительно эту фигурку случайно выбрал, или подсознательно уже тяну между нами какие-то интимные ниточки? Похоже, меня и вправду зацепило.

Рассуждать дальше было некогда.

— Ну, ладно, — сказал он Марине, — мне еще минута нужна с Саймоном договориться и расплатиться. Потом давай остальные старые посмотрим несколько минут и пойдем. Хорошо?

— Саймон, ты что предпочтешь — кредитную карточку или чек?

— Давай чек. Я же тебя знаю, а с карточки мне еще процент за услуги платить.

Он быстро выписал чек, а Саймон стал упаковывать нэцке в изящную японскую коробочку. Они тем временем, плечо к плечу, так, что ее волосы щекотали ему щеку, передавая друг другу лупу, разглядывали остальные фигурки из коробки, и он рассказывал ей, кто эти два борца сумо, что означает скелет в шляпе и с посохом, почему так популярны были в Японии изображения лягушки, и больше всего не хотел, чтобы она отстранилась.

— Ну вот, — Саймон протянул ему аккуратно увязанную коробочку. — С хорошим прибавлением к твоей коллекции. Будет еще что-то для тебя — дам знать. А девушка пусть и сама заходит, если понравилось. Подберем что-нибудь для начинающих. Счастливо!

Он с некоторым сожалением пододвинул коробку с недоставшимися ему фигурками Саймону, непринужденно приобнял Марину за плечи, и они пошли к выходу.

— Ну как, понравилось? — спросил он, когда они оказались на улице и руку ему пришлось убрать.

— Потрясающе! — искренне произнесла она и, сама плотно взяв его под руку, спросила: — А теперь куда?

Он посмотрел на часы.

— Ничего себе! Мы за разговорами до пол-шестого вечера догуляли. А нам еще обратно к конгресс-центру на банкет. Опаздывать не опаздываем, но я бы взял такси прямо сейчас, тем более что уже час пик и могут быть пробки.

— Ну давайте... — как ему показалось, не слишком охотно согласилась она.

Он остановил такси и сказал, куда ехать. Машина тронулась. Они сидели на заднем сиденье, касаясь друг друга бедрами, и слушали доносящуюся из приемника музыку. Он узнал Стинга и сам для себя неожиданно произнес:

— «Гои сидят и слушают Стинга».

— Ого! Вы и это знаете? Впечатляет!

— Чего только в голову не набьется за мои годы! — с грустью сказал он.

— Ну, уж насчет «годов» не надо на комплимент набиваться! — Она вдруг положила свою ладонь на его и даже слегка погладила: — Вы точно такой же, каким я вас еще по тем семинарам помню!

— Если бы... — вздохнул он.

Под все того же Стинга и незатейливый разговор они приближались к конгресс-центру. Он вдруг сообразил, что коробочка с нэцке так и лежит рядом, и неуверенно спросил:

— Марин, я только что подумал, что мне с этой упаковкой на банкет как-то не сподручно идти. Ты не против, если мы сначала в мой отель заедем — оставить. Он недалеко от места, где нас автобусы будут забирать. Занесем в номер, водички попьем и пойдем... Ты как?

Она как-то замялась, и он вдруг почувствовал, что во рту пересохло.