Отвечаю за возраст - Эльвира Бочкова

И в гору продолжил он путь.

Отвёл и от полога ветку –

И ветру подставил он грудь.

ДЕТИ ГОРОДОВ

Загадочные мы?! –

Затеряны в метели,

Как в лепестках зимы

Затерян майский сад.

Мы снежной кутерьмы

Метания воспели,

Мы растащили жизнь

На множество цитат.

Нам в радость было петь

О счастье и о воле,

Нам сладко было петь

В столь праздничной стране!

…И вот – гуляет ветр,

Скорее – ветер! – в поле,

Верней – гуляет смерч

По страшной целине.

Мы сеяли, считай,

Цветы зари в экстазе.

Собрали урожай

И с зёрнышек свобод.

Репейник, иван-чай,

Без листьев прутик – в вазе:

Совместное «не то»?!

Зато – совместный плод!

Тебя, моя душа,

Я холила и грела.

Вела домой – назад! –

От явной полыньи.

…Чтоб снова хороша

Была ты, – то и дело

Тебя пускала в сад,

Где пели соловьи.

Ты выросла – бледна,

Как на дрожжах опеки.

Потом пришла весна,

Красивая весна!

…Назначила весна,

Чтоб льдышки в водостоке

Бренчали по утрам,

Лишая граждан сна.

Добавила ручьи,

Что пели без стесненья,

Машин заморских прыть

И перекрёстков гвалт.

Но слабый гражданин

Искал уединенья…

Но слабый гражданин

Не проклинал асфальт.

Мы – дети городов,

Строителей, ушедших

По зову перестройки

Из разных деревень.

Мы – дети городов,

За жизнь поднаторевших

В походке – руки в боки! –

И в шапке – набекрень.

Не ЛЮБИМЫЕ ПЕРЕСТРОЙКОЙ

Шагнуть бы в молодость, назад,

Любя напоры кровотоков,

Хоть и потокам кривотолков

Была не рада… Кто же рад?!

А разве не было огня

Из-под бровей в глазах глядящих –

Из тёмной ночи среди дня?

…И нет средь них вперёдсмотрящих?

Готовясь к подвигу утрат,

Они, приняв судьбу-разлуку,

Храня привязанность к рассудку,

Свой обживали дом, как ад.

Они ещё покамест здесь.

Вот их резон, простой, как правда:

«Есть у Страны Лицо, – но надо

Ему придать и злость, и спесь».

Хоть жёстки челюсти-тиски,

Хоть ныне писаны законы,

В тьме перестроечной

безвольны

Они, заняв свои шестки.

* * *

Себя спрошу, зачем вставать с утра,

Всыпáть заварку в чайник иль в кастрюльку?

…Ужель затем, чтоб выкинуть вчера

Из памяти – и посвистеть в свистульку?

Детей забава, горькая притом.

…Послевоенный голод, – но игрушки

Не примет печь… И тощий кот с хвостом

На свист летит, как выстрел тот из пушки!

И смех, и грех!.. А впрочем, так и есть.

Или, вернее, так когда-то было.

…Вставать с утра,

за стол столетний сесть,

Стихи кропать о том, что накопила.

безыдейные

Собачий холод!.. Вот беда!

С утра – морозище под тридцать.

В клубах от выдохов столица

Погребена… И города

Другие – тоже ей под стать:

Нет горожан, одни медведи.

Все неуклюжи, а намедни

У них была и прыть, и стать,

И человечьих сотня лиц

С лица необщим выраженьем,

И даже троечка синиц

С девическим телосложеньем.

Сейчас – ни тех, ни тех!

Взгляни:

Погребены в дикарской стуже

Родного города огни.

И, затворив глаза потуже,

Кричит из форток детвора:

«Идите, южные ветра,

Сплошной стеной, как оккупанты!..»

…Когда наступит миг расплаты,

И ливни примет «на ура»?

* * *

Завьюжит март – не станет глазу

Ни вязи строк, ни бела дня.

Разбит хрусталь стиха, но вазу

Нельзя лишать её огня.

В глазах – ни солнечного блеска,

Ни бликов, занятых игрой.

…С печальных окон занавеска,

Бессонной, сорвана тобой.

Упрёшь глаза в далёкий угол,

Где темь и царство тишины.

Спугнёшь, вздыхая, тени пугал

С волшебной – в плесени! – стены.

Побережёшь при этом нервы,

Пугаясь их перенапрячь:

Вернёшь испытанные меры,

В двадцатый раз ударясь в плач, –

И обернётся ночь – не сразу,

А много позже – белым днём.

…С цветами солнечную вазу

Не заслоняешь ночником.

певец за сценой

Так приросла к тебе чужая,

Тобой не прожитая боль,

Что лучше б выпала иная –

Её желать ты вправе – роль

Певца любви, певца за сценой:

В ней – защищённый от идей,

Ты веришь смерти откровенней,

Чем жизни в логове людей.

пустырь

…И снова – май,

И к сердцу на подходе

И память, и бессонные слова.

Не режу правду-матку о свободе,

О том, что завоёваны права

На рай, где облака ещё не редки,

Но небосвод всё ярче и синей.

Не заливаюсь соловьём на ветке –

Молчать, как наблюдатель, всё ж верней.

Вот полдень хочет солнышка, распеться,

Обнять и высь небесную, и ширь!

Ведёт-ведёт ещё живое сердце

Меня к тебе, из прошлого пустырь.

Усыпан ты не знаками вниманья:

Здесь парочки – и сумрак, и заря! –

В предутреннем экстазе одичанья

Красивы так, что не рыдать нельзя!..

И эти слёзы знают о потере

Всего, чем век уже не дорожил,

И на пустырь всё звал и звал метели, –

И… обрывал метелям плети жил.

Соло для души

* * *

Ах, весна, шелушится кожица

На щеках, губах, лбу – ребёнка.

А печаль моя споро множится:

Как трава на боку пригорка.

Там, где солнце – трава погуще.

Где нет солнца – трава пожиже.

…Без печали – я – неимущая!..

Словно золото, солнце – рыжее.

Вся весна – буйный приступ радости!

Жаль, что времечко всё же движется

К тем дождям, что придут в августе:

Всё худей и худей календарь-книжица.

Отрываю, рву листок за листочком,

Жгу и жгу их, как заведённая!

…Зря, весна, скачешь, как по кочкам,

Словно юность пришла зелёная.

ушёл июнь

«Не покидай меня», – река сказала,

А он ушёл, когда сгущалось «сало»

У берегов, где старилась вода.

Река текла, но берега – по кромке! –

Оледенели… Стягивал постромки

Мороз, – он свяжет реку навсегда.

И в никуда ушла душа из лета.

Была душа в крыла-шелка одета,

Ну а сейчас – закуталась в меха.

Быть может, просто обросла коростой.

Ведь день за днём ей в хлопотах не просто,

Когда она – душа и – без греха?

Не уходи, июнь! К тебе стремится

Моя душа, а наши светят лица –

Их отраженья! – в тёплых токах вод.

Не уходи: я так к тебе привыкла!

Моя душа к твоей душе прилипла!

Уйдёшь, июнь, и – наземь сбросит липа

Ненужный цвет:

Не будет добрым мёд.

…Пророчишь мёд отменного состава?

Тогда постой, постой у ледостава,

Где ледяная – в полный рост – волна.

Там прямо в лёд медвяный запах впаян,

А он былого страстного – хозяин.

…В том, что ушёл, моя ли в том вина?!

белая тайна

Кончилась юность не сразу, – не скрою:

Исподволь рос, распустился в свой срок

Тайны бутон, напугав белизною

Даже того, кто прошёл стороною,

Чтоб ни рукою, ни мыслью не трог…

Слышишь, не трогай! ТАКОЕ – не трогать!

Издали видящим сердцем гляди.

…Жизнь и на прошлое бросила копоть…

Чтобы созданье природы не трогать,

И от людей ты его огради.

Длится весны и зимы поединок:

И лепестки, и созвездья тычинок –

Белого снега белей.

Юность в душе не лелей, ибо время

Лечь снеговею на жизнь, – словно бремя.

…Лёгок, что пух с тополей?

* * *

Памяти В.Г.

Не огорчайся сединой: она –

Твоя и всё же сéребром смотрелась.

Считай, что ей – особая цена.

А вот моя любовь – похоже, смелость.

Она пришла под сумрачный закат –

И на него повёрнуты все тени.

В их долгом вздохе, в тёмном сновиденье –

Предощущенье будущих утрат.

Вся наша близость – взгляд издалека.

Мы порознь и одно, пока подспудно

Живёт во мне догадка: неподсудна

Любовь не к жизни, – к таинству стиха.

О, как болит святой Любви ожог!

Я на него накладываю пластырь.

…Ответил на любовь Любовью Мастер,

Как на любовь ответил бы сам Бог.

ноша

Поверь, как трудно жить, когда

Спасать уж некого: любимый –

В сырой земле…

Невыносимый

Апрель взвалил на провода

Такую ношу из снегов,

Что тяжелей всех бед… Не смейся!

…Трамвай, кряхтя, на ощупь рельсы

Находит в стоне тормозов.

себе

Зря торопишься сделать нажим

На усталость, на спад вдохновенья,

Зря настроишь ты сердца режим

На щадящий, желая спасенья.