Иномир и Мила - Лана Широкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иномир мало понимал, о чем она говорила. Хотел уже расспросить, но почувствовал, что ни на один вопрос не получит толкового ответа. Тогда он вздохнул и стал просто смотреть на нее. Хоть Мила и злилась на него, пыхтела и бросала короткие красноречивые взгляды, для него она оставалась самой милой и самой желанной.
— Тебе очень идет, — улыбнулся он, и она с непониманием посмотрела на него. — Я про твой кожаный костюм. Где такой взяла? С кинжалом — точно разбойница.
— Ах, это, — Мила оглядела себя и покачала головой, — очень долгая история.
— А ты мне все же расскажи, некуда торопиться. — Дверь скрипнула — это возвращался в харчевню Всеша, и Иномир заметил, что на улице уже стемнело.
— Не думаю, что тебе это будет интересно. — Мила пожала плечами. — Просто встретила пару старых знакомых, они мне и брюки подарили — все же так намного удобнее верхом ездить.
Смотрели друг на друга, но не улыбались, как в прошлый раз, когда за этим же столом сидели. Им принесли еще пива, и они в молчании долго его пили.
— А ты как? — вдруг спросила она.
— У меня все хорошо, Милослава, — ответил Иномир и почувствовал, как на душе теплеет, и вряд ли от напитка. — Я очень рад тебя видеть, ты сильно изменилась.
— И вправду сильно. — Она серьезно на него посмотрела. — Я уже больше не слабая напуганная девчонка, которую нужно постоянно спасать.
— Я никогда и не думал, что ты слабая напуганная девчонка, — мягко ответил Иномир и положил свою руку на ее ладонь. Даже в полумраке было видно, как Мила вдруг покраснела и широко распахнула глаза. — Мне тебя очень не хватало, — прошептал он, улыбнулся и стал большим пальцем гладить ее нежную кожу.
Мила посмотрела на него, и взгляд ее был до того трепетным, что Иномира пробрало до самого сердца. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но вдруг нахмурилась и резко отдернула руку.
— Пойдем. — Она вытащила кинжал из столешницы, схватила куртку с шапкой и быстро встала из-за стола. — Белогрив будет рад тебя видеть. Без него бы я далеко не уехала.
— Конечно. — Иномир поднялся с лавки, вновь оставил монеты за еду и последовал за ней во двор.
В лицо ударил мороз, на радость наконец запорошил сухой первый снег. В вечерней темноте горели факелы — суетились слуги проезжающих гостей: занимались конями, телегами с вещами и переговаривались между собой, мол, вот и снег пошел, надо бы в сани уже пересаживаться. Иномир с Милой прошли до открытых конюшен, где пахло прелым сеном и где среди гнедых и серых коней они увидели Белогрива. Иномир почти бегом оказался рядом с ним, похлопал по морде и широко улыбнулся, когда тот радостно закивал головой, даже несмотря на то, что он его оставил в Вышгороде.
— Дружище, — произнес Иномир, коснулся щекой сухого, покрытого жесткими шерстинками конского носа, я потрепал за уши. — Прости, я не должен был вас оставлять. Вел себя как полный дурак. Милослава, ты меня тоже… — Он обернулся, но ее под крышей конюшни не оказалось.
Иномир посмотрел на седло и вещи, которые остались в стороне. Седло было незнакомым — совсем ветхое, таким обычно деревенских кобыл сделают; а дорожный мешок выглядел полупустым. Он тяжело вздохнул, представив, что пришлось пережить Миле, и окликнул ее. Но хоть она только что была неподалеку и уйти далеко не могла, во дворе ее не оказалось. Заглянул снова в харчевню — и там нет. Только когда проходил мимо низкого сарая, услышал тихий смутно знакомый плач. Осторожно заглянул в дверь и увидел, как Мила, притулившись у тюка с сеном, вздрагивает, пряча подбородок в ладонях. Заметив Иномира, она быстро вытерла рукавом слезы и отвернулась.
— Ты чего? — удивился Иномир.
— Ничего, — твердо ответила Мила, но громко шмыгнула носом, — просто устала с дороги. Хотя после холодного пола в темнице даже голая земля не кажется такой ужасной.
— И тебе не страшно было ночевать одной? — Иномир присел рядом в мягкое сено. — Помню, раньше от каждого шороха пряталась за мной.
— Не страшно, — ответила она с вызовом, но, несмотря на гордость в голосе, он заметил, как плечи ее дрогнули.
— Какая сильная и смелая, — улыбнулся Иномир, но она только отвела взгляд. — Знаешь, а мне без вас грустно было. Поговорить перед сном не с кем, да и сколько бы я ни пытался из сухого хлеба гренки сделать на костре, ничего не получалось. Это не так легко оказалось…
— А что же в этом сложного? — Она перебила его удивленно. — Что же ты с хлебом-то сделал?
— Я его в угли превратил, — улыбнулся Иномир.
Она недолго обдумывала его слова — так звонко рассмеялась, что на душе Иномира совсем спокойно стало. Перед ним вновь сидела его веселая Мила, и его сердце сжалось от нежности. Он скорее притянул ее к себе и крепко обнял, а она не стала сопротивляться, только сильнее прижалась к нему. И в сарае, на удивление, как-то вдруг потеплело, а на душе стало спокойнее. Иномир про себя усмехнулся, вспомнив, как давно не испытывал этого чувства.
— Прости, я не должен был тебя оставлять.
— Мне так страшно было, Иномир. — Она прижалась сильнее. — Они посадили меня в темницу, а затем сказали, что хотят меня казнить.
— Все уже позади. — Иномир крепче ее обнял. — Я тебя больше не оставлю.
— А потом, — она громко зарыдала, — мне пришлось того стражника ударить подносом. И если бы не Евсей, он бы там умер, представляешь? Я чуть кого-то не убила… А потом я Белогрива взяла, и мы с ним через город бежали. Хорошо, что ночь была и я никого не сшибла, только река замерзла и по льду было очень страшно идти… Ну а дальше, когда сердце мое уже успокоилась, Белогрив меня повез по той дороге, что мы с тобой шли. Мне же все приходилось самой на привале делать. И ветки ломать, и костер разжигать. Но это еще полбеды, я когда на землю ложилась, мне на самом деле так страшно становилось. Казалось, что вот-вот черные корни нападут и уж никаким кинжалом мне от них не отбиться. — Она посмотрела на него, громко шмыгнула носом, засучила рукав и показала ему шрам. — Это я сама себя же случайно задела, когда ветку резала.
— А как же твой рассказ о том, что ты от всего защищалась? — улыбнулся Иномир и погладил ее по руке.
— Это не ложь,
