Уроки любви - Людмила Бояджиева

Дом Черне стоял на самом берегу залива в окружении густого, запущенного сада. Крошечный замок в мавританском стиле, похожий на полуразвалившуюся крепость — с зубчатой стеной и сторожевой башней.

— Здесь чудесно, правда? — Иордан встретил гостью и проводил в сад, откуда был виден весь игрушечный домик, возвышающийся на холме. — Похоже на театральные декорации. Как раз по моему карману и вкусу. Написал здесь кучу эскизов на темы испанской старины.

Опершись на руку своего спутника, Эжени осмотрелась: место глухое, в стороне от шоссе и, похоже, кроме самого хозяина в доме нет ни живой души. Лишь на башенке чуть светится узкое окно.

— А вам не страшно? — Эжени прижалась к мужчине. — В таком месте требуется хорошая охрана. Или преданные слуги.

— Слуги мне не нужны. Смотрите, внутри домик еще меньше, чем кажется снаружи. Вот это «зал» — с хорошим камином и крепким столом, а в башенке — маленькая спальня.

— Да, вы и без слуг справились отлично. Романтический стол, — так и просится на полотно «Ужин с Дульсинеей». — Эжени села на грубый стул с высокой резной спинкой. Подсвечник с тремя свечами освещал деревенскую трапезу: зелень, овощи, кусок холодной телятины, сыр и вино. Хозяин то ли оригинальничал, то ли, действительно, был стеснен в средствах — его образ жизни больше подходил богемному повесе, чем отпрыску аристократического рода. Эжени порадовалась, что вместо вечернего туалета одела приобретенный на ярмарке в Севилье «костюм Кармен» — пышные цветные юбки и алую широкую блузку под узким суконным корсажем. А высокие ботиночки на тупом каблуке, а шнуровка корсажа! Какое наслаждение, когда все эти завязки и ленты распутывают нетерпеливые мужские руки!

Иордан, в соответствии со стилем своего жилища был одет весьма живописно: белая шелковая блуза с распахнутым воротом и узкие черные суконные брюки, какие по праздникам носили здешние крестьяне. Русые волосы волнами падали на плечи, глубокие глаза сверкали призывно и хищно.

— Выпьем за доверие! Мне хотелось бы начать ужин именно с этого, — значительно посмотрел он из-за бокала темного, гранатом светящегося вина.

Эжени сделала несколько глотков:

— О, я знаю это вино — оно чертовски опасно, как и вы, мсье соблазнитель.

Одним прыжком Иордан оказался возле Эжени и подхватил ее на руки.

— Ты права, девочка! Я — сама опасность. Сейчас ты в этом убедишься… Ужин подождет, ведь правда?..

По железной винтовой лестнице, гулко лязгающей под башмаками, Иордан поднял Эжени в спальню и бросил на низкую круглую кровать. Здесь тоже горела свеча и в маленькой чугунной печи полыхал огонь. Эжени вспомнила возвышение в ритуальном зале Братства и то, как проходило там первое посвящение. Обнаженный мужчина, склонившийся над ней, был похож на того сильного, горячего, как жеребец, «брата», который начал ритуал. Его лицо не скрывала маска, но Эжени видела лишь черную тень и сверкающие. опасные глаза. Она не шелохнулась, покорно позволив сорвать с себя блузу и задрать широкие, пахнущие гвоздикой юбки. Иордан был готов завладеть ею, раздвигая ноги толчками крепких мускулистых бедер.

— Погоди! — Эжени вывернулась и прижалась к стене. Я не могу сейчас. Клянусь! Я должна вначале сказать тебе то, что скрывала все эти дни… Я — агент французской разведки. Мои люди ищут встречи с тобой. Они готовы обговорить условия сотрудничества. Ведь ты этого хотел, Данчо?

Иордан расхохотался. Его тело сотрясал гомерический смех. Смеялась каждая напряженная мышца, каждое движение воздетых к потолку, а потом вцепившихся в волосы рук. Но возбуждение угасало и когда Иордан рухнул, постанывая от смеха, на кровать, он был уже не самцом, а давящимся от злого хохота зрителем дурацкого фарса.

— О, ты сумела развлечь меня, детка! Уже третья женщина, которую я собираюсь трахнуть, сообщает, что она шпионка! Некая Анастасия Барковская, потом танцовщица Мата Хари, теперь — певица Алуэтт! И все работают на французов! Везет лягушатникам!

Эжени напряглась — имя Анастасии Барковской сорвалось с уст «серба» и, скорее всего, неспроста. Вероятность, что Иордан — один из мимолетных любовников Стаси, невелика. А следовательно, перед ней сам Альберт Орловский. И появился он здесь именно из-за мадам Алуэтт.

Эжени поторопила его игру, заявив о связи со Вторым бюро. И тогда Альберт сам признался в том, что был близок с Барковской.

— Не знаю этих женщин, скорее всего, они самозванки. Но я могу доказать свою причастность, назвав имя шефа — Шарль де Костенжак.

— Об этом господине сплетничает весь Париж. Но готов верить тебе, девочка, потому что хочу тебя. А что же на самом деле хочет моя удивительная гостья?

— Я хочу помочь тебе, твоему товариществу, твоим собратьям по борьбе. Мы можем стать союзниками, Данчо.

— Хорошо. И сделаем это как можно быстрее, чтобы перейти к делу. К нашей любви, радость моя. — Иордан достал из тайника в стене папку. — ты знаешь, что тут? Ну, конечно, даже не предполагаешь. Не можешь себе представить в самом страшном сне, легкокрылая птичка, чурающаяся политических игр. — Он зло хохотнул. — Здесь план секретного немецкого завода в Руре, работающего над самым смертельным во всей мировой истории оружием… Нам удалось заполучить его.

Эжени затаила дыхание. Теперь-то все стало совершенно ясно. Интуиция не обманула Эжени: перед ней — Альберт Орловский, устраивающий последнюю проверку русской, — если она «клюнет» на сообщение, — значит успела узнать все у Барковской.

— Не понимаю. Зачем мне это? Французы не знают об этом заводе? — С недоумением покосилась на документы Эжени.

— Наверняка догадываются. Но ведь надо действовать немедля! Эта адская кухня должна быть уничтожена! Если ты та, за кого себя выдаешь, передай информацию военной разведке, французской или русской. Они найдут способ предотвратить мировую катастрофу. — Иордан положил на кровать папку. Эжени отпрянула. Но рука Иордана — сильная, властная, придвинула к ней бумаги. — Возьми!

И тут Эжени увидела перстень, — тот самый, с серебряной чернью, в котором убийца хранил яд. Он одел его только что, когда доставал папку, не считая больше необходимым притворяться.

— Значит, тебе знакома эта игрушка? — Он покрутил массивный перстень, с вызовом глядя на Эжени.

— Кажется, я не видела у тебя раньше такого кольца. Старинное?

— Перестань, детка. Наша деловая партия разыграна, осталась любовь. Я принесу вино. Не вздумай шутить — на окне решетки.

Эжени не могла унять дрожь. «Почему же ты не спасаешь меня, Хельмут? Или ты вчера осыпал цветами, что завтра узнать о моей смерти?» — Мысль о том, что Хельмут фон Кленвер решил избавиться от нее с помощью Альберта показалась Эжени настолько ужасной, что страх прошел. Появилось тяжелое, до рвотного спазма. отвращение. Хельмут, голубоглазый ариец, клявшийся в любви, предал ее. Конечно же, он узнал от Орловского, что Эжени — агент де Костенжака. Он скрыл от нее настоящее имя «серба», подставив возлюбленную под удар. И на прощанье осыпал цветами ее дом, словно свежую могилу. «Ну, что же, — прощай, Хельмут, — враг, которого я готова была полюбить…».