Театральная улица - Тамара Карсавина

– Пойдем, – весело сказала моя наставница, – и захвати с собой все свои принципы.

Несмотря на принципы, я хорошо повеселилась в тот вечер и получила от него большое удовольствие. Комплименты, которыми меня осыпали, внимание, которое мне оказывали, свет, музыка, веселье, блюда, которых я никогда прежде не пробовала, – все это почти вскружило мне голову. К тому же никто, похоже, не стремился меня похитить; так в чем же был порок? Иногда я ощущала уколы совести, хотя мама одобрила мое посещение ресторана. Дело в том, что я тогда была немного педанткой и недотрогой. За годы, проведенные в училище, составила план своей будущей жизни. Я собиралась стать жрицей своего искусства, стойкой, презирающей суетность мира. Довольно глупые стихи одного русского поэта, обращенные к актрисе, которые я когда-то давно прочитала, произвели на меня неизгладимое впечатление своим настроением, и я сделала их своим девизом:

Исканья старых богачей

И молодых нахалов,

Куплеты бледных рифмачей

И вздохи театралов -

Ты все отвергла… Заперлась

Ты феей недоступной -

И вся искусству предалась

Душою неподкупной.

(Строки из стихотворения Н.А. Некрасова «Памяти Асенковой».)

На этом банкете были заложены основы прочной дружбы с ложей номер двадцать пять. Эта ложа бельэтажа принадлежала группе абонентов, друживших между собой. Я получила постоянное приглашение посещать ложу в те вечера, когда не танцевала сама. И мы с Лидией часто ходили туда. У меня никогда не было лучших, более преданных друзей. Эта ложа выделялась из всех прочих, так как двое из ее обитателей имели ассирийские бороды – настоящие «музейные редкости». Там же Присутствовал и хромой темпераментный адъютант, которого едва удалось уговорить не вызывать на дуэль родственника балерины, оскорбившей меня. Постоянным посетителем ложи был также моряк, известный под именем лейтенант Фуриозо. В перерыве между плаваниями лейтенант писал статьи о драме и балете. Он стал часто посещать наш дом, и, если меня не оказывалось дома, его вполне удовлетворяли долгие беседы с мамой. Он был ярым реакционером, а мама – либералкой, так что их беседы на политические темы всегда превращались в горячие споры. Но тем не менее мама любила его и охотно отпускала меня в его сопровождении в театр. Лейтенант страстно любил организовывать вечера. Перед уходом в плавание его активность особенно возрастала, и мы никогда не были застрахованы от его внезапного появления с тем или иным предложением. Ни одна из нас не могла устоять перед настойчивостью и пылом этого шумного полного человека. Мы до смерти уставали от бесчисленных увеселений и вздыхали с облегчением, когда он уезжал. Но даже когда он был за тысячи миль от нас, его блуждающий дух нарушал наш покой: среди ночи приходили телеграммы, в которых сообщалось, что над Мальтой голубое небо, или тепло приветствовал нас из другого полушария, Иногда приходили посылки с консервированными фруктами или же с сеном, которое когда-то было экзотическими цветами.

Глава 13

Моя первая главная роль. – Критика. – Расширение репертуара и повышение. – Дебют Бакста. – Кшесинская. – Отставка Волконского

Еще до окончания моего первого сезона в театре мне поручили первую главную роль в одноактном балете «Пробуждение Флоры». С радостью принялась я за работу. У балета не было сюжета – моя партия была чисто танцевальной, требующей более высокого уровня виртуозности, чем те партии, которые я до сих пор исполняла. Год выговоров со стороны Иогансона не прошел для меня даром – теперь я могла справиться со значительными трудностями.

Наступила весна, и светский сезон окончился, но это меня не беспокоило: весной я всегда пребывала в приподнятом настроении. Все шло хорошо. Мариус Петипа был доволен. «Tres bien, ma belle», (Очень хорошо, моя красавица – твердил он.) Все действительно шло хорошо до… генеральной репетиции. По-видимому, к тому времени я переутомилась, натерла пальцы ног, силы, казалось, покинули меня. Приближение премьеры вызывало у меня страх, доводивший до тошноты. Я совсем упала духом в немалой мере из-за того, что мои приятельницы по сцене постоянно внушали, насколько важен для меня успех в этой роли; другие, относившиеся менее доброжелательно, утверждали, будто слишком рано поручать мне столь ответственную роль. Как слова ободрения, тик и обескураживающие утверждения в равной мере лишали меня душевного спокойствия. Однажды зароненная в голову мысль о возможном провале теперь постоянно подтачивала мое самообладание. Она словно гипнотизировала меня. Накануне спектакля дома произошла небольшая ссора, но мои нервы были слишком напряжены, и мама вышла из себя. Я проплакала почти всю ночь и проснулась утром с головной болью и распухшими глазами. Лев дал мне немного мелочи, чтобы я могла нанять извозчика и слегка проветриться. К вечеру я была в совершенно ужасном состоянии, в горле стоял комок. Я вышла на сцену с таким ощущением, словно должна была предстать перед судом. Все кружилось перед глазами, ноги дрожали, и я не могла удерживать равновесие. По окончании спектакля раздался гром аплодисментов, букеты заполнили всю сцену. Но это не радовало меня. Я расценивала свое выступление как провал. Одна надежда теплилась в душе: может, зрители не заметили моих ошибок, ведь они так тепло встретили меня.

Ведущим балетным критиком был тогда Скальковский. Он верил в мое будущее. Это был образованный человек, обладавший парижским лоском, истинный поклонник балета и автор нескольких книг по искусству. Свою истинную романтическую натуру он скрывал под язвительными остротами. Длинная статья, которую он написал по поводу моего дебюта во «Флоре», оставила меня в недоумении – я не знала, радоваться мне или огорчаться. Она, несомненно, была остроумной. Я до сих пор дословно помню некоторые фрагменты: «Балетоманы вооружились биноклями. Сидя на стульях, они вытягивали вперед шеи, чтобы не упустить из поля зрения люк, расположенный в глубине неярко освещенной сцены. Он медленно поднимается, и робко появляется юная танцовщица. Всё взоры восторженно следят за ее аттитюдами, любуются неподражаемой грацией олененка, ее византийскими глазами, гибкими руками. Карсавина по своему происхождению принадлежит к народу, создавшему богов и героев, потомки которого сейчас ведут торговлю губками и рахат-лукумом… Пока еще рано выносить окончательное суждение по поводу способностей танцовщицы. Она подает большие надежды, но оправдает ли она их – покажет время. Мне было забавно наблюдать за поведением публики, особенно зрителей галерки при виде своей любимицы. Оно напомнило мне прием, оказанный новому губернатору местным помещиком. Он пригласил цыганский хор, чтобы тот пел после обеда. Услужливый хозяин подскочил к губернатору. «Как ваше превосходительство пожелает, чтобы они пели? С выкриками или без?» – «С выкриками», – последовал снисходительный ответ. Этим вечером молодую танцовщицу принимали с постоянными выкриками с начала и до конца; еще до того, как она начала танцевать, зал разразился аплодисментами и криками. А когда разнервничавшаяся дебютантка смазывала пируэт, аплодисменты даже удваивались…»