Наш десантный батальон. - Александр Тумаха

- Эй, - кто-то тронул за плечо сзади

- Ну? - шепотом.

- Ты что, спишь? На посту? В засаде?!

- Мазыкин, отвали, никто не спит. Ты, гад, сзади подкрался.

Мне снаружи хватит наблюдениев. Смена? Нет? Вали отсюда. Гад.

Остекленевшие глаза дождались смены. Караван этой ночью не пошел, как, впрочем, и не ожидался.

Наутро всех снова расставили по стенам. С солдатами дежурил дежурный офицер, остальные скрывались в прохладе - под крышей одноэтажного дувала. Из строений внутри был только он и небольшая хозяйственная пристройка.

- Ну и че ты - спал? Я же видел. - Мазыкин вернулся в прошедшую ночь. Они в том же составе заняли свою нишу.

- Слушай, что ты докопался? Не спал я нихрена! Тоже мне, начальник караула. Ты поссать вышел, так, или посты проверять?

- Спал! Я видел.

- Да сам ты урод! Иди, ротному доложи еще, кто спал, кто травку курил, а зампотылу где мы картошку обычно жарим. Может в коммунисты раньше примут.

Мазыкин уже месяц назад, по рекомендации замполита роты

Давыдова подал заявление о приеме в кандидаты в члены КПСС. И странным образом стал меняться - становился все более и более противным. Видать почувствовал на себе ответственность члена авангарда общества.

А зампотылу батальона, видать от безделья, в последнее время объявил войну неуставному приготовлению пищи. Неустанно обходил различные укромные места и арестовывал молодых, занятых там жаркой картошки или варкой куриц.

Третьего дня, стоя в наряде по роте на тумбочке, Дубин сам наблюдал картину, от которой чуть не упал со ступенек казармы: мимо быстрым шагом, почти бегом прошел доходяга из девятой роты, в промасленном, черном бушлате, видать и в жару, бедный мерз, в раздолбанных полуботинках и в рванных штанах. В руках он нес еще дымившийся казан, а конвоировал его тот самый зампотылу, майор

Плучиц. Весь такой чистый и лощеный. Только небритый почему-то. При этом он не просто шел сзади, а воткнул бедолаге в спину указательный палец правой руки - кисть изображала пистолет, что ли. Эта сцена в целом, обреченное выражение лица молодого, и суровая решительность на лице майора смотрелись таким контрастом, что…

Ну, Дубин со ступенек не упал, но долго не мог остановить конвульсий смеха, скрывшись в темноте коридора.

Наконец подал голос Левин:

- Давайте жрать, хватит базарить.

- Ладно, чей сухпай будем ликвидировать, - Мазыкин и сам решил не развивать свой нелепый наезд, - Что-то горяченького хочется!

- А вон солома. Можно и подогреть тушенку, - Дубин соскреб ногой с пола целый пучок.

- Кто тут есть? - из-за выступа в стене вынырнул дежурный офицер, - Ага, вас тут трое, ну, и двоих достаточно, ты, - он ткнул пальцем в Дубина, - идешь сейчас на пост вон в ту противоположную башню.

- Товарищ лейтенант, мы тут поесть собрались.

- Ничего, не оголодаешь, тебе свой сухпай даден, выполнять.

- Так и командир роты меня главным назначил на этом посту!

- Кто, Контио? Да, я договорюсь. Исполнять приказание, товарищ рядовой! - лейтенант шутовски приложил руку к панаме.

- Есть! - что делать, шутовски ответил Дубин.

- Развели шутов. Не армия, а цирк, - Дубин собирал манатки.

Внутренность башни представляла собой квадрат, примерно, два на два метра с бойницами во всех четырех стенах. Дубин принялся наблюдать за дорогой, по которой периодически проезжали бурубухайки и легковушки. Ничего интересного, никаких событий, да, и днем караван пойдет здесь вряд ли - между Сциллой батальона на юге и

Харибдой царандойского полка, который располагался севернее, вместе с резиденцией губернатора провинции в Мухаммед Ага. Хотя, Харибда, как раз и внушала постоянно подозрения разведке.

Дубин с тоской отвернулся на противоположную стену, где Левин и Мазыкин уже соорудили небольшой костер и грели себе обед.

Что-то не то. Дым. Слабая струйка дыма поднималась над стеной.

Блин, уродство. Так нас и обнаружить недолго. Вот насоветовал. А сами они что ль, не видят?

Костерок тут же загасили, но дым пыхнул еще больший напоследок. Ладно, будем считать, никто ничего не видел, Дубин тоже достал галету - хоть что-то пожевать.

Дорога уже пятнадцать минут была пуста. Редкие афганские автомобили вовсе иссякли. Тоже их жара мучает, - подумал Дубин, - да и ладно, нет никого, и спокойней.

Неторопливо подъехала пятнистая БРДМ, остановилась на дороге напротив крепости с засадой, развернула башню и стала деловито долбить стены из своей КПВТ.

Дубин буквально почувствовал, как одна крупнокалиберная пуля вошла в стену его башни на уровне живота. Он замер как под гипнозом.

Пуля шипела, упорно продираясь сквозь глинобитную кладку.

Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш… Показался дымок, пуля выползла, вращаясь как живая, и обессилено упала к ногам. Это был трассер.

Задница еще какое-то время светилась красным огоньком, и, затухла.

Во, жуть.

Он тронул ее ногой, она перекатилась, и скрылась в темном углу.

Столбняк прошел.

- РафИк! РафИк!!! - таджик, переводчик, солдат девятой роты, вопил в образовавшуюся тишину: афганцы, а это была машина Царандоя, на время замолкли. Потом он что-то еще прокричал скороговоркой. С дороги ответили, и к ним пошел один из наших офицеров и этот таджик.

Дубин видел в бойницу, как из БРДМ вылез командир, офицеры недолго поговорили через переводчика, и направились к воротам крепости, находившимся с противоположной стороны от дороги. Там их встретили

Синкевич и Контио. Поговорили, посмеялись чего-то, пожали друг другу руки и распрощались. БРДМ развернулась, и отправилась восвояси.

Засада была сорвана. Замкомбат построил людей во дворике и устроил всем разнос. Непереводимая игра слов! Точнее, понятная любому русскому, и бомжу, и кремлевским сидельцам. Кто рассекретил засаду, знал только Дубин, как выяснилось, Мазыкин и Левин не заметили дымка от своей готовки. А глазастые деды из кишлака, видать, все и увидели.

Но, вместо того чтобы вызвать бронегруппу и снять засаду

Синкевич приказал переместиться в другую крепость - в трех километрах южнее. Были, понятные лишь командирам, свои тому причины: пообщавшись по рации с комбатом, Синкевич вышагивал вдоль шеренги солдат как боевой петух перед смертоубийством.

Люди цепочками стали выдвигаться к новому месту засады. Дубин подумал: ну и славно, не повоюем, на сей раз. Нахрена мне этот караван? И нам всем? Раздолбаем мы его, или нет, ничего это не изменит.

Все - все равно.

Просто будем отдыхать три дня еще от тягот и лишений службы.

Какая собака полезет теперь на нашу мощную засаду - чуть не полбатальона, да еще и в зоне действия артбатареи и ГРАДов? А, никакая.

Дмитрий:

_ЦЕРЕМОНИЯ НАГРАЖДЕНИЯ._

Никто не умер. Не умер никто. В потерях не значатся.

Фары БТРов вырывали из неба силуэты гор. Перевал уже был близко, запоздавшая колонна из четырех машин преодолевала последний, самый трудный кусок перед спуском. Ударил гранатомет, второй, заговорили автоматы, ухнул миномет. Из первого подбитого БТРа посыпались солдаты в парадке в поисках укрытия. Остальные машины встали, задняя начала отползать вниз. Все, даже подбитая огрызались вокруг из своих КПВТ, обстрел, кажется, велся отовсюду. Из вставших машин тоже пошли выскакивать солдаты в парадной форме и падали, не успевая отбежать, отползти в придорожные канавы.

На перевале появился свет - это очнулся пост Царандоя и вниз поползла какая-то техника.

Миномет умолк. Вскоре стихли и автоматы.

С возвращавшейся в Кабул пустой колонной как обычно пришли четыре БТРа сопровождения из седьмой нашей роты: дорога от Гардеза до Бараков не представляла опасности: голые горы и больше ничего.

Засада - для самоубийц. А с границы зеленки всегда работал батальон.

Командир сопровождения привез приказ Комбрига: всех солдат батальона, представленных к правительственным наградам отправить в парадной форме в расположение бригады. Фамилии прилагались.

На следующий день в бригаду прибывает командующий, будет праздничное построение, и торжественное вручение Правительственных наград.

Колонна ушла в батальонном сопровождении, БТРы остались на дороге. Непонятная задержка продлилась уже несколько часов.

Приказ выделить парадку для 24 человек оказался сложным. Если говорить просто. Это имущество, разворованное каптерами, продавалось местным за чарс и афгани, поэтому парадные рубашки собирали у офицеров, слава Богу, фуражки в ВДВ никогда не пользовались почтением.

К шести вечера именинников собрали и отправили на праздник.

Кто распорядился, или не распорядился.

Кто распорядился не выдавать оружия награжденным, солдату неведомо.

Дубин уже лежал в постели, когда в кубрик влетел Костя. Костя влетел весь в слезах, скосился на Дубина, и тот почувствовал, что жизни у него ровно столько, сколько Костя будет плакать. Как, впрочем, и у всего взвода.