Капитал (сборник) - Михаил Жаров

С шеи она спустилась к его груди и стала хватать губами кудри, как сладкую вату. Иван не вытерпел и помог Наталье на той же лавочке. Что его тогда удивило, так это то, как горячо было внутри Натальи. Оно там, значит, и болело. Однако, оказав первую помощь, Иван только усугубил. До утра Наталья водила его по лавочкам и со звериной нежностью облизывала, вынуждая проводить над ней раз за разом новое врачевание. Ивану же хотелось есть и спать.

– Сколько у тебя было раньше? – спросила утром Наталья, хлопая усталыми, будто слепыми, глазами.

– Впервые, – ответил Иван, счастливый, что пришло время прощаться.

– Не ври! – обиженно фыркнула Наталья и отвернулась, чтобы не показать ликование. – Это у меня в первый раз так.

Познакомился Иван с Натальей у неё на работе, пообещав ей принести вечером только что вышедший «Титаник». Вот куда делась кассета, а то он совсем забыл, кому дал смотреть. Как же выглядела Наталья? Тоже забылось. Чёрная, тонкая. Вроде, всё. А, да – тревожно и даже трагически пахла, как освежеванная тушка.

С тех пор Иван с любовью, а чаще без неё, врачевал женщин. Замужних и нет, важных и простых, глупых и через силу образованных. Сеансы начинались одинаково: женщина тёрлась о его грудь щеками, как любят ласковые кошки.

Возмужав, он стал привередой. Особенно Ивана заботили их ногти. Потёртый маникюр, если женщина считалась хорошей хозяйкой, он мог извинить, но ляпы педикюра считал оскорблением, будто к нему на грудь просилась не женщина, а солдат после марш-броска или какой-нибудь дядька, который не меняет носки, как старики не меняют политические убеждения.

Он стал чуток к запахам и плевал на тех женщин, которые приносили на себе дух своего дома, мужа или детей. Больше всего запах копился у женщин в волосах, и чаще это был душный запах супружеской постели. По-Ивану, женщина должна была пахнуть только своим организмом и своими жидкостями. Возможно, также приходят в бешенство медведи, когда чуют носом другого самца или медвежат. Им нужна самка, которая хотя бы на время одного соития будет казаться непорочно одинокой.

Лёгкость, с которой Иван получал женские тела, приносила ему много лет лишь пользу. Пока другие не досыпали, отчаянно рифмуя вновь, кровь и любовь или приручали дам вечерними выгулами и сладкой подкормкой, Иван бережно строил карьеру адвоката.

Проблемы начались ровно в тридцать, как по будильнику. Первый звонок прозвучал глухо, потому что им был удар кастета. Иван не предполагал, что муж изящной принцессы Ирины окажется типом с лицом и характером отъявленного Маяковского. Шрам получился размашистый, от челюсти и далее по щеке, что подтверждало поэтическое вдохновение автора.

В следующие встречи с доминантными самцами Иван действовал по правилу «лучшая защита – это нападение» и, не здороваясь, бил локтем. Неожиданность и локоть раза три рекомендовали себя безотказными, пока не произошёл грустный случай.

Осенним предгрозовым вечером, когда сама природа за окном забавлялась в жанре психологического триллера, резко и особенно настойчиво зазвонил телефон.

– Иван Николаевич? – холодно, в стиле Хичкока, спросили в трубке. – Надо срочно встретиться.

– По какому поводу? – не дрогнув, поинтересовался Иван, сгибая и разгибая в локте руку.

– По поводу Светланы, – ответил Хичкок, – моей жены.

К назначенному месту Иван шёл, соображая, о какой Светлане пойдёт речь. О той, что из аптеки, или о дежурной по вокзалу? Или была какая третья, но забылась?

В безлюдном дворике стоял тяжёлый, как туча, человек, а рядом с ним урчал внедорожник, размерами с трактор. Иван сходу применил локоть, и человек даже взбрыкнул в воздухе ногами. В эту же секунду небо взорвалось и обрушилось на землю шипящей, как кипяток, водой.

На обратном пути под вспышками грозы Ивана осенило. Он вспомнил и Светлану, и хуже того, вспомнил побитого им человека. То был муж подзащитной, хозяин автозаправки Хоботов. Иван с ним недавно встречался, и Хоботов обещал, что добудет документы, которые позарез требовались для победы в деле его жены. На счастье Ивана Хоботов-Хичкок потом так и не вспомнил, что с ним произошло. Сам виноват, проще надо быть с людьми и не задавать загадки.

Хард-рок сыграли ангельские трубы над головой Ивана, когда он отправился в гости к красавице Юле, о которой можно было сказать, как о Солнце: «Двум Юлям не бывать». Муж её, понимая, что владеет чем-то уникальным и неповторимым, начинил все три их квартиры прослушкой, а также платил охране, которая работала в три смены и не столько охраняла, сколько невидимо следила за Юлей и собирала компромат.

Муж Тимур был больше чем бандит. Тимур был абрек. Почти каждую неделю он устраивал разбои, о которых боязливо умалчивали телевидение и газеты – слишком смело и несовременно действовал он, тем самым грозя заочно стать живым героем. Ведь сейчас можно быть злым и кровожадным, но героем – нельзя. Также, как становится зазорно зваться мужчиной.

В манере раннего Сталина Тимур с тридцатью отборными витязями останавливал и грабил товарные поезда. Совершал он это торжественно, с пальбой и со свистом, оставляя после себя связанных машинистов и милиционеров. Убивать он не любил.

Юля впустила Ивана в квартиру, показывая пальцем: «Тихо!». Её лицо, перенасыщенное красотой, было в алых и белых пятнах. Видимо, в ней боролись леденящий страх и жгучее нетерпение.

Открыли на кухне и в ванной воду, включили во всех четырёх комнатах телевизоры, но и после этого говорили шёпотом.

– Давай, я у знакомых техников с ментовки попрошу аппаратуру, – шептал Иван, – найдём все жучки.

– Попроси, – ответила Юля и нырнула носом в расхристанную грудь Ивана. – Хочу тебя!

Раздеваться не стали. Юля лишь приспустила с себя мягкие махровые штанишки и повернулась к столу.

– Сегодня так, а то я боюсь, – сказала она.

Лицо её раскалилось, и смотрела она с мукой в глазах, как смотрит киса, которую заботливые хозяева не выпускают весной на улицу.

Сзади она была похожа на подвешенную на нити гирьку, настолько тонкой была её талия и так широко раздавался зад. Иван положил ладони на её холодные ягодицы, и Юля напряглась, как трусливый пациент в ожидании укола.

Машины буксуют на некатаных дорогах, вот и Иван вошёл в Юлю не сразу, а с натугой. Он знал, что она не ложится с Тимуром, отважным только с поездами. Внутри Юля оставалась узенькой, труднопроходимой девочкой. Её и Тимура женитьба таила в себе ту загадку на которую имеются не один, а несколько ответов, и все неправильные.

Лишь Иван утвердился в Юле, и Юля начала подтанцовывать в томительном фламенго, как вдруг телефон, лежавший перед ними на столе, разразился дагестанскими гармошками, а на экране высветилось «Тимур». Словно слепой глаз уставился на них, а вместо музыки заполонил комнату издевательский смех. Продолжать стало мерзко, и Иван ощутил, что у машины сдуваются колёса.

– Алло! – взяла Юля трубку.

– Пусть он выходит, – расслышал Иван громкий голос. – Я жду на улице.

– Про кого ты? – спросила Юля, и зад её, минуту назад игривый, тяжело опустился.

– Не шути со мной! – крикнул телефон.

Иван подался назад и вышел из Юли, будто из тёплого дома на осеннюю улицу. Даже передёрнуло.

Юля отложила телефон и косо улыбнулась:

– Пойдём, выпьем. За встречу.

На кухне ждал стол, насколько лакомый, настолько в эти опасные минуты и печальный.

– Мне стакан, – отодвинул Иван от себя рюмку.

Подняли тревожный тост за чтобы-всё-хорошо.

– Лёнчик со второго этажа ещё живой? – пылко спросил Иван, не закусив после стакана.

– Живой, – ответила Юля. – Хочешь, как в прошлый раз?

С пятого этажа Иван спустился на второй и аккуратно постучал в дверь, снизу до верха покрытую следами от подошв. Аккуратно стучать следовало не из вежливости, а потому что дверь могла упасть даже от громко сказанного слова.

– О, Ванька-романтик! – обрадовался Лёнчик, сберёгший трезвую память на лица. – Опять бежишь?

Лёнчиком он звался противозаконно. Его уменьшительно-ласкательная юность минула в доядерную эру, и выглядел он мало сказать старым, выглядел он – вечным, как истина о вине. Размеры Ленчика превышали общечеловеческие, что тоже мешало воспринимать его детское имя. А если бы пришло кому в голову его взвесить, то вслед за цифрой 120 должны были бы стоять вместо килограммов литры.

В качестве приветствия Иван вручил хозяину початую бутылку и прошёл внутрь. По пути к балкону пришлось повстречать ещё нескольких водяных и русалок, но почести им были лишни.

У Ивана имелся двойной опыт прыгать со второго этажа из питейной квартиры. Так что и на сей раз он приземлился удачно и эффектно, с кувырком. Увы, поглазеть на трюк приехали на двух автомобилях черноокие мужчины с плотными туловищами.

– Брат, мы его взяли, – рапортовал один из них по рации. – Он за домом. Приём!

Иван, озираясь, тщательно отряхивал одежду и ощупывал, будто отбил, локти. Решить вопрос бить или не бить, помогли ещё две прибывшие машины, в одной из которых сидел Тимур. Конец.