Выдача преступников - Александр Бойцов

Отмеченное разделение международных уголовно-правовых норм материального характера и соответствующих им процедурных норм является важным и для понимания того, какие вопросы экстрадиции лиц, виновных в совершении международных преступлений, носят уголовное, а какие – уголовно-процессуальное значение. Ибо обособление международно-правовых норм процессуального и судоустройственного характера, с одной стороны, и систематизация международно-правовых норм уголовно-материального характера, должная завершиться принятием Международного уголовного кодекса, – с другой, неизбежно связаны с определением места, отводимого в этом Кодексе вопросам юрисдикции и экстрадиции.

Здесь следует иметь в виду, что учреждение постоянно действующего международного органа правосудия не затрагивает права государств самим судить лиц, совершивших международные преступления. Более того, в отличие от Уставов международных трибуналов по Югославии и Руанде, признающих параллельную юрисдикцию, но недвусмысленно закрепляющих приоритет их юрисдикции по отношению к юрисдикции национальных судов,[427]одним из основных принципов организации постоянно действующего Международного уголовного суда является принцип субсидиарности, согласно которому он призван дополнять национальные органы уголовной юстиции в случае, если они отсутствуют или не могут должным образом выполнить своих функций в отношении международных преступлений. Если же государство приняло решение самостоятельно осуществлять уголовное преследование за указанные преступления, Международный суд не может принять дело к рассмотрению.[428]

Таким образом, в настоящее время систему международной уголовной юстиции в отношении международных преступлений образуют национальные структуры в лице внутригосударственных судов, реализующих универсальную юрисдикцию, и международные институционные элементы, реально представленные международными уголовными судами ad hoc, а потенциально – постоянно действующим Международным уголовным судом, призванным стать центральным органом международной уголовной юстиции. При этом характерным остается сохранение приоритетности национальных структур, по отношению к которым международные органы носят подкрепляющий, вспомогательный характер.

Признание внутригосударственных судов частью международной уголовной юстиции не должно вызывать сомнений, если только не отождествлять понятия «юстиция» и «юрисдикция». Последняя предполагает наличие адекватного ей юрисдикционного органа. Международная – соответственно международного уголовного судебного органа, критериями для квалификации какового как международного являются характер применяемого права, подсудных преступлений, а также правовая основа создания и функционирования. Однако для такой деятельности, как правосудие, «в первую очередь важно, не где (в каком органе) оно осуществляется, а каким образом, согласно каким правилам. Международное правосудие должно осуществляться в соответствии с международным правом. Но совсем не обязательно это происходит в международном органе».[429]

Следовательно, осуществляет ли национальный суд территориальную, персональную или реальную юрисдикции, когда он отправляет правосудие над индивидами, совершившими преступления против мира и безопасности человечества, вынося приговор в соответствии с положениями международного уголовного права, он защищает всеобщие международные блага, против которых направлены международные преступления.[430] Важно лишь, чтобы эти преступления правомерным образом входили в компетенцию национальных судов. И тогда становится очевидным, что в материальном правоотношении, возникающем в случае нарушения норм международного уголовного права, индивиду, виновному в их нарушении, противостоит множество государств, уполномоченных на реализацию в его отношении своей юрисдикции.

С тем большим основанием вывод об осуществлении международной юрисдикции относительно рассматриваемых преступлений относится к международному уголовному суду, даже если по внешней видимости сфера его полномочий ограничена рамками определенной территории или кругом определенных граждан. Так, трибунал по Руанде наделен полномочиями судебного преследования за международные преступления, совершенные либо на территории Руанды, либо гражданами Руанды на территории соседних государств, т. е. полномочиями по осуществлению территориальной юрисдикции с некоторым ее расширением за счет персональной юрисдикции. Однако его учреждение Советом Безопасности ООН и предметная компетенция не оставляют сомнений в том, что данный орган призван отправлять правосудие от имени международного сообщества.

Вместе с тем признание международного суда лишь в качестве органа, дополняющего национальные органы уголовной юстиции (ст. 1 Римского статута), означающее, что он осуществляет свое право на наложение международной уголовной ответственности в случае невозможности либо отказа национального правоприменителя реализовать данное правомочие, свидетельствует о том, что в Статуте нашла воплощение концепция суда не с исключительной, а с параллельной юрисдикцией. Это означает, что за государствами остается свобода выбора между Международным судом и выдачей преступника другому государству или преданием его собственному суду.

По видимости, эта коллизия носит процессуальный характер, обнаруживая «двойственную природу» внутригосударственных судов, сторонники которой (Ж. Ссель, Ч. Шройер) полагают, что в рамках национальной правовой системы они действуют как государственные органы, а в рамках международной – как органы международного сообщества. Однако за компетенцией суда, в каком бы качестве он ни выступал, всегда стоит применимое материальное право.

Исходя из этого, существо международно-правовых норм уголовно-материального характера таково, что обязанности физического лица, совершившего международное преступление, подвергнуться репрессии в соответствии с международным уголовным правом, т. е. претерпеть какие-либо негативные последствия по причине совершенного, противостоит правомочие соответствующего судебного органа подвергнуть его правоограничениям. При этом возможность применения указанных норм как национальным, так и международным судебным органом означает, что в возникающем на их основе правоотношении правонарушителю могут противостоять сразу два субъекта правоприменения – национальный (приоритетный) и международный (дополняющий национальные органы уголовной юстиции), по причине чего и само по себе охранительное правоотношение может иметь «ступенчатый» характер.[431]

Для целей нашего исследования не столь уж важно, как применяет национальный суд нормы международного уголовного права – опосредованным (т. е. через применение положения национального уголовного закона) или непосредственным образом, отправляя правосудие от имени всего человечества. Важно то, что функционирование международных судебных органов, не ставящих по сомнение права государств самим судить лиц, совершивших международные преступления, неизбежно порождает феномен параллельной уголовной юрисдикции.

Всякая же параллельная юрисдикция вызывает потребность в механизме разрешения юрисдикционных коллизий. Одним из элементов такого механизма является и экстрадиция. Но не только она.

Согласно ст. 86 Римского статута государства обязуются всесторонне сотрудничать с Международным уголовным судом в проведении им расследования подпадающих под его юрисдикцию преступлений и осуществлении уголовного преследования за эти преступления. Одной из форм такого сотрудничества является предусмотренная ст. 89 Статута передача лица Суду государством, на территории которого оно находится. Тем самым устанавливается терминологическое различие между передачей государством такого лица в Международный суд и его выдачей другому государству.

Свидетельством тому, что это различие носит не только терминологический, но и смысловой характер, является ст. 102 Статута, специально определяющая, что «передача» означает доставку лица государством в Суд в соответствии с настоящим Статутом, а «выдача» – доставку лица одним государством в другое в соответствии с положениями международного договора, конвенции или национального законодательства.

В отношениях же между государствами, связанными международными обязательствами о выдаче, основным принципом разрешения юрисдикционной коллизии остается принцип aut dedere, aut judicare, который обеспечивает неотвратимость наказания в системе международной уголовной юстиции в условиях параллельной юрисдикции.

Указанный принцип был сформулирован Гуго Гроцием, исходившим из того, что поскольку «государства не должны допускать, чтобы другое государство вооруженной силой вступало в их пределы ради осуществления наказания», постольку «государство, в котором находится тот, кто уличен в преступлении, должно или само по требованию другого государства наказать по заслугам преступника, или же представить это усмотрению соответствующего государства»[432].