Третье правило диверсанта - Михаил Бычков

— Понятно, а то, что у него рожа покраснела и пальцы трясутся, это как, нормально?

— Обычная аллергическая реакция, если сразу не помер значит, ничего страшного уже не будет, — сказал я и неуверенно добавил, — наверное.

— Что значит, наверное?

— То и значит что, наверное! Что ты от меня хочешь? Две недели назад я пребывал в полной уверенности кто я такой, откуда взялся, где вырос и к чему предназначен. По капле я узнаю, что кто-то другой. Ты кстати врал мне всю дорогу! Сука! Выслеживал меня — охотился. И нечего отводить свою харю, когда я с тобой говорю! Хочешь знать, что будет с Андреем? Я тебе отвечу! Не знаю!

Я схватил его за грудки и принялся мелко, но сильно трясти, так что его челюсть щёлкала как колотушка ночного сторожа, он вцепился в меня и отвечал тем же. Я продолжал злобно шипеть:

— Знаю точно одно — инъекция была его единственным спасением. Ты сам всё видел. Себе я тоже поставил укол и на мне это никак не сказалось. Я чуть не заснул пока ждал тебя, так что выносливее точно не стал и рожа у меня не красная и пальцы не трясутся. Не знаю, не знаю ничего! Хочу разобраться, так же как и ты. Уж поверь! И я разберусь с твоей помощью или нет. И к слову, ни о каком городе я не знаю ни хрена. Может, и нет его вовсе! Вот нет и всё тут! Может такое быть? Да сколько угодно! Поэтому оставь свои расспросы на более подходящее время!

Я отпустил Монаха и откинулся на спину. Хотелось убивать.

— Успокойся Лёха.

— Да, нормально всё.

— Скажешь тоже.

— Жрать охота. — Сказал я. Скорпион растравил аппетит.

— А вот это уже по-нашему! — Обрадовался Монах и принялся потрошить мой рюкзак.

Мы прождали ещё три с лишним часа, Андрей так и не объявился. Монах заметно нервничал, и его настроение передалось мне. Я рисовал в голове самые безрадостные картины, ужасался им и сам отказывался верить в то, что себе нафантазировал. Я делился своими соображениями с Монахом, он оставался хмур и лишь отмахивался от меня как от досадного недоразумения мешающего ему думать, он никак ни выказывал желания вступать в разговоры и обсуждать сложившееся положение. Он был целиком погружен в свои мысли, и казалось, уже всё для себя решил. Но я-то знал его сосредоточенный вид, говорит скорее о полной его растерянности, нежели раскрывает его действительное настроение. В конце концов, он не выдержал и на исходе четвёртого часа бесплотных ожиданий решил сам отправиться к пристройке восточного крыла здания, чтобы выяснить, что там могло произойти у вентиляционных шахт и так задержать Андрея.

Я снова остался в одиночестве. То, что наша затея закончится удачей, с каждой минутой верилось всё меньше и меньше. Честно говоря, плевать я хотел и на поиски потаённого города и на всю прочую ерунду, которой приходилось заниматься в последнее время. Меня уже мало заботил и загадочный друг Монаха, пресловутый Сергей, этот его связной из верхушки ГГО (если он не плод его вымысла), и то кем он был для меня злым ли гением или ангелом хранителем. Не волновало, встречусь я с ним или нет, и если встречусь, что скажу и, что он мне ответит, и узнаю ли кто я такой на самом деле. Меня заботили только пропажа Андрея и долгое отсутствие Монаха. Что если они не встретятся? Что если я больше их не увижу? Что если я снова останусь один?

Что тогда?

Как мне быть? На кого рассчитывать, и куда идти? Меня вновь посетили старые призраки детских страхов, пусть даже и детство у меня было фальшивое, если оно было вообще. Однако я как никогда прежде ощутил всё своё бескрайнее одиночество и испугался погрязнуть в нём навеки. Испугался никогда больше не увидеть знакомых лиц, остаться никому ненужным. Стать всеми оставленным полным сожаления к прошлому и незавидным будущим — вечным странником. Тем, кем я и был всегда. Человеком без предназначения. Вот что меня ужасало и приводило в трепет.

Меж тем время шло, близился вечер — ничего не менялось. Я совсем потерял надежду. Когда за спиной послышался уже знакомый шелест осыпающегося песка и шум гравия. Вновь приняв боевое положение, приготовился к встрече.

Через несколько секунд из-за обломков бетонных плит и нагромождения кирпича показался Монах. Коротко кивнув мне, он бесшумно спустился в импровизированную траншею служащую мне укрытием и, оказавшись рядом первым делом спросил:

— Ну как?

— Без изменений. — Ответил я. — У тебя какие новости?

Вместо ответа Монах вытащил из-за ремня Андрюхин пятизарядный кольт и протянул мне. С холодеющим сердцем я молча принял оружие. Внушительного размера никелированный пистолет удобно лёг в руку, заметно отяжелив её своим весом. Откинув в сторону барабан, я высыпал патроны в ладонь, все пять целы, ни одной стреляной гильзы. Снарядив заново револьвер, вернул его Монаху и вопрошающе посмотрел на него. Мой взгляд был настолько красноречив, что я рассчитывал получить исчерпывающий ответ, но вместо этого Монах лишь пожал плечами.

— Чего ты молчишь? Что случилось?

— Мне кажется, мы начинаем старый обоим до смерти надоевший разговор. Что я могу ответить? Не знаю Алексей. Там валялась вся его амуниция оружие и даже куртка с майкой. Я взял только пистолет гранаты и запасные магазины к автомату, не хватало только ножа, всё остальное припрятал поблизости. Следов борьбы нет никаких! Такое чувство, что он просто всё сбросил с себя и ушел.

— Куда?

— Ты не поверишь, но металлическая крышка одного из вентиляционных коробов выкорчевана с мясом, на рваных краях я обнаружил кровь. Не уверен, но создаётся впечатление будто Андрюха, на что-то сильно обиделся, разделся по пояс, бросил оружие, голыми руками оборвал железо с бетонного основания и пробрался внутрь бомбоубежища!

Я видел, как нелегко даются ему слова, его слегка потряхивало, он еле сдерживался чтобы не сорваться в тихую слюнявую истерику, более свойственную неуравновешенной женщине, а не матёрому волку — егерю наставнику и вообще крепкому мужику каким он и был. В первый раз я видел его в таком состоянии. Нужно срочно привести его в чувство.

— Ты прав не поверю. — Сказал я. — Наверное, всему этому есть какое-нибудь разумное объяснение. Сам подумай, зачем ему бросать оружие и…

Дальше я ничего придумать не смог, как ни старался и потому с надеждой посмотрел на Монаха, как бы ожидая, что он сам подскажет мне нужные слова. Но он молчал, словно замкнулся в себе, сидел, сгорбившись в укрытии стены, и рефлекторно постукивал дулом револьвера по своему ботинку. Внезапно он очнулся, совершенно ясным твёрдым взглядом посмотрел прямо в мои глаза и так же твёрдо как посмотрел, сказал:

— Слушай вводную, егерь.

Я напрягся и откликнулся:

— Да.

— Значит так, Андрюха в бомбоубежище. Что и как выясним после. Сейчас быстро перекусываем, укрываем тут манатки, и через сорок минут налегке только с оружием выдвигаемся. Проверенным путём за обвалом пересекаем улицу, дальше на брюхе восемьсот метров по дуге на дистанции двухсот метров от здания. Достигаем воздухозаборника и через пролом попадаем в здание. Остальное по старой схеме. К тому же я надеюсь на поддержку Сергея. Вопросы есть?

— Какая схема?

— Всех убьём одни останемся. — Не моргнув глазом ответил он.

— Вот так просто?

— Да нет парень, работать придётся на совесть. В кровь и в пот.

Глава 20

Монах передвигался как ящерица, порывисто и в то же время очень точно. Он словно сросся в единое целое с землёй и перетекал по ней — совершенно бесшумно обходя все препятствия, не делая ни одного лишнего движения. Я полз следом, выступая в роли ведомого, и старался выдерживать выбранный темп. Признаюсь, мне стоило больших трудов не отстать от него. Подошвы его ботинок мелькали перед глазами, и я сосредоточился исключительно на них. Мой рот был полон пыли, пот заливал глаза, и вообще всё надоело до изжоги. Хотелось остановиться и напиться воды, но Монах был неутомим. Он даже ни разу не оглянулся, чтобы удостовериться поспеваю я за ним или нет. Поэтому когда он вдруг остановился я, инстинктивно прополз некоторое расстояние вперёд, и только когда каблук его башмака оказался вплотную к моему носу затаился сам. Монах выглянул из-за плеча и подал мне знак присоединиться к нему. Я обогнул его стороной и лёг рядом.

Мы находились на небольшом пригорке. Метрах в пятидесяти в низинке сохранились остатки надо полагать некогда густой кустарниковой посадки, представлявшей сейчас редкие переплетённые между собой прижатые к земле ветви, кое-где прихваченные зеленью после недавно прошедшего дождя. По краям низины раскинулись, словно окаймляя её желтые полянки расцветших в безудержной тяге к жизни одуванчиков. Дальше поднимался совершенно голый склон искусственной насыпи. На её вершине, на равных промежутках располагались похожие на противотанковые надолбы бетонные короба, увенчанные конусообразными крышками.