Золотой грех - Кирилл Казанцев

— Кто там, Хана? — раздался визгливый пьяный голос. — Че, менты, что ль? Побазарить надо?

— Закрой базар, — рыкнул на пьяного Хановский, взмахнув рукой, как будто брезгливо стряхивал с нее что-то, и шагнул за порог.

— Не, ты че, Хана! — не унимался за его спиной пьяный кореш и тоже полез из дверей наружу. — Ты знаешь, я за тебя любую паскуду порву! Этот, што ль, понты бросает?

Рублев не стал ждать, и тем более пьяные препирательства ему были ни к чему. Он был даже рад сорвать свою злость на ком угодно. Одним ударом ноги вперед он отшвырнул тщедушное тело пьяного далеко внутрь сеней, где с грохотом что-то полетело с полок на пол. И тут же Рублев схватил Хановского рукой за воротник рубашки и вытянул на веранду, чуть ли не прижав его лицо к своему.

— Ты, сука! — прошипел Рублев. — Ты что там на дороге устроил? Что за война? Ты где набрал этих недоумков? Они упустили нужного мне человека, они ничего не сделали и потеряли четверых. И оружие! Где ты берешь все это дерьмо, Хана? Я тебя за такую работу самого в дерьмо втопчу!

Хановский в его здоровенной широкой лапище мгновенно трезвел и только тихо вырывался, пытаясь освободить горло, потому что ему было нечем дышать. Рублев наконец отпустил рубашку, и Хановский от неожиданности чуть не упал. Он откашлялся, потирая горло, и постарался говорить уверенным тоном с некоторой развязностью.

— А где я тебе спецназ найду в этой дыре? Два бывших мента, два бывших контрактника с Кавказа. Ты сам-то знал, кто в тех машинах ехал, если они и этих пощелкали, как пацанов? Не знал! А чего на меня орешь? Если боишься, что через меня и на тебя выйдут, то не боись, Саша Хана «горбатого лепить умеет». Нету ко мне от них дорожки! Нету!

— Нету! — передразнил его Рублев. — Одно тебя и спасает, что за шкуру свою дрожишь и перестраховываешься.

Собственно, за это Рублев и ценил Хановского. Именно поэтому он и имел с ним грязные дела в Чите. Хановского знали многие из уголовной среды. И даже в этой подлой и гнусной среде он слыл человеком беспринципным и подлым. Его боялись, его ненавидели, его избегали, но неизменно обращались к его совету, когда надо было что-то сделать «шито-крыто». Хана всегда помогал советом, всегда сводил, оставаясь в стороне, с нужными людьми и годными для этого дела специалистами.

Хановского много раз сдавали в уголовку с потрохами, и каждый раз он изворачивался благодаря своей хитрости и боязни угодить на зону. В результате на него никогда не было улик, не существовало свидетелей, которые могли бы подтвердить его участие хотя бы в сговоре. Да, что-то говорил, темнил что-то, вроде обещал помочь, а вроде и смешинками отделывался.

И только самые близкие люди, всего два или три человека на свете знали, что именно Саша Хана может организовать любое дельце в Чите, подобрать нужных людей любой квалификации для практически любого дела. И после того, как Рублев вышел на Хановского, тот стал действовать лишь по его указке и в его интересах. Для остального уголовного мира Хана так и оставался болтуном, насмешником, подленькой личностью, который папу с мамой продаст.

— Кто знал, на какое дело шли эти четверо?

— Никто не знал, — презрительно усмехнулся Хановский. — У меня так дела не делаются. Пошли на охоту, а кто звал, подтвердить некому. Сами меж собой сговорились, сами все сделали.

— Если б я тебя как облупленного не знал, — зло прошипел Рублев, — давно бы вот этой собственной рукой удавил. Смотри у меня, Хана! Еще один прокол и… Запоминай дальше! Надо прочесать тот район, где ушла от твоих гавриков «Мазда». К карьеру пусть не суются. Там сейчас полиция будет лазить. Может, аквалангистов привезут. Тебе найти следопытов хороших, чтобы сообразили, куда могли пойти двое, что в «Мазде» были. Куда они могли дойти, где им спрятаться можно. Короче, из леса их не выпускать. Лучше там и закопать, но чтобы я видел. Вот бабло!

Рублев вытащил из внутреннего кармана пиджака прозрачный полиэтиленовый пакет и отдал Хановскому. Тот хищно повел носом, разглядывая краснеющие при свете уличного фонаря пятитысячные купюры.

— Завтра утром в том же месте возьмешь два свертка, — продолжил Рублев. — Две «плетки» с «глушаками». Оптика хорошая. Прикажи особенно беготней не заниматься, а валить при первой же возможности.

То, что у Юли снова началась депрессия, Веня понял сразу. Они устали с Саней Халовым столько дней находиться почти без сна, а тут еще женские капризы. Большой дом требовал содержания, включая и содержание людей. Можно было просто ограничиться услугой доставки еды из супермаркета, но Веня с Халовым боялись, что им подсунут если не бомбу, то яд уж запросто.

Как и кому ходить за продуктами, решили просто. Поскольку всех охранников дома Давыдова в городе могли знать в лицо, то посылали их, но или Веня или Халов страховали их со стороны. Дом тоже приходилось охранять круглосуточно, а тут еще периодические капризы у Юли. В который уже раз Веня слышал из ее комнаты грохот опрокидываемой мебели и истерические выкрики.

И опять пришлось рисковать и идти «подставлять свою голову». Кроме Вени, Юля практически ни с кем из охраны разговаривать не хотела. Когда, постучавшись, он вошел в комнату, девушка накинулась на него с руганью, как будто именно Веня был виноват, что отец с ней почти не разговаривал.

— Ты представляешь себе? — кричала Юля не стесняясь, что ее услышат внизу. — Ему некогда! Он занят! Его дочь тут чуть не убили, они Глеба ранили, он там один лежит в какой-то долбаной клинике, а он со мной не может поговорить!

— Ты чего? — попытался мягко урезонить девушку Веня. — Кто с тобой не хочет разговаривать?

— Папуля мой! — драматично вскинув руки, крикнула Юля. — То у него заседание, то у него совещание, то он недоступен, то просто не берет трубку.

— Но у него в самом деле напряженный график работы.

— Ты-то помолчи еще! Защитник нашелся. Я, может, в Москву хочу! Мне надоело тут с вами сидеть и дрожать…

— Ты же раньше ничего не боялась? — снова улыбнулся Веня. — Ты всегда была такая храбрая…

— Я, может, к Глебу хочу, я, может, соскучилась, — надула губы Юля. — Я сиделкой у него буду, он же охраняется там, в клинике. Вот и меня заодно будут охранять. Экономия какая! В какой он клинике? — схватила Юля телефон.

— Юль, я правда не знаю, — пожал Веня плечами, — там же Борис Михайлович договаривался. Это он знает. А кто Глеба в клинике охраняет, я представления не имею. Может, полиция, может, ФСБ, может, какое частное предприятие.

— Ой, никто ничего не знает, — простонала девушка и махнула на Веню рукой, — иди ты отсюда, утешальщик.

Веня вздохнул и направился к выходу. Юля стала бешено нажимать на кнопки своего телефона, отчего тот разразился бурей жалобных писков на все тона. Наконец воцарилась тишина. И тут Веню как кипятком ошпарили…

— Жорик, ты? — спросила Юля в телефонную трубку. — Ты где, не за рулем?

Веня прикусил губу и замер в дверях. Вот этого никто не учел. Или все забыли, что Юля могла позвонить водителю своего отца в Москву. Вообще-то, наверное, учли бы, но никто Давыдову говорить о пропаже Глеба не стал. Пока не стал. А значит…

— Слышь, Жорик, а в какую клинику Глеба положили? Ты его, случайно, не встречал с самолета? Он вчера должен был прилететь, а папа там в Москве договорился для него с какой-то хорошей клини… что? То есть? Как не приле… Это точно? Ты точно знаешь?

Веня стоял в дверях и не мог пошевелиться. Он видел, как Юля медленно поворачивается к нему, как ее губы сжимаются в тоненькую полосочку, что обычно говорит о приближающейся буре.

«Надо что-то сразу придумать, — лихорадочно соображал Веня. — Что-то убедительное. Только не пугать ее, или она станет совсем неуправляемой. Ведь ничего страшного пока не случилось, и я не особенно навру, если скажу, что Глеб в полной безопасности. Он и правда в полной безопасности, если с ним рядом Дима Иванов. Если… Проклятое слово, которое дает диапазон понятий от полной уверенности до полной безысходности».

— Где Глеб? — прошипела, нет, почти просвистела сквозь стиснутые зубы девушка. — Вы что… от меня скрываете…

— Юлька, ты чего? — Веня подошел к ней и вытаращил глаза с такой старательностью, что испугался, что они вывалятся. — Да кто тебя обманывает? Это просто элементарная предосторожность. Мы на ней сами настаивали, хотя Борис Михайлович говорил, что своим людям привык верить. Жорка ваш в самом деле ничего не знает. Ну, понимаешь, это наш принцип работы, порядок у нас такой. Если мы хотим гарантировать полную безопасность, то должны принимать все меры, абсолютно все, даже…

— Параноики! — закричала Юля и на ее глазах навернулись здоровенные, с кулак, слезы обиды. — Вы параноики и идиоты! Вы весь дом… Вы все вокруг…

И тут она расплакалась. Железная Юлька Давыдова, надежда и опора, будущее семейного бизнеса клана Давыдовых, «Золотая Принцесса Забайкалья» стояла и ревела в голос перед Веней, размазывая слезы кулачками по щекам. Сейчас это была просто обиженная и всеми брошенная сопливая девчонка. И Вене стало ее так жалко!