Лихорадка теней - Карен Монинг

Упав на пол, он начал изменяться.

Да, я убила его. То же самое происходило, когда умирал Бэрронс.

Видимо, смерть заставляет их трансформироваться.

Я стояла, словно прикованная, и не могла отвести взгляд. Я возьму и этот грех на себя, как взяла все остальные. Подожду, пока он превратится и запомню его лицо, чтобы в новом, созданном мной с помощью Синсар Дабх мире, я смогла что-нибудь сделать специально для него.

Возможно, я смогу его спасти от участи быть тем, кем он являлся. Что за человек жил внутри этого зверя? Один из той восьмерки, что Бэрронс привел в аббатство, когда пришел забрать меня? Видела ли я его в Честере?

Рога начали плавиться и стекать по его лицу. Голова стала бесформенной, она расширялась и сжималась, пульсировала и сжималась, чтобы снова расшириться — казалось, слишком большая масса должна была поместиться в слишком маленькую форму, и зверь противился этому. Огромные плечи распрямлялись, подавались вперед и снова распрямлялись. Он извивался, содрогаясь и царапая пол, оставлял в нем глубокие борозды.

Когти превратились в пальцы. Задние лапы приподнялись, опустились и превратились в ноги. Но выглядели они неправильно. Конечности были деформированы: кости сгибались не там, где положено, в одних местах, будто резиновые, в других — узловатые.

Он все еще выл, но звук менялся. Я убрала руки от ушей. Кровь стыла в жилах от человеческих ноток, которые слышались в его вое.

Его бесформенная голова моталась из стороны в сторону. Он рычал, брызжа слюной. В лунном свете я уловила отблески его черных клыков и диких глаз, сверкавших сквозь всклокоченные волосы. Внезапно эти клочья исчезли, гладкий черный мех начал светлеть. Зверь упал на пол, содрогаясь в конвульсиях.

Неожиданно он резко встал на четвереньки, опустив голову. Кости хрустели и трещали, приобретая новую форму. Плечи распрямились — сильные, гладкие и мускулистые. Руки напряглись. Одну ногу он отодвинул назад, другую подогнул, как перед прыжком.

Лунный свет падал на обнаженного склонившегося мужчину.

Затаив дыхание, я ждала, когда он поднимет голову. Кого я убила своим беспечным идиотизмом?

Некоторое время был слышен только звук его частого дыхания, и моего.

А потом он прочистил горло. По крайней мере, я так подумала. Звук был такой, словно у него в горле гремучая змея трясла своей «погремушкой». Секунду спустя, он рассмеялся, но это трудно было назвать смехом. Так мог бы смеяться дьявол в тот день, когда явился по твою душу.

А затем он поднял голову, отбросил рукой волосы с лица, и ухмыльнулся с полнейшим презрением. Я тихо сползла на пол.

— Ах, моя дорогая мисс Лейн, но ведь в этом-то все и дело. Хотели. — произнес Иерихон Бэрронс.

Глава 15

Между идеей

И ее воплощением,

Между эмоцией

И ее выражением

Опускается Тень.

There’s thruth in your lies

Doubt in your faith

What you build you lay to waste

В твоей лжи есть доля правды,

В твоей вере — сомненья,

Все, что создаешь — ты рушишь

Почему ты меня мучаешь?

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Ты не способна любить.

МОИ ВОЗМОЖНОСТИ БЕЗГРАНИЧНЫ. Я — ВСЕ.

Ты книга, переплет со страницами. Ты не рождалась, ты не живешь. Ты лишь свалка всего, что было неправильным в эгоистичном короле.

Я — ВСЕ ТО, ЧТО БЫЛО ПРАВИЛЬНЫМ В СЛАБОМ КОРОЛЕ. ОН БОЯЛСЯ МОГУЩЕСТВА. Я НЕ ВЕДАЮ СТРАХА.

Что тебе от меня нужно?

ОТКРОЙ ГЛАЗА. УЗРИ МЕНЯ. УЗРИ СЕБЯ.

Мои глаза открыты. Я добро. А ты зло.

Я никому не говорила, но когда я впервые прилетела в Дублин, у меня была одна тайная фантазия, которая не давала мне загнуться в тяжелые времена.

Я представляла, что нас всех ввели в заблуждение, и что тело, которое отправили домой в Эшфорд, было на самом деле не Алины, а какой-то другой блондинки, поразительно похожей на нее. Я решительно отказывалась признавать, что стоматологическая экспертиза, на которой настоял папа, дала положительный результат.

Когда я бродила по улицам Темпл Бара в поисках ее убийцы, я мечтала, что вот заворачиваю за угол — а там она.

Она посмотрит на меня пораженно и взволнованно, и спросит:

— Младшая, в чем дело? С папой и мамой все в порядке? Что ты здесь делаешь?

Мы обнимемся и рассмеемся, и я буду знать, что все, что было — лишь кошмарный сон, и он закончился. Мы выпьем пива, пройдемся по магазинам и найдем пляж, где-нибудь на Ирландском скалистом побережье.

Я не была готова столкнуться со смертью — к этому никто не готов. Когда теряешь кого-то, кого ты любишь больше чем самого себя, ты внезапно осознаешь конечность человеческой жизни. Лежишь ночами без сна, размышляя, веришь ли ты в рай и ад, и выискивая причины, держаться за веру. Потому что невыносимо думать, что их нет рядом, всего в нескольких словах молитв от нас.

В глубине души я знала, что это всего лишь иллюзия. Но я нуждалась в ней. Какое-то время это помогало.

Я не допускала подобных фантазий о Бэрронсе. Позволила ярости заполнить меня. Как проницательно заметил Риодан, она подливает масла в огонь. Моя ярость — плутоний. Со временем я начну мутировать из-за радиоактивного отравления.

Самое худшее в потере любимых — кроме невыносимой боли от того, что ты их больше не увидишь — это слова, которые ты так и не успела им сказать. Они преследуют тебя, словно насмешка за то, что ты думала, будто у тебя есть все время мира. Но это не так.

Здесь и сейчас, лицом к лицу с Бэрронсом, язык мне не повинуется. Я не могу вымолвить ни слова. Невысказанные чувства, словно пепел во рту, слишком сухой, чтобы сглотнуть, душили меня.

Но хуже всего было понимание того, что меня снова разыгрывают. Не важно, насколько все казалось реальным, я знала, что это не более, чем иллюзия.

Я все еще была во власти Синсар Дабх.

На самом деле, я так и не покинула той улицы, где она убила Дэррока.

Я все еще стояла или скорее всего лежала в полубессознательном состоянии перед К’Враком, находясь во власти иллюзии, пока Книга творила со мной, что хочет.

Все было точно так же, как в ту ночь, когда мы с Бэрронсом пытались изловить ее с помощью камней. Тогда она заставила меня верить, что я сижу на мостовой и читаю ее, в то время, как она сама заглядывала мне через плечо и читала меня.

Я должна бороться с ней. Должна нырнуть в свое озеро и сделать то, что умею делать лучше всего — ломиться вперёд, не смотря ни на что. Но, глядя на идеальную копию Бэрронса, я не могла собраться с силами, чтобы прогнать мираж. Пока не могла.