Неприступный герцог - Джулиана Грей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боюсь, вы правы.
Вода плескалась у берега. Поднимался ветер – холодный и беспокойный. Наступила полночь, но Абигайль не хотела сдвинуться даже на десятую долю дюйма с этого места и от этого мужчины.
– Уолллингфорд, я хочу, чтобы вы отказались от пари.
Герцог не шевелился, и Абигайль замерла в ожидании.
Наконец он хмыкнул.
Она отстранилась и попыталась заглянуть герцогу в лицо, но он не разжал рук.
– Я серьезно. Неужели вы не видите, что оно совершенно бессмысленно? Никто не хочет покидать замок. В нем найдется место для всех. Да и что плохого в том, чтобы позволить людям полюбить друг друга?
Как только эти слова сорвались с языка Абигайль, она ощутила, как краска смущения густо разливается по щекам. «Скажи что-нибудь!» – взмолилась Абигайль, в то время как слово «любовь» пульсировало между ними в унисон с медленным сердцебиением Уоллингфорда под ее ладонями.
– Полагаю, – произнес Уоллингфорд тоном судьи, оглашающим вердикт, – если мы хотим избежать дальнейшего обсуждения…
Абигайль обвила его шею руками.
– О, спасибо! Только представьте, как будет весело, если над нашими головами не будет висеть этот дамоклов меч. Какими добрыми друзьями мы все станем!
Уоллингфорд схватил руки Абигайль, стиснул их и прижал к своей груди.
– Друзьями? – Теперь герцог мягко и серьезно смотрел на нее, и луна отражалась в его глазах.
Абигайль была рада тому, что вокруг царила кромешная тьма. Ведь она скрывала ее румянец. Румянец! Ее! Абигайль вообще никогда не краснела. И вот она стояла здесь, на берегу озера, краснея и смущаясь, точно дебютантка на своем первом балу. Вела себя так, как поклялась никогда себя не вести. И все же ощущение нельзя было назвать неприятным. Абигайль чувствовала себя взволнованной. То же самое она испытала бы, если бы лошадь, на которую она поставила и которая всю дистанцию безнадежно плелась в хвосте, вдруг резко прибавила и пришла к финишу первой.
Вот и сейчас Абигайль ощущала нечто больше, чем ликование.
– Да, друзьями, – проворковала она. – Мужчины и женщины могут быть друзьями. Мы можем вместе заниматься изучением наук. Вы великолепно владеете латынью. Я сама слышала за ленчем. Так что мы сможем…
– Абигайль. – Уоллингфорд остановил ее рассуждения с помощью нежнейшего из поцелуев. – Давайте не будем опережать события. Между страстными объятиями и крепкой дружбой огромное расстояние.
Глаза Абигайль округлились от изумления. Уоллингфорд смотрел на нее серьезно, даже сурово, но дрогнувшие уголки губ выдали его.
– О! – выдохнула Абигайль. – Как же я вас обожаю! – И вновь обвила шею герцога руками, засмеялась, с восхищением ощущая, как вибрирует от смеха его грудь.
Уоллингфорд приподнял ее над землей и коснулся губами волос.
– Послушайте, – произнес он наконец, – нужно отвести вас домой. Уже поздно, вы замерзли, вас хватятся…
– Никто меня не хватится. Все думают, что я у себя в комнате.
– Абигайль, – Уоллингфорд убрал с ее лица прядь волос, – мы не станем делать этого, вы меня поняли? Может быть, я и распутник, но у меня нет привычки соблазнять девственниц, даже таких, к которым я…
– Да?
Уоллингфорд поцеловал ее в лоб.
– Да так, ничего. Идемте.
Ни он, ни она даже не пытались расцепить объятия.
– Я не хочу никуда идти, – сказала она. – Пожалуйста, еще несколько минут.
На лице Уоллингфорда отразилось сомнение.
– Вы замерзнете.
Его голос звучал так невозможно нежно, словно перед ней стоял совсем другой Уоллингфорд – настоящий, но почему-то скрывающий свою сущность. Абигайль хотелось как-то сохранить эту сущность, подобно тому, как мистер Берк сохраняет образцы воздуха в своих пробирках.
Абигайль отстранилась.
– Подождите здесь минуту, – сказала она и побежала по влажным камням к лодочному сараю.
Когда она вернулась с одеялами в руках, Уоллингфорд по-прежнему стоял на камнях босиком, скрестив руки на груди.
– Что это? – спросил он, вскинув бровь.
– Я хранила эти одеяла в лодочном сарае на случай, если мы вздумаем устроить пикник, – беззаботно ответила Абигайль, накинула одно одеяло ему на плечи, а другим укрылась сама.
– Пикник. – Уоллингфорд притянул девушку к себе. – Вы сумасшедшая. Моя сумасшедшая девочка. – И поцеловал в макушку.
Она потянула его к валуну и опустилась на землю.
– Всего на несколько минут. Я уверена, вашей репутации под силу противостоять скандалу.
– Сидеть на земле ужасно неудобно.
– А вы можете лечь и положить голову мне на колени.
– Да поможет нам Господь! – Уоллингфорд устроился рядом с Абигайль, театрально вздохнув. Затем осторожно обнял за плечи и положил ее голову себе на плечо. – Вам тепло?
– М-м-м… – Абигайль закрыла глаза. – Вы не жестокий и не распутный, Уоллингфорд. Почему вы хотите таким казаться?
Пальцы герцога чертили линии на ее руке.
– Это не притворство, а часть меня. А вы изо всех сил пытаетесь убедить меня в обратном.
– Глупости. Всеми нами время от времени повелевают низменные инстинкты. Даже Лилибет не исключение.
– Да, но я слишком часто им отдаюсь. Мой дед постоянно указывает мне на это. Считает, это оттого, что я с детства имел слишком много привилегий и ни в чем не знал отказа.
Абигайль с благоговением наслаждалась поглаживаниями Уоллингфорда, теплом его тела, его ошеломляющей откровенностью. Скорее всего он никогда никому не рассказывал этого. Так почему же выбрал для своих признаний ее?
– Поэтому вы здесь? Чтобы доказать, что можете существовать и без своего титула? – Она крепче прижалась к герцогу.
Тот заметно напрягся. Казалось, его сердце на мгновение перестало биться.
– Какая же вы все-таки необычная, мисс Харвуд.
– Вы должны раз и навсегда решить, как меня называть: Абигайль или как-то иначе.
– Пожалуй, Абигайль предпочтительнее. – Уоллингфорд поцеловал ее макушку, на которой покоился его подбородок. – Если, конечно, вы позволите мне это.
Она молчала, прислушиваясь к плеску воды и шороху листьев. Дыхание Уоллингфорда шевелило ее волосы.
– Если бы вы действительно были распутником, вы сейчас овладели бы мною.
– Возможно, вы меня изменили.
– Нет. Я не верю в то, что человек может измениться. Вы такой, какой вы есть. Просто вы должны решить, что с этим делать.
– Добровольно?
– Да, наверное. Можете назвать и так. – Абигайль посмотрела на свою руку под одеялом Уоллингфорда, которая вновь лежала на пуговицах его жилета. Что он будет делать, если она попробует их расстегнуть? – Посмотрите на себя. В вас так много доброты. Но вы никому ее не показываете, прячете в своем полном нежности сердце.