Неприступный герцог - Джулиана Грей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полном нежности сердце? – ошеломленно спросил Уоллингфорд, как будто услышал какую-то непристойность.
Абигайль похлопала его по груди.
– Самом нежном из тех, что я когда-либо знала. Только вот такое герцогам иметь непозволительно, не так ли?
– Практика показывает, что вы правы.
Абигайль окружало тепло и Уоллингфорд. Она совершенно забыла о проклятии, вечной любви и вероломных английских лордах, пребывала в состоянии блаженства, отгородившись от остального мира.
Луна освещала слившихся в объятиях влюбленных, дышащих друг другом, обретших мир.
– Вам не нужно скрывать свое сердце от меня, потому что я буду очень нежно заботиться о нем.
– Начиная с этого самого момента?
– Обещаю.
Голова ее отяжелела, и Абигайль прижалась щекой к груди Уоллингфорда, подтянула к себе колени, а сильная мужская рука поддерживала ее.
Абигайль приоткрыла глаза, потому что почувствовала себя необыкновенно удобно и тепло в мускулистых руках, слушая биение сердца прямо у своего уха.
– Куда мы направляемся? – пробормотала она.
– В вашу комнату.
– О, звучит чудесно.
Герцог негромко рассмеялся.
Абигайль показалось, будто она вновь ощущает аромат персиковых деревьев.
– Вы отправляетесь в свою комнату, дорогая. Спать.
После этих слов Абигайль, кажется, снова задремала, потому что, проснувшись в очередной раз, обнаружила, что лежит на постели, а Уоллингфорд снимает с нее платье и развязывает корсет.
– Сними их, – пробормотала Абигайль. – Отвратительные предметы.
Герцог внял этой просьбе, проделав все со скандальной ловкостью, а потом, оставив на ней только сорочку и панталоны, накрыл одеялом.
– Уоллингфорд, – прошептала Абигайль, когда тот отстранился, – что изменилось? Почему сейчас?
Мужская ладонь легла на ее щеку.
– Не знаю. Наверное… наверное, ты просто сломила меня. Ведь тебя так много, а я один. Мисс Абигайль Харвуд, которая никогда не отчаивается и не бросает начатое на полпути.
– Никогда. – Их пальцы сплелись. – Чем займемся утром?
– Бог знает. Спокойной ночи, Абигайль.
– Спокойной ночи, Уоллингфорд.
Герцог поцеловал ее в лоб и растворился в темноте.
Глава 12
День летнего солнцестояния
Герцог Уоллингфорд протянул руку, чтобы легонько ткнуть Абигайль в бедро.
– Ты опять засыпаешь, – сказал он.
Абигайль красиво встрепенулась. Ее каштановые волосы, свободные от шпилек, упали на щеку.
– Вовсе нет. Мы как раз… как раз… – Она убрала прядь за ухо и принялась листать сочинение Плутарха, лежащее у нее на коленях.
– Да ладно, забудь.
– Я остановилась вот здесь. Сейчас. – Абигайль взяла хлеб с тарелки, лежащей на одеяле рядом с ней, и рассеянно откусила кусок.
– Почему ты сегодня такая сонная? Неужели нашла себе любовника?
Абигайль наклонила голову и искоса посмотрела на Уоллингфорда своими глазами эльфа.
– И что, если нашла?
– Я выбью из него дух.
Уоллингфорд взял из ее рук хлеб и отломил немного.
Они сидели в тени, спрятавшись от солнца. Лишь небольшой солнечный зайчик размером с соверен плясал на волосах Абигайль, делая их похожими на расплавленное золото.
Она вновь наклонилась к книге, и золотое сияние исчезло.
– Ты не имеешь на это права, – сказала она. – Ты совсем меня не целуешь, а если такое и случается, то лишь потому, что я слишком расшалилась. Неудивительно, что я нашла себе другого. Ты сам толкнул меня в его объятия.
Уоллингфорд снисходительно улыбнулся. Ничто не могло сегодня утром испортить ему настроения. Он проснулся раньше, чем обычно, и открыл глаза навстречу золотистому рассвету совершенно уверенный в том, что попросит Абигайль Харвуд стать его женой.
Возможно, даже сегодня.
Мысль об этом маячила где-то в глубинах его сознания уже давно, только он не хотел осознавать ее и облекать в слова. На заре своей зрелости, когда он совсем не думал о браке, Уоллингфорд занес мысли об этом в графу воображаемого списка герцогских обязанностей под названием «Разное». Он смутно осознавал, что подыщет себе подходящую супругу, когда откладывать женитьбу будет уже невозможно, станет отцом нескольких детей и вернется к прежнему образу жизни, только более скрытному. Но чтобы влюбиться и именно поэтому попросить женщину выйти за него замуж… Нет, ничего подобного он даже в мыслях не допускал.
И что же теперь? Он влюбился. Причем влюбился уже давно. С того самого момента, когда Абигайль поцеловала его на конюшне постоялого двора под стук дождя. Занеся Абигайль Харвуд в графу «Обязанности. Разное», он совершил бы святотатство. Он не смог бы привести ее к себе в дом на Белгрейв-сквер в облаке белой свадебной тафты и заниматься с ней любовью всего раз в неделю в соответствии с принятым ритуалом. Не мог представить, чтобы Абигайль вела размеренную светскую жизнь, посещая благотворительные общества и нанося визиты знакомым, чтобы выпить с ними по чашке чаю, в то время как он будет тратить жизнь на клубы и любовниц. Нет, Уоллингфорд хотел быть рядом с ней здесь, в этом заколдованном итальянском замке, заниматься с ней любовью солнечным днем и при свете луны.
Только вот он не занимался с ней любовью. И почти ее не целовал. Ну разве что иногда, когда Абигайль, по ее собственным словам, слишком расшалится и буквально загонит его в угол.
Уоллингфорд не занимался с ней любовью, потому что она была девственницей, а он был искушен в любви.
Он не занимался с ней любовью, потому что должен был сначала доказать себе, что достоин привилегии быть первым.
Он не занимался с ней любовью, потому что хотел удостовериться в собственных чувствах. Ждал момента, когда однажды проснется солнечным утром и поймет, что женитьба на Абигайль – единственно верное решение, а с Белгрейв-сквер и графой «Обязанности. Разное» он потом разберется. Если Абигайль примет его предложение.
Легкое беспокойство слегка омрачило спокойное добродушие Уоллингфорда. Абигайль ведь уже высказывалась – и довольно смело – об институте брака и о браках представителей высшего света в особенности. Он мог сколь угодно твердить ей о своей любви, но в то время как любая другая леди с готовностью откликнулась бы на предложение стать герцогиней Уоллингфорд, его маленькая сумасшедшая принцесса эльфов с гораздо большим удовольствием сбежала бы в Париж и жила там в скромной мансарде окнами на север вдвоем с грубым исхудавшим поэтом.