Убийство моей тетушки. Убить нелегко (сборник) - Ричард Халл

У меня оставалось предостаточно времени, чтобы отобрать литературу для аутодафе. Поначалу я собиралась подойти к делу обстоятельно, но, увы, не вышло. Невозможно жечь книги избирательно, если не желаешь, чтобы их хозяин заподозрил тебя, а открывать карты я была не готова. К тому же Эдварду пришло бы в голову потребовать страхового возмещения, а это повлекло бы за собой расследование, которое, возможно, привело бы к результатам, неудобным в том числе для меня. Я уж не говорю о простой честности. Меня и без того угнетало умолчание в случае с машиной… Нет, если хорошенько подумать, требования страховой выплаты допускать нельзя. Придется, стиснув зубы, просто смириться с потерей купленного на мои деньги гардероба, полок, этажерки, обоев (ну, их-то давно было пора переклеить) …и любым способом предотвратить возможные страховые претензии Эдварда. С великой неохотой я разложила обратно по ящикам все эти отвратительные малиновые рубашки, лиловые и лимонные пижамы, предназначенные для уничтожения. И уселась ждать…

Ждать пришлось ужасающе долго. Доклад был давно закончен, глаза устали читать, а мина все не взрывалась. Неужели Эдвард и механик такой дрянной, что механизм вообще не сработает? Если так, придется мне торчать тут без сна до самого его возвращения! Целую неделю! Я собралась с последними силами и пообещала себе: если в ближайшие полчаса ничего не случится – черт с ним, как-нибудь открою шкаф. Настроение у меня, естественно, испортилось, и я стала строить планы на завтра, злорадно прикидывая, как бы посильнее уязвить и унизить Эдварда. Теперь, когда его подробный отчет об этом унижении лежит у меня на столе, я могу быть собой довольна… Тогда же, сидя у шкафа, я определилась со своими окончательными намерениями относительно племянника.

Все эти размышления заняли еще порядочно времени, поэтому полчаса растянулись на гораздо более долгий отрезок времени. Мыслями я пребывала уже в отдаленном будущем, когда вдруг вздрогнула, расслышав донесшийся из недр гардероба треск. За ним сквозь щели потянулся легкий дымок. Очень скоро по деревянным бокам заиграли языки пламени, и я без труда могла специально направлять их на обои и этажерку поленом из камина, которое притащила как раз для этой цели. На такой риск адреналина мне хватило. Потом, в состоянии уже легкой паники (вынуждена признать), я все же воспользовалась огнетушителем и выключила его, лишь убедившись: огонь полностью потушен. Я успела как раз вовремя, чтобы предотвратить настоящий пожар, однако чертова библиотека при этом, увы, пострадала лишь слегка. Ну да ладно. Что оказалось не под силу адской машине, то вполне по плечу старой доброй кухонной печке. В общем, в постель я отправилась страшно утомленной, но счастливой…

…А на следующее утро попросила завтрак в постель (вообще-то я не одобряю и практически никогда не позволяю себе этого), объяснив Мэри, что долго не могла уснуть из-за маленького возгорания – о, ничего серьезного, совершенно незначительный случай, не стоит обращать внимания. Конечно, пришлось потрудиться, чтобы они с кухаркой не слишком разволновались и не переполошились. В конце концов мне это удалось, после чего все утро ушло на вполне безмятежный отдых. Наверное, проклятый кубик все еще действовал, погружая меня в некоторую вялость, ну что ж, тем лучше: такое мое состояние лишний раз заставит Эдварда поломать голову в тревоге, когда он вернется. Чтобы еще подлить масла в огонь (как уже надоел этот огонь!), я попросила доктора Спенсера нарочно составить телеграмму позагадочнее. Всего несколько слов, а поди ж ты – сочинение этого послания потребовало от нас особой тонкости, знаете ли.

Мне совсем не хотелось, чтобы Эдвард влетел в дом как сумасшедший и выдал себя прислуге, так что я почла за благо перехватить его у главных ворот, но, конечно, не предвидела попытки переехать меня – двойной попытки, так сказать, туда и обратно, – тут уж я совсем, можно сказать, вышла из себя. Уже потом прочла у него в дневнике: он принял меня за привидение, которое бродит вокруг места его предыдущего преступления. Теперь понимаю, что, в общем, у него имелись на то основания (смех, да и только), однако все это мне стало известно лишь недавно. Тогда же – и вплоть до момента, когда начала писать это послесловие, – я думала: речь идет об очередной, на сей раз уже совершенно дикой попытке отправить меня на тот свет. Уверенность в том, что Эдвард решился без оглядки идти напролом, и сподвигла меня на последние, крайние меры. Теперь понимаю: я заблуждалась, ну что ж – жизнь есть жизнь.

В общем, на тот момент я просто сгорала от ярости и почти выдала себя, высмеивая его багаж. Да и намерение ехать в Ллвувлл, честно говоря, просто выдумала.

С этих пор между нами возникло забавное недоразумение, так и не исчезнувшее до самого конца. Я уже приняла решение относительно тех мер, к которым прибегну, если он будет упорствовать в своем безумии, но в то же время пообещала себе и другое: поступить по совести. А именно – предупредить Эдварда самым недвусмысленным образом, что больше никаких глупостей не потерплю. Сейчас, оглядываясь назад, по-прежнему вижу: таковые предупреждения я рассыпа́ла ему, так сказать, в изобилии, – разве что открыто не сообщала, что собираюсь делать. Даже из самого дневника моего племянника видно: предупреждения были вполне очевидными и четкими, могу добавить – даже более очевидными и четкими, чем он пишет. Однако, как ни поразительно, сейчас, когда уже слишком поздно, я думаю: неужели он так ничего и не понял? Не понял, что его дурацкие замыслы были раскрыты?

Тем временем так дело и продолжалось. Я полагала, что он знает, что я знаю, и понимает мои намеки, а он полагал, что я не знаю, и игнорировал мои намеки или делал вид, что игнорирует. Неужели и вправду ничего не понимал? Такой идиот? Неужели хотя бы где-то в самой глубине души не открыл смысла происходящего? Наверное, я отчасти успокаиваю себя такими мыслями, но, право, положа руку на сердце, разве это было трудно?

В общем, я думала – и до сих пор склонна так думать, – что уж когда застала Эдварда за «Британской энциклопедией», до него наконец дошло. Вряд ли он заметил, что случайно загнул краешек страницы, которую читал и которую я благодаря этому сама потом прочла, но ведь это любому стало бы ясно и так! Нет? Естественно, я перепугалась, увидев, что речь идет о ядах. Ужасно неприятная штука – яд, чертовски трудно с ней бороться, и такие болезненные от него, говорят, последствия… Но, ей-богу, я была уверена, что спугнула племянника. Что полностью отвадила его от мысли применить яд. Поэтому, когда он уехал в Лондон, искренне надеялась: вся эта мерзкая история уже позади, можно вздохнуть полной грудью и жить дальше спокойно, не изводя себя постоянными мыслями о том, что еще замышляет этот чертов проказник.

Глава 5

Но пока он находился в отъезде, я что-то опять занервничала. Обратила внимание: в дневнике Эдвард начал допускать умолчания, не так детально писать о своих идеях. А если такая тенденция еще усилится? Я не верила, будто племянник заподозрил или вот-вот заподозрит, что я читаю его записи, но ведь он просто из суеверия может отложить перо, когда осозна́ет: все, что отражается на бумаге, все его задокументированные планы летят в тартарары. А еще вероятнее, ему просто надоест писать…

Пока его не было, я все беспокоилась и беспокоилась по этому поводу, а также из-за того, что мне предпринять в ответ, если Эдвард не уймется, и мне так не хотелось принимать никаких мер, что буквально стало нездоровиться. Наверное, если бы я могла в то время переговорить, посоветоваться с добрым доктором Спенсером, мне сделалось бы лучше, но как-то не хотелось посвящать его в свои замыслы. Пришлось волноваться одной. Пожалуйста, когда вы дочитаете оставшиеся несколько страниц, помните: я была на грани нервного срыва!

Но все же сделала попытку в последний, решительный раз прояснить ситуацию, устроить все так, как, по моему душевно выстраданному мнению, будет лучше для всех. Разумеется, это с моей подачи доктор заговорил с Эдвардом о том, чтобы он сам встал на ноги. В конце концов, сколько молодых людей в этом мире не ухватились бы с радостью за такой шанс, какой предлагала я? Самому выбрать себе дело, профессию, при этом за все твои покупки, по всем твоим счетам платишь не ты, при этом тебе еще обеспечивают солидное содержание, пока ты учишься. Неужели вы скажете, со стороны Эдварда справедливо было отвергнуть все это с язвительной спесью? Сказать что-то презрительное о «Бирмингеме» и «комбинезонах»? Не спорю и соглашаюсь: любая фирма на этом свете, если уж приняла бы его к себе, то постаралась бы привить чувство дисциплины, заставила бы вставать по утрам в приличное время, соблюдать рабочее расписание и вообще делать, что велено. Не спорю и соглашаюсь: ему бы это все наверняка не понравилось, однако разве огромному большинству юношей не приходится пройти через такие «неприятности»? Причем заметьте: ему была предоставлена полная свобода выбора любой карьеры, какая его душе угодна. Он мог поступить куда угодно. В одном Эдвард не ошибся: никто не выдержал бы его и два дня – выгнали бы. Однако… до этого не дошло. Даже если оставить в стороне черную неблагодарность ко мне и моим – весьма ощутимым! – предполагаемым расходам, не ухватиться за такой шанс было верхом глупости. Да что говорить! Эдвард всегда был дураком и недотепой.