Барракуда - Хелена Секула

– Я не знаю этого человека, никогда не пользовался его любезностью, никогда не видел Пендрагона Станнингтона. Для меня оскорбительно само предположение, что я мог взяться за подобные услуги.

– Но ты стал поверенным в делах молодого Станнингтона?

– Разумеется.

– Познакомься с этим документом. Оригинал находится у жалобщика.

Председатель комиссии положил передо мной нотариально заверенною копию расписки на триста тысяч франков. Под машинописным текстом, гласящим, кто и сколько получает в оплату за определенные услуги, значились мои инициалы.

Я онемел и даже стал гадать, не подсовывал ли мне кто-нибудь на подпись чистый лист. Да нет же, я никогда не расписываюсь подобным образом.

– Это не моя подпись! Под документами я всегда подписываюсь полным именем. Сокращенную подпись я ставлю только на копии.

Совершенно ясно, что этого сокращения не хватит для однозначного заключения экспертизы. Нельзя будет отрицать или утверждать, что расписывался я. Слишком мало для уголовного процесса, но вполне хватит для гражданской смерти.

В дни, указанные в расписке и жалобе Клапарона, я выезжал по делам клиентов в Бельгию и Германию. Завернул и в Париж, чтобы повидаться с сыном. Сроки моих командировок не совпадают с указанными датами, но мне трудно будет это доказать. В сочетании с распиской обвинение звучит весьма весомо. Перспективы защиты рисовались более чем мрачно.

Дело застопорилось. У меня был пресловутый парадоксальный выход: доказать, что я не верблюд. Пусть даже коллегиальный товарищеский суд выводов не сделает, все равно: если я не представлю фактов, то останется дурная слава в сочетании с бешеной завистью из-за трехсот тысяч франков, которые я вроде бы заграбастал.

Помощь пришла с самой неожиданной стороны.

– Мистер Станнингтон-старший хочет срочно с вами увидеться. Лучше всего прямо сейчас. Вам нужен переводчик? – Звонила переводчица из гостиницы «Виктория».

– Я жду мистера Станнингтона. Переводчик мне не нужен, я знаю английский.

Бей говорил о поразительном сходстве младшего и старшего Станнингтонов, но все равно я был поражен, когда в мой кабинет вошел немолодой человек.

– Вы не были у Клапарона, – заявил он, присмотревшись ко мне. – Я немедленно лично в письменном виде подам соответствующее заявление в вашу коллегию.

Оказывается, дисциплинарная комиссия моей коллегии все-таки подвиглась написать письмо, где выражала сомнения в выдвинутых против меня обвинениях. Поэтому Станнингтон и приехал.

– Это не я оклеветал вас, господин адвокат.

– Ни минуты не подозревал вас в этом, мистер Станнингтон.

Подозревал, еще как подозревал, но ему об этом знать вовсе не обязательно. Если и не он лично организовал эту аферу, все равно она была ему на руку. Удобный предлог, который позволил ему сохранить лицо и подобраться поближе к делам сына. Вот в чем причина его поспешного приезда, а не спасение доброго имени какого-то безвестного адвоката.

– Я позволил себя обмануть. Обыкновенное мошенничество, инспирированное моей женой, с которой я давно уже не живу. Это психически неуравновешенная женщина. Собственно говоря, фирма «Клапарон» представляет ее интересы, но этой женщине всегда была чужда лояльность.

Из двух зол он выбрал более выгодное: предпочел считаться жертвой коварства близкого человека, а не обыкновенных мошенников и шантажистов.

– Как можно доверять человеку, который берется за столь неэтичные дела? – спросил я.

– Я полвека занимаюсь бизнесом и ручаюсь вам, что ангелы встречаются крайне редко.

Так я впервые увидел Станнингтона-старшего.

БАРРАКУДА

Вокзал Гар-де-Лэ.

Высокая стеклянная крыша из переплетенных ажурным металлом окошечек, опирающаяся на столбы. Металлические гирлянды, розетки, вычурные завитки. Под запыленной элегантностью конца прошлого века бегут перроны и сплетаются рельсы, растет лес семафоров. Движением управляет компьютер. Через несколько минут уходят два экспресса: Париж—Брюссель—Гаага и Париж—Женева.

Который выбрать? Оба отходят почти одновременно, оба в один и тот же час пересекают французскую границу. Но каждый мог стать предметом пристального внимания полиции.

Я поставила на голландца. Поезд тронулся.

Париж закончился для меня час назад. Я отреставрировала Ванессу в купальном салоне, выложенном дельфтским фаянсом, как делала ежедневно уже два года, и собралась прислуживать во время завтрака. Какой там завтрак! Был почти полдень.

– Уйди, Полетта!

Ванесса выгнала меня и уселась в кресло перед камином возле столика, где она завтракала и напивалась вечерами. Закрывая двери, я чувствовала на себе ее взгляд.

Снова будет трезвонить по телефону. Я знала это. В последнее время, собираясь позвонить, Ванесса стала выгонять меня. Дурной знак. Давно пора смываться отсюда. Только страх перед жутким стариком держал меня подле Ванессы.

Я подслушивала. Подслушивала и подсматривала все, что только можно, стараясь не пропустить ничего существенного. Подслушивала я, на свое счастье, и в этот раз.

Ванесса звонила в полицию.

– Mon comissaire, я могу ошибаться, но у меня есть все основания считать, что каталонка Мерседес Амадо, которая у меня служит, не та, за кого себя выдает.

– На чем основаны ваши подозрения, мадам?

– Монастырь кармелиток в Барселоне не давал рекомендаций женщине с таким именем. У них никогда не жила глухонемая.

Вот она, нехватка денег на приличные документы! Если бы рекомендации были украдены у реального человека, как положено по правилам искусства, а не нацарапаны халтурщиком из Клиньянкура, никто бы не стал сомневаться в их подлинности.

Однако что-то должно было случиться, если Ванесса, до сих пор безгранично мне доверявшая, вдруг взялась проверять мои рекомендации. Комиссар спросил о том же самом.

– Мне кажется, она не глухонемая, хотя трудно поверить, что можно так притворяться. Просто жутко делается. Что вы мне посоветуете, mon comissaire?

– Прежде всего, надо проверить ее документы.

– Я держу их у себя. Могу привезти, и мы сразу все выясним.

И в самом деле, мой паспорт у нее! Заперт в сейфе в спальне.

– До чего мы докатились с этими иностранцами. Не знаешь, кто живет с тобой под одной крышей! – жаловалась Ванесса.

Все, Фелька, дождалась! Слишком долго торчала на одном месте.

И вообще неволя египетская, плен фараонов.

Я крепко завязла у Ванессы вопреки собственным правилам, но бросить я не могла, пока не раскроется мистификация или Станнингтон не освободит меня от поганых обязанностей. Умел сволочной старик держать людей в когтях, хотя сам сидел за океаном!

Этер уехал в Польшу, отчего я совсем повесила нос на квинту. В моем почтовом ящике периодически оказывалась открытка от него с короткими сообщениями. Он похвастался домом в Ориле, квартирой в Варшаве и местом представителя кофейной корпорации, когда папаша снова перекрыл ему кран с денежками. Этер сообщил мне номера своих телефонов и приглашал его проведать.

«Приезжай, девочка, не пожалеешь, я с удовольствием с тобой увижусь», – писал он.

Привык содержать собственный двор. А я вполне годилась на роль шута.

Переписка, с самого начала редкая, и вовсе прекратилась. Для Этера я больше не существовала. Я чувствовала себя вычеркнутой из жизни. Меня уже нет, но я еще не умерла. Хуже, чем собака на привязи. Я возненавидела его отца. И вот теперь приходится сматываться. Барахло снова придется бросать.

Ванесса нашла меня в своей замечательной ванной комнате. Я чистила батарею хрустальных флаконов с колдовскими зельями, создающими иллюзию молодости.

– Я ухожу. Когда вернусь, ты мне понадобишься.

Это означало, что я должна торчать в доме, как кочка на болоте.

Я кивнула и продолжала неторопливо полировать фланелевой тряпочкой гладь зеркала. Воплощение спокойствия. Про себя я считала секунды. За спиной раздались шаги Ванессы и грохот чего-то, упавшего на каменный мозаичный пол. Я не дрогнула. Со мной после двух лет неустанных тренировок такой номер не пройдет. Не забыть пройтись тряпкой по всем поверхностям в ванной, уничтожая отпечатки пальцев. На всякий случай, если сюда явится полиция.

Наконец-то захлопнулась дверь спальни (Ванесса пошла за моим паспортом). Потом воцарилась тишина, еще через минуту со двора донесся шум мотора. В приоткрытое окно ванной комнаты я видела, как пятый по счету Поль закрывает ворота. Госпожу повез Чен.

Пятый Поль приехал недавно, не думаю, чтобы Ванесса оставила ему какие-нибудь распоряжения относительно моей персоны. Мой паспорт у нее, это дает ей чувство превосходства. Одно очко в мою пользу. В этот момент глухонемая каталонка Мерседес Амадо перестала существовать. Прощай, ты мне хорошо послужила! Я становлюсь другим человеком. Меня зовут Сюзанна Карте, канадка из франкоязычного Квебека, родилась в Монреале.