Хищные птицы - Амадо Эрнандес

Епископ повернулся всем корпусом в сторону своего оппонента и неожиданно в упор спросил:

— А позвольте поинтересоваться, доктор, какого вы вероисповедания?

Все взгляды тотчас устремились на профессора: интересно, удастся ли ему увернуться от удара. Но доктор Сабио не растерялся.

— Вероисповедание — это тайна совести каждого человека. Но если уж вы так настаиваете, монсеньер, то извольте, я отвечу: моя вера — истина.

— Истина есть бог, — изрек епископ. — Бог — единственный наш путь, он есть жизнь… Буду рад как-нибудь побеседовать с вами более обстоятельно.

— Благодарю вас, монсеньер. Сочту за честь навестить вас, как только выдастся время. Однако примирение между истиной и религией невозможно…

Губернатор Добладо нутром ощутил потребность вмешаться и пригласил гостей снова к круглому столу.

— Было бы неплохо продолжить наше сражение, — обрадовался генерал, которому давно не терпелось возобновить игру в надежде хотя бы немного отыграться. — А вы, доктор, играете в покер?

— Очень редко, да и игрок я никудышный, — честно признался доктор Сабио.

— Доктор пришел сюда совсем по другому делу, — поспешил ему на выручку губернатор. — Он предлагает обсудить вопрос о приобретении Университетом одной асьенды в нашей провинции.

Монтеро пристально посмотрел на губернатора.

— Какой асьенды?

— Вот как раз перед вами и владелец этой асьенды, — вместо ответа Оскар представил доктору Сабио дона Сегундо Монтеро.

— Да, мне действительно нужно с вами переговорить, — подтвердил доктор Сабио, — но, очевидно, лучше сделать это в более подходящей обстановке.

Монтеро не осталось ничего другого, как согласиться. И доктор Сабио откланялся. Компания возобновила прерванную игру.

Глава двадцать восьмая

В кабинете заведующего отделом новостей газеты «Кампилан» зазвонил телефон. Андрес снял трубку.

— Алло, Санти, это ты? Что-нибудь новое записал? Причины?.. Не слышу. Нечем было кормить… Отец в тюрьме… Не помогли. Имя? Возраст? Записал. Постарайся выяснить детали. Еще жива? В больнице? Позвони, как только что-нибудь узнаешь.

Андрес кончил просматривать материалы для первой полосы, когда к нему подошел Магат с номером вечерней газеты в руках.

— Что нового, Энди, с разоблачениями «Комитета голубой ленты»? Есть какие-нибудь подробности?

— Иману удалось проинтервьюировать непосредственных виновников скандала — секретарей департаментов и женщину, привлеченную по этому делу. А кроме того, я послал репортера к председателю следственной комиссии…

Речь шла о взятках, которые брали два члена кабинета у крупных подрядчиков. Дело, в общем, весьма тривиальное, хотя сами взятки выглядели несколько необычно: один получил рыбный промысел, а другой — земельные участки и доходные дома в Багио, летней резиденции правительства. Женщина проходила по делу как соучастница и посредница. Жена высокопоставленного чиновника, она содержала целый штат помощниц, именовавшийся «Кухонным кабинетом», члены которого постоянно курсировали между Манилой, Гонконгом, Токио, Бангкоком и Сингапуром, осуществляя крупные контрабандные операции.

— Мы должны сорвать с них личину благочестия, показать, что они не кто иные, как волки, нарядившиеся в овечьи шкуры. Надо открыть глаза всем равнодушным и благодушествующим. Еще Джефферсон сказал, что на каждое плохое правительство нужна одна хорошая газета. В трудные времена такая газета становится единственным оплотом правды и справедливости. — В глазах Магата зажглись злые огоньки. — Даже Наполеон опасался боевой газеты больше, чем тысячи штыков. Ведь одна-единственная передовица способна нанести урон более значительный, чем разрушения от разрыва фугасной бомбы.

— Да, но при этом не следует забывать, что наша задача не только сокрушить и изобличить всех и вся. Мы обязаны поддерживать все передовое, содействовать прогрессу. Этим и отличается, по-моему, военное оружие от идейного, — возразил Андрес.

Снова зазвонил телефон. Андрес узнал голос Санти.

— Что нового? Она умерла… Спасибо, что быстро позвонил. Пока.

Посыльный принес Андресу последний пресс-релиз с фотографией и подписью.

— Вот это как нельзя более кстати, — обрадовался Андрес. — Взгляни-ка, Магат. «Мисс Филиппины» довоенного времени, а ныне госпожа Гордо, супруга банкира, по случаю своего дня рождения устраивает в отеле «Манила» прием на тысячу человек. Надо, чтобы наш фотограф снял ее в разгар празднества…

— Дадим этот материал на первой полосе — «Банкет на тысячу персон». А рядом вот это — «Трое умерли от голода». И портрет несчастной женщины, убившей себя и детей.

— Нет, вы только подумайте! — кричал на ходу Иман, словно ураган, ворвавшийся в кабинет Андреса.

— В чем дело, Иман?

— Оба члена кабинета подали в суд на председателя следственной комиссии. Обвиняют его в клевете и утверждают, что собственность, которую они получили в качестве взятки, якобы приобретена их женами. И даже представили суду фотокопии купчих.

— Этого и следовало ожидать, — спокойно ответил Андрес. — А что мадам Икс?

— По совету адвоката отказывается что-либо говорить.

— Тоже естественно.

Опять зазвонил телефон. Мадам Икс словно подслушав происходивший в кабинете разговор, предупреждала: если упомянут ее имя, газету привлекут к ответственности за клевету.

— Ну а если мы просто сообщим в газете о вашем звонке и о вашей угрозе или…

Но тут на другом конце провода зазвучал голос адвоката мадам Икс:

— Об этом вам тоже лучше не упоминать…

— Господин мой, — в голосе Андреса послышался металл, — запомните раз и навсегда, что газета «Кампилан» — независимый орган и никто не смеет ей указывать, что печатать, а что нет…

— Ну смотрите, вам виднее, — не то примирительным, не то безразличным тоном сказал адвокат.

Андрес положил телефонную трубку, и Магат пригласил его в свой редакторский кабинет обсудить передовую статью. Закурив, Андрес погрузился в чтение.

«Пятьдесят лет тому назад, 30 октября 1908 года в газете „Эль Ренасимьенто“ появилась редакционная статья под заголовком „Хищные птицы“. Видный американский чиновник из колониальной администрации обвинил газету в клевете и подал на нее в суд. Этот американец оказался замешанным в грандиозном скандале, разразившемся в те дни на Филиппинах. Но суд поддержал иск американца. Газета была закрыта, и все имущество конфисковано. Но редакционную статью вытравить из памяти людей не удалось. И каждый раз, когда мы сталкиваемся с угнетением, насилием, несправедливостью, нам на память приходит эта статья».

— Я слышал об этой статье, но до сих пор все как-то не удавалось ее прочесть, — сказал Андрес, окончив чтение.

— Прошло полвека, но все, о чем рассказывается в ней, можно наблюдать и сейчас. Только хищники стали еще прожорливее.

— Совершенно верно, — согласился Андрес и принялся за чтение той давнишней передовицы, которую они решили поместить в газете в связи с последним скандалом.

В этом мире одни рождаются для того, чтобы есть, другие — чтобы служить для них пищей.

Есть люди, подобные чудовищным хищникам. Один такой субъект забрался высоко в горы Бенгета якобы для того, чтобы изучить племя игоротов.

В действительности же этот хищник присвоил собранное игоротами золото, ссылаясь на законы, которые в каждом случае толковал так, как это ему было удобно. Он наживался на непригодном для употребления мясе; призывая науку, пытался доказать, что рыба в этой стране малопитательна и безвкусна, и ратовал за привозную, и все это с единственной целью — извлечь побольше выгоды.

Этот хищник через подставных лиц скупил по дешевке у трусливых отцов одного города свободные земли, чтобы впоследствии нажить баснословные капиталы на поте и крови филиппинского народа.

Иноземный хищник в образе и подобии человека, стервятник, алчущий чужой плоти, не брезгающий и падалью, напустивший на себя вид всеведущего мудреца, словно вампир пил каплю за каплей кровь своих жертв.

Ныне подобные ему многочисленные хищники торжествуют победу, и пока никто не может остановить их зловещего полета. Одни слишком слабы, чтобы вступить с ними в единоборство, другие поглощены собственными делами, третьи вошли в долю с хищниками и предали родной народ.

Вновь встают в памяти бессмертные слова: «Взвешено, сосчитано, разделено»[58].

Нет сомнения в том, что наступит день — он не может не наступить, — когда всех этих хищников, пока еще могущественных, покарает рука угнетенного человека, когда восторжествует попранная справедливость.

— Вот это действительно передовица, — восхищенно произнес Андрес, дочитав последние строки.