На одном дыхании! - Татьяна Устинова

Она была доктор наук, специалист в психиатрии, известный на всю Москву. Конечно, она знала, что говорит!

Разлогова нет, документы пропали, премьер недоволен, заводы вот-вот встанут, и у него, Волошина, на все про все две недели. От силы три. В противном случае… Случай действительно противный донельзя.

Волошин допил из холодной чашки холодный кофе, от которого в желудке все горело и сворачивалось в трубочку, встал и вышел на балкон. У них был шикарный балкон, общий с Разлоговым. По балкону можно было гулять, летом сюда выносили деревянные столы и диваны с полосатыми подушками и сюда же подавали обед. Чистые скатерти трепетали на теплом ветру, красные «маркизы» давали веселую тень, розы, увивавшие деревянную решетку, были упруги и прелестны, и в самом сидении на балконе было что-то южное, легкомысленное, легкое и приятное!

Волошин вышел, глубоко вдохнул воздух, сунул руки в карманы и закрыл глаза. Вот и зима на носу. Между белыми фигурными колонночками балюстрады намело сухого, колючего, серого снега. Деревянные решетки сдвинуты и накрыты мешковиной. Ветрено, холодно, пусто. Город лежал далеко-далеко, насупленный и серый, и было понятно, что вот-вот пойдет снег.

Волошин подошел к краю и заглянул вниз. Там, внизу, были машины, зонты, грязное шоссе. Он наклонился и взял щепотку сухого снега. Конечно, ничем не пахло от этого снега, ни свежестью, ни морозцем! Он быстро таял в пальцах, капли падали Волошину на пиджак, оставляли пятна, как от слез.

Итак, нужно на что-то решаться. Понять, что произошло с ключами, где он напутал! Это самый важный вопрос. Премьер и министр, завод в Дикалеве и заказ на зубные щетки от компании «Дюнон», самый крупный на сегодняшний день, – все это потом. Сначала нужно разобраться с бумагами, а бумаг никаких он не добудет, пока не откроет сейф. А сейф он не откроет, пока не поймет, где ключи. Нужно отыскать ключи. Потом нужно отыскать сейф. Какой-то третий, в двух он уже проверил! В противном случае…

Тут Марк Волошин засмеялся тоскливым хриплым смехом – словно ворона закаркала. Снег в ладони растаял совсем, остались только песчинки и какая-то мутная серость, как будто гарь. Разве от снега остается… гарь?

Он вдруг подумал – от моей жизни тоже осталась… одна гарь. И тут же спохватился. Жалеть себя нельзя, ни в коем случае!.. Следует быть ироничным и отстраненным, а он, кажется, только и делает в последнее время, что жалеет себя. Никакой иронии и отстраненности!

Вчера он приехал домой в пустую, гулкую от пустоты, старую квартиру в центре Москвы. Он прожил в ней всю жизнь, в этой квартире, и очень ее любил, а потом разлюбил в одночасье. Приехал голодный, продрогший до костей, как уличный пес. Он долго шатался по улице возле дома Марины Нескоровой, все прикидывая, может, рассказать ей обо всем, и вместе они что-нибудь надумают!.. Но так ни на что и не решился, конечно.

Он не стал заезжать в магазины, хотя знал, что есть нечего, холодильник пустой, но у него не было сил на магазины. Стуча зубами, он открыл дверь, вошел и вдруг весь с головы до ног покрылся «гусиной кожей», даже волосы на голове шевельнулись. Дома что-то изменилось!.. За то время, что он шатался по улицам и мучился на работе, у него дома случилось что-то хорошее, почти волшебное!

Конечно, этого не могло быть, но он на секунду поверил. Он вдруг весь расправился, потеплел, заулыбался глупо и крикнул громко, как когда-то:

– Дашка!

И побежал на кухню, где, конечно, никого не оказалось, и свет не горел. Волошин не сразу понял, в чем дело, а потом догадался – просто в квартире стало тепло. Должно быть, днем, пока он мучился на работе и шатался возле дома Марины Нескоровой, вдруг затопили, и это непривычное тепло сбило его с толку. Он постоял на темной кухне, грея о батарею руки и думая уныло, что ему даже некому сказать о том, что затопили! О том, что он приехал с работы и вдруг тепло!

Впрочем, все это глупости. Просто ирония и отстраненность подевались куда-то в ту секунду, когда он почти поверил, что случилось что-то хорошее!..

Волошин сунул руки в карманы, медленно пошел вдоль балюстрады, и ветер продувал его насквозь, до самых костей, и глубже, до самого сердца, которое нынче было у него маленьким, скорченным, ледяным. Он дошел до стеклянных дверей в кабинет Разлогова и остановился, увидев внутри свет.

Странное дело!.. Откуда там свет?..

Волошин осторожно приблизился, стал у стены и заглянул в окно. Ну да, кабинет как кабинет, там ничего не трогали после разлоговской смерти, только разобрали бумаги, которыми был завален стол. Туда никто не заходил, кроме Волошина и секретарши, и свет теперь зажигали редко. Он вытянул шею и смотрел. Вдруг с той стороны стекла, так близко от него, что он отшатнулся, прошла Варя. Она прошла, деловито и по-хозяйски уселась за стол Владимира Разлогова, нагнулась, на миг пропав из глаз, вытащила нижний ящик, аккуратно поставила его перед собой и стала сосредоточенно в нем копаться!

Волошин до такой степени ничего не понял, что даже головой помотал. От его мотания ничего не изменилось – Варя по-прежнему сидела за столом и рылась в ящике!

…И что это значит, черт побери все на свете?!

Нащупав в кармане мобильный телефон, Волошин быстро набрал номер собственной приемной. В трубке хрюкнуло и прогудело первым длинным гудком. Варя за стеклом перестала копаться в ящике и подняла голову – видимо, на многокнопочном и сложном телефонном аппарате замигала лампочка. В ухе у Волошина прогудело второй раз.

Варя раздумывала. Волошин ждал. Снова прогудело, она протянула руку, сняла трубку, и Волошин услышал привычное:

– Группа компаний «Эксимер», чем могу помочь?

Он моментально нажал «отбой». Варя еще подержала трубку возле уха, а потом вернула ее на аппарат.

…Что она станет делать дальше? Забеспокоится? Или продолжит копаться в чужих вещах?!

Она посидела немного, потом проворно и аккуратно собрала бумаги в ящик, и Волошин понял, что она сейчас вернется в приемную. Или заглянет к нему. Просто так.

Ему по балкону бежать было дальше, чем ей идти по кабинету, и он на самом деле побежал! Поскользнулся на сером сухом снегу, чуть не упал, влетел в распахнутую дверь, запутался в шторе, опять чуть не упал, плюхнулся в кресло, и тут в дверь постучали.

– Да, – ответил он, чуть задыхаясь.

– Я забыла вам утром передать, – она вошла и положила ему на стол какой-то конверт. Он посмотрел мельком и перевел взгляд на ее лицо. Она казалась совершенно невозмутимой, только щеки красные. Или они у нее всегда красные?..

– Может быть, кофе сделать?

– Спасибо, не нужно.

Варя пошла было вон, но остановилась на пороге.

– Марк Анатольевич, у вас дверь на балкон открыта. Простудитесь.