Стихотворения и поэмы - Аветик Исаакян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последняя песнь
Перевод Т. Спендиаровой
Где жизнь есть, там и горе есть,И снадобье от горя есть, —Моих же бед не перечесть,Я в черный день рожден на свет.
Где яр есть, там и радость есть,Приют в любимом сердце есть, —Моим же грезам не расцвесть,Моей любви приюта нет.
Заря согрела наш порог:«Открой мне дверь, голубка-мать,Твой сын от горя изнемог,Ах, поспеши его обнять!»
1895–1917 Манташ290. Абул Ала Маари
Касыда в 7 сурах
Перевод В. Брюсова
Вступление
Абул Ала Маари,Поэт знаменитый Багдада,Про́жил три раза десять лет в великолепном граде калифов,Прожил в усладах и в славе;У вельмож и богатых садился за стол,С учеными и с мудрецами вступал в разговор,Друзей любил и изведал,В землях разных народов бывал; смотря, наблюдал и людей и законы, —И его проницательный дух постиг человека, постиг и глубоко возненавидел.И так как он не имел ни жены, ни детей,Нищим он роздал богатство,Собрал караван из верблюдов, взял несколько старых, испытанных слуг,Взял припасы в дорогу и ночью, когдаПод сладострастные шелесты пальм в сон погрузилсяБагдад на берегах, кипарисами убранных, Тигра,Тайно из города вышел.
Сура 1
И караван Абул Алы, как ручей, что, журча, бежит средь песков,В дремотной ночи неспешно шагал, со звяканьем нежным больших бубенцов.Размеренным шагом путь совершал ночной караван, виясь как змея,И звон сладкозвучный лился, затоплял погруженные в сон немые поля.Облелеянный негой, в дремоте Багдад был истомой объят райски-пламенных грез,В гелистанах газели пел соловей: песни сладкие страсти пел сладко до слез.Водометы смеялись, роняя вокруг адамантовый смех, ясный смех без конца;Благовонных лобзаний лился фимиам от кристальных киосков в преддверьях дворца.Ароматом гвоздики рассказывал ветр сказки древних времен, сказки Шехерезад;Кипарисы и пальмы в изнеженном сне у старой дороги качались в ряд.И караван, виясь как змея, назад не глядел, звенел дальше во мглу,Неизведанный путь неисчетностью чар манил и ласкал Абул Алу.И другой караван — бриллиантовых звезд — свой путь совершал по небесным путям,И торжественно-ясный, божественный звон звенел в беспредельных просторах и там.Был полон весь мир, очарован во сне беспредельным напевом, перезвоном с небес,И душой ненасытной Абул Маари неумолчным внимал перезвонам с небес.«Иди, всё иди ты, мой караван! шагай всё вперед, остановок нам нет!»Так в душе сам с собой говорил с тоской Абул Маари, великий поэт.«В пустыню веди, к безлюдным краям, свободным, святым, в изумрудную даль,К солнцу стремись, торопись! будет мне в сердце солнца спалить свое сердце не жаль!Вам „прости“ не скажу я, могила отца, материнская люлька под кровлей родной,С былым мое сердце в ссоре навек: с тобой, отчий дом! память детства, с тобой!Когда-то любил я сердечно друзей, и далеких и близких, не всех ли людей,Но стала любовь ядовитой змеей и огненной мучит отравой своей!Я всё ненавижу, что прежде любил, что в душах людских мой взор подсмотрел:Тысячу зол я в людях обрел — отвратных и черных, позорных дел!Но тысячу первым гнушаюсь я злом — лицемерием гнусным, что хуже всех зол,Я бегу от него, ибо красит оно человеческий лик в святой ореол.Язык человека! души его ад в покров убираешь ты, в сотню прикрас,В лазурный намет, в поцелуй, в аромат, — но правдивое слово сказал ли хоть раз?Язык человека! Отравленный дрот! Мед струя, ты мне сердце пробил, как стрела.В сердце умерло небо любви и надежд, и, как солнце заходит, в нем вера зашла.В пустыню иди ты, мой караван! в безлюдный, и в дикий, и в знойный край!Под грозной стеной медно-рыжих скал там сделай привал, меж зверей отдыхай!Где гнезда ехидн, разобью свой шатер! разобью свой шатер, где спит скорпион!Вдали от людей будет в тысячу раз безопасней, покойней, прекрасней мой сон!Безопасней, чем в дни, когда я преклонял главу утомленно другу на грудь,Ах, другу на грудь, под которой всегда разверстая бездна готова сглотнуть.Доколе Синая седую главу суровое солнце будет палитьИ желтые груды в пустыне нагой, как волны морей, волноваться и бить, —Я не захочу увидеть людей, друзей былых и кровных родных,Я не захочу услышать о них, об их делах, ничтожных и злых!»В последний раз Абул Маари, обратясь, на Багдад уснувший взглянул,Свой морщинистый лоб с отвращеньем отвел и к шее верблюда любовно прильнул,Со сладостной лаской поэт целовал горячим лобзаньем верблюда в глаза,И одна за другой палящей росой по ресницам поэта стекала слеза.Со звяканьем нежным, качаясь в песках, спокойно, размерно шагал караван,По пустыне вперед совершал свой поход к голубым берегам неизведанных стран.
Сура 2
И тот караван, виясь как змея, меж пальм горделивых свой путь совершал.И песок поднимал, песка караван, и ветер игривый ту пыль развевал.«Вперед, караван! что кинули мы, чтоб глядеть, сожалея, на жизнь прошлых лет?»Так в душе сам с собой говорил с тоской Абул Маари, великий поэт.«Что за нами осталось, о мой караван! чтоб вернуться назад, в отчизну свою?Покинули мы друзей и жену? богатство и славу, родных и семью?Покинули мы людей и народ? закон, справедливость, отчизну, права?Иди и не медли! покинули мы лишь оковы и цепи, обман и слова!Ах! женщина что? кровожадный паук, коварный и лживый, тщеславье без дна,Что любит лишь хлеб твой; и, яд в поцелуй вливая, другому она продана!На ветхой ладье лучше в море плыви, чем женщине, клятве преступной, поверь:Устами ее Иблис говорит! о блудница, в красивом обличии зверь!О лилии чистой, лучистой звезде ты мечтал, ты желал спать под светлым крылом,Ждал, что будет она бальзамом для ран, над страдающей жизнью сияющим сном,—Ты грезил о песне, как песнь родника, что влечет и поет в голубых берегах.Жаждал сладостных слез на небесной груди, бессмертной росы на прелестных очах!Но жаждущим душам женщин любовь только горечь сулит, как морская вода.В сладострастном томленье ты тело лобзал, не насыщен и с новым желаньем всегда!О бесстыдное тело женщин! змея! преступленья и зла сатанинский сосуд!Упоения горьки, палящие плоть, и на солнце души они тучу несут!Ненавижу любовь, этот буйный прибой обжигающих больно, палящих пучин,Этот сладостный яд, опьяняются чем и жалостный раб, и царь-властелин!Ненавижу любовь, что жестока, как смерть, что рождает повсюду зло без узды,Неисчерпаемый ключ, что струит на весь мир постыдную тину вместо воды!Ненавижу я женщин, лобзания их, гнушаюсь коварств, оскверняющих нег,От порочного ложа ласки бегу и родильницы одр проклинаю навек!Вас, жестокие роды и боли, кляну! порождаете вы стаю хищных випер,Что, клубяся, шипят и друг друга язвят, чадной страстью сквернят звезды выспренных сфер!Тот бесчестен, себя превратил кто в отца, из блаженного сна вызвал новый росток,В жизни сей стебелек на страданья обрек и над ним бытия геенну зажег!„Согрешил мой отец в былом предо мной, но я ни пред кем греха не свершил!“Напишите так на могиле моей, если мне суждено ведать радость могил.Доколе вокруг изумрудных брегов Геджаса гремит прибоя удар —Желать я не буду женской любви, искать я не стану обманчивых чар.Скорей возжелаю терновник ласкать, его куст целовать, что дик и колюч.Скорей на скалу главу положу, ланитой прильну на камень горюч!»И караван, стозвучно звеня, свой путь продолжал, виясь как змея,Спокойно и стройно к пустыне нагой он шел всё вперед в золотые поля.Казалось, рыдали в ночи бубенцы и звонкие слезы по капле лились,Как будто рыдали о том, что в былом любил Маари, и твердили: «Вернись!»Свирели зефиров пели во мгле так сладко, нежней, чем напевы шарги,Про раны любви, про тоскливую скорбь, про тихие сны и мечтанья тоски.Были сумрачны думы Абул Алы, и грусть его снов — без конца, без границ,Как путь, что угрюмо тянулся средь мглы, вился меж песков без конца, без границ.В душе тосковал Абул Маари, безнадежной тоской было сердце полно,К созвездиям нежным он взор устремлял, с безбрежным путем сливаясь в одно,Но назад не глядел на пройденный путь, и душа не горела забытым былым,Отвечать не хотел на приветы других и приветов не слал караванам другим.
Сура 3