Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой! — спохватился и стюард Анатоль. — Разволновался и забыл. И вам велено передать посылку.
Из клеёнчатой сумы, свисавшей с ремня у левого бедра, Анатоль извлёк посылку и вручил её Куропёлкину.
Посылка в кремовой упаковочной бумаге выглядела горбатой, её стягивала бечёвка, а важность ей придавала блямба сургуча.
Куропёлкин разорвал бечёвку и высвободил из-под сургуча Башмак.
Башмак по-прежнему требовал Каши.
153
Через час в дверь снова позвонили.
И опять звонил стюард Анатоль.
— Простите, Евгений Макарович, — поспешил Анатоль, — прошу вас, не захлопывайте дверь! Два слова!
— Ну, ладно. Два слова. И не более!
— Во-первых, раз вы решили голодать, мне необходимо вернуть на кухню утреннюю посуду. Вот вам пакет.
Куропёлкин накидал в пакет тюбики и флаконы, доставил их Анатолю.
— Спасибо! Большое спасибо! — раскланялся Анатоль. — Теперь во-вторых. Люди, которые сейчас размышляют, заводить ли с вами сотрудничество, не всё поняли в смыслах некоторых ваших требований.
— Это каких же?
— Ну, например, что значит ваше последнее требование.
— Не последнее, а концевое. И что же такого особенного в этом требовании? — спросил Куропёлкин.
А сам и не помнил, что он сгоряча под конец потребовал.
— Скрасить моё одиночество, — будто чтецом телеподсказчика принялся повторять требование Куропёлкина Анатоль, — скрасить моё одиночество присутствием вблизи меня Баборыбы мезенской породы…
«Надо же! — подумал Куропёлкин. — Какие толковые мысли приходят иногда мне в голову!»
Спросил будто бы в недоумении:
— Ну, и что же тут такого непонятного? Для счастливых дней мне необходима Баборыба.
— Кто такая Баборыба? — растерялся Анатоль.
— Обыкновенная Баборыба. Мне нужна самая простая, но красивая, — сказал Куропёлкин. — Мезенская. Без чешуи, без плавников и без хвоста. Ходит по траве босиком. Рост, желательно, — 172–175 см. Шатенка. В крайнем случае, брюнетка. Но не крашеная.
— Что ещё?
— Ах да, — вспомнил Куропёлкин, — условия. Чтобы выросла на естественных кормах, без пищевых добавок и норвежских красителей для якобы форелей и лососей…
— А есть баборыбы-то?
— Вот тебе раз! — возмутился Куропёлкин. — Конечно, есть. Были и есть! В давние времена поморы в своих хождениях на кочах на Грумант брали баборыб, те и кашеварили, и врачевали… Иди! Запомни и передай непонятливым.
— Передам, — испуганно пообещал Анатоль.
— Ну и всё, — сказал Куропёлкин. — Два слова я выслушал.
И, дурак, захлопнул дверь.
А она снова и при нажиманиях на кнопку над притолокой открываться не пожелала.
Закрыт. Задраен.
154
«Ничего, — подумал Куропёлкин, — вот добудут и доставят Баборыбу, опять явятся с разговорами…»
Странно, но ни вечером, ни на следующий день желания пожрать не возникало. То ли выдавленное из тюбиков было до того отвратительным, что уничтожало в организме Куропёлкина любые аппетиты. То ли, напротив, его снабдили какой-то энергетической баландой, способной обеспечить его жизнедеятельность на дни вперёд. Или даже подготовить его к непосильным подвигам.
Каким? Стюарду Анатолю явно было назначено проговариваться. Его, Куропёлкина, якобы исследовали. Не обследовали, а исследовали. Будто бы как лётчика-испытателя. Или как… космонавта, что ли? Накось выкусите! Ни в какие исследуемые-обследуемые попадать он не согласен. Ничего с подносов Анатоля, чтобы потом не оставлять кому-то материалы для анализов, жрать не будет. Подопытной тварью сделать себя не позволит. Воду из рукомойника в санузле он попробовал, в воде разбирался, хорошая вода, в сухой голодовке он продержится неделю. А то и с десяток дней.
«Всё. Побездельничаю. Почитаю. Там какие-то книжки на полке, — разрешил себе Куропёлкин. — Телевизор смотреть необязательно. А стены надо будет попростукивать ещё раз. Вдруг какие-нибудь полезные кнопки и обнаружатся…»
Вспомнил, что на чердаке успел взглянуть лишь на ходики.
Поднялся на чердак и проторчал у чердачных окон полчаса. Виды из них напомнили Куропёлкину о походе за грибами шампиньонами. Впрочем, утверждать, что именно здесь он шлялся с пустыми бутылками в пластиковом пакете, Куропёлкин не стал бы. Возможно, его приволокли в иное поместье госпожи Звонковой.
Однако не красоты Подмосковья удерживали Куропёлкина у окон.
Метрах в пятидесяти от его жилища стояла доставленная, судя по вмятинам в траве, тягачом фура. То ли холодильник-рефрижератор. То ли прицеп для перевозки контейнеров (с японскими арбузами, мелькнула шутейная мысль).
Никаких рабочих звуков не раздавалось, муравьи в комбинезонах вблизи фуры не суетились. Стояла ли она здесь прежде, Куропёлкин не знал. Поутру наблюдать её Куропёлкину вроде бы не приходилось. Впрочем, и сейчас внизу из окон первого этажа он фуру не смог увидеть.
Мимолётное было соображение о том, что его приволокли в иное имение Звонковой, возобновившееся в Куропёлкине, вдруг расстроило его. С чего бы? А вот с чего, принялся объяснять себе Куропёлкин. Душ душем, но здесь наверняка нет Дворца водных процедур и нет смешливых массажисток Сони и Веры с их нежно-умелыми руками. И уж, конечно, в привычном для неё поместье оставлена (и к кому-то приставлена) горничная Дуняша Шоколадная. Было бы иначе, она нашла бы способ напомнить о себе.
И к горести своей Куропёлкин сейчас же понял, что мысли эти сходны со взмахами плетёной мухобойкой с намерением отогнать в жаркий день шершней и оводов. А те далеко не отлетали, но и не жалили, а оставляли Куропёлкина наедине с главной причиной его расстройства. Не было здесь камеристок Веры и Сони, горничной Дуняши, значит, в ином имении находилась опочивальня его работодательницы Нины Аркадьевны Звонковой, и в неё допускались теперь новые Шахерезады и Лароши Фуко.
«Идиот! — отругал себя Куропёлкин. — О чём ты горюешь? Необходимо прекратить думать об этой злодейке и ведьме!»
155
В день начала голодовки Куропёлкина произошло ещё одно событие.
Куропёлкин затосковал и будто в детстве прижал к щеке любимую игрушку. Вместо плюшевого медведя ею оказался Башмак. И надо же, Куропёлкин успокоился. Решил поблагодарить Башмак и погладил его. Прошёл пальцами по носу Башмака и, когда отводил руку от его пасти, нечаянно нажал на один из гвоздиков нижней, позволим сказать, челюсти.
И тут же раздалось:
— Слушаю вас!
Куропёлкин вздрогнул, отдёрнул руку.
Потом, в рассуждении «мало ли что может померещиться», снова нажал на говорящий гвоздь (гвоздики, стальные и деревянные, торчали вверху и внизу, прозвучавший гвоздик был деревянный).
— Слушаю вас, Евгений Макарович, — объявили Куропёлкину. — Что вы хотите сообщить?
— Земля имеет форму чемодана! — выпалил Куропёлкин.
— Истинно так! — был ответ.
Башмак выпал из рук Куропёлкина.
От греха подальше и чтобы не помешали сну, Куропёлкин отнёс его в бункер и прикрыл подушкой, лежавшей там на сундуке.
156
Утром Куропёлкин фуры на поляне у своего дома не обнаружил. На месте фуры стояла избушка будто бы из Берендеева царства. С резными наличниками, с высокой щипцовой крышей, с дымарём, покрытая черепицей, не малая, в пять окон по бокам и двумя узорчато украшенными крыльцами. «Ропет» — пришло в голову Куропёлкину. Хотя он не слишком хорошо помнил, кто такой Ропет. Замеченные вчера Куропёлкиным вмятины на траве, следы прибытия тягача и фуры, исчезли. Повидимому, их покрыли свежим дёрном. Как проплешины на Варшавском стадионе в дни памятно-скандальных футбольных баталий. И всё же Куропёлкин углядел неряшливости в укладке пластин дёрна. Кое-где бурела неубранная потревоженная здешняя почва. Может, по колее фуры прокладывались какие-то коммуникации, а времени на их декоративные укрытия не хватило.
Судить о назначении избушки Куропёлкин не брался. Придёт время, ему объявят. Или он сам о чём-то догадается.
Что позже и случилось.
Как и было указано стюарду Анатолю, поутру он не стал разочаровывать Куропёлкина. Не звонил он в обед да и во время ужина. Ну и молодец. Или молодцы его шефы.
И всё-таки кому-то, без подносов, позвонить в дверь не мешало бы. Куропёлкин, уж точно, не стал бы захлопывать её, попридержал бы её и всунул в щель книгу потолще… Впрочем, и тогда его усердия вышли бы бесполезными, а вмиг был бы найден способ возобновить его заточение.
Жалеть себя Куропёлкин отказывался. Жалеть принялся тугодумов-исследователей. Неловко им, видимо, являться на беседы к Куропёлкину. Не с чем. Сидели они теперь над требованиями узника и маялись. Головы ломали, бедняги.
Но, может быть, не маялись и не ломали головы. А тетрадку в линейку с его требованиями сразу же выбросили в мусорное ведро. Хотя… Хотя требование о баборыбе они всё же прочитали. И озаботились. Иначе не прислали бы с вопросами Анатоля.
