За золотым призраком - Владимир Иванович Буртовой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так ли это было, Коэн… – Марк Паркер не знал имени матроса, а обратиться почтительно, как он обращался к пассажирам – господин, – язык не повернулся. – Так ли было, братец?
– Эдди Коэн, господин инспектор! Эдди Коэн! – бойко подсказал вахтенный сигнальщик и встал перед инспектором, как исправный солдат перед капралом-держимордой.
– Так ли было, Коэн? – повторил вопрос Марк Паркер.
– Все так и было, господин инспектор! Со шлюпки сигналили, похоже было, новеньким карманным фонариком.
– Почему ты так решил?
– Свет был достаточно ярким, точечным, а не как от морского свечения, когда волна ударяет о борт… И знаки подавали световой морзянкой. Я успел прочесть – просигналили букву «Н».
– Букву «Н»? – Инспектор от неожиданности поднял авторучку к правому виску, почесал голову и недоверчиво уставился в просторное лицо матроса, как бы отыскивая на нем узкие продолговатые глаза – глаза обитателя Аляски или ближних Алеутских островов. – Ты не ошибся ли часом, Эдди? Точно эту именно букву?
– Как можно, господин инспектор! – Матрос даже перекрестился для большей достоверности. – Я по специальности связист, и морзянку принимаю не только на слух, но и зрительно! В чем другом – могу и ошибиться, например, не умею до сих пор толково узды вязать, но в световых сигналах… – Матрос готов был выразиться более резко, однако перед инспектором смолчал – не с дружками беседует за кружкой пива в портовом кабаке!
– Ну и дела-а. – Марк Паркер торопливо дописал показания матроса, кивком лохматой головы позволил Эдди Коэну занять свой стульчик, проследил за ним взглядом, словно боялся, не рухнет ли тяжелый матрос на палубу, сломав хрупкое сиденье. И только убедившись, что Эдди не шмякнулся, еще раз обратился к Кугелю:
– А еще что-нибудь вам за вахту докладывали?
– Еще? – Штурман потер лоб, чуть приподняв правое плечо, потом с усмешкой добавил, будто иронизируя над дотошным инспектором: – Еще раззява палубный матрос уронил швабру, за борт, за что боцман взыщет с него штраф. А так – все прошло спокойно, каждую ночь бы так!
– Не приведи Господь! – воскликнул Марк Паркер и чуть не перекрестился, махнул рукой на Кугеля, словно от нечистой силы открещиваясь. – И одной ночи теперь хватит расхлебывать до Мельбурна! Такая каша… А вы говорите каждую бы ночь нам такое!
– Вот как? Выходит, ваш визит на ходовой мостик связан с чем-то серьезным, если вы чуть свет на ногах и с блокнотом в руке? Так что же опять случилось? Тогда мне надо знать и сделать запись в судовой журнал и капитану обо всем доложить!
– Случилось очень серьезное происшествие. Прескверное дело вышло, господин Кугель. Капитану я еще не докладывал, но скрывать нет смысла – на пароходе слухи всегда распространяются быстрее, чем пожар на нефтяном танкере!
– Так что же все-таки произошло? – Фридрих остановился напротив расстроенного инспектора, спиной к яркому красно-оранжевому солнцу, отчего светлый костюм на нем словно бы выкрасился в розовый цвет.
– Нынешней ночью из закрытой каюты номер шесть исчез мною подозреваемый в убийстве индуса Али господин Людвиг Набель. Исчез – и никаких следов, будто и не закрывал я его собственноручно накануне вечером, сразу же после ужина.
Фридрих Кугель раскрыл до предела зеленые глаза и даже присвистнул от неожиданности, правда, тут же извинился за свою несдержанность. В сомнении покачал головой и вслух поразмыслил:
– Простите, инспектор! Но как он мог исчезнуть из закрытой каюты? Ну мне понятно, в известном романе Жюля Верна, кажется, отчаянный мальчик Роберт Грант простым ножом подкопался под хижину дикарей и спас своих собратьев по приключениям. Но здесь кругом железо, а то и сталь! У нас не подкопаешь палубу или перекрытие, разве что сварочным агрегатом прожечь. Но тогда все вокруг услышат, поднимут отчаянный крик от дыма и гари! Вот так фокус с апельсином – фокус есть, но апельсин-то съеден! До Мельбурна прошли половину пути, а уже два смертельных случая… Такого еще на «Британии» за все времена не происходило… Но тогда где тело? Это не сворованная монета, не опустишь в карман и не смешаешь со своей мелочью, что и не опознать чужого. Эх ты-ы, напасть на нашу голову!
Марк Паркер, похоже, не очень беспокоился за невинный цвет флага пароходной компании, ему бы сохранить незапятнанной свою репутацию удачливого сыщика и с честью выйти из столь щекотливой ситуации. Тогда, глядишь, начальство приметит скромного инспектора, повышение по службе может последовать, а с ним и хорошая ставка – когда за плечами большое семейство и две дочери – невесты, поневоле задумаешься, где взять лишний фунт стерлингов… Во всех происшествиях на «Британии» Марк Паркер чутьем профессионала угадывал умелую и жестокую руку либо какой-то мафиозной группы, идущей за сенатором Дункелем, либо контрразведку, у которой порою свои цели, не менее кровавые, чем у мафиози. Поэтому ухватить, а тем более защелкнуть наручники на этого дирижера будет не так просто, если вообще удастся напасть на его след…
Поэтому, после минутного размышления и длинной тирады шокированного штурмана он и ответил довольно озабоченным тоном:
– Выходит так, что у современного сына капитана Гранта было более надежное средство, чем обыкновенный нож! Вот так-то, господин Кугель. Ну да ничего, походим, поспрашиваем, понюхаем следы. Не может такого быть, чтобы не наследили! Обнаружили Набеля, обнаружим и Винд[27], который так ловко выдул этот туман из закрытой каюты. – Инспектор закрыл блокнот, опустил его в карман, повернулся к выходу с ходового мостика. – Идемте, господин сенатор, здесь мы уже выловили достаточно информации. Закинем сети в другом местечке в надежде на богатый улов… У меня в голове кое-что уже начало прозревать, теперь бы только несколько подтверждающих фактиков, – хитрый полицейских говорил все это словно бы для себя, но знал, что его слова хорошо слышны членам команды в лице вахтенных матросов и довольно скоро станут достоянием буквально всех, что заставит преступников занервничать и как-то проявить себя…
Они спустились на верхнюю палубу, остановились на шкафуте, у леерного ограждения.
Отто Дункель взялся за прохладные с ночи поручни, глянул на волны, отбрасываемые скулами парохода – глянцевые и изумрудные, как свежесрезанный мармелад, они расходились от форштевня под углом примерно в тридцать градусов, накатывались на океанскую зыбь, отбрасывались ею, ломались, потом пропадали, смешиваясь с бурлящей от винтов водой. Над волнами, неотступно преследуя «Британию» с упрямством дикарей, которые нечаянно обнаружили в своих владениях белых путешественников, носились альбатросы и черноголовые чайки. Они с криком налетали на остатки пищи, которую повара выносили из камбуза и выбрасывали
