Зубы Дракона - Эптон Синклер

Ланни снова принялся за исследования детского развития. Он хотел узнать, может ли малышка Фрэнсис открыть для себя искусство танца. Но это было невозможно, потому что Марселина была там и танцевала повсюду, и ничто не могло удержать ее, чтобы не взять малышку на руки и научить её скакать и прыгать. Девочка росла каждый день, и, прежде чем закончилась зима, там была пара танцоров. Если под рукой не было патефона или фортепиано, Марселина пела простенькие мелодии, а иногда и сочиняла слова про себя и малышку.

Софи и ее муж заезжали на бридж с Бьюти и Ирмой. Так Ланни оказывался свободным, чтобы почитать или сбежать в Канны к своему образовательному проекту. Рабочие не имели никакого отпуска и были там, где он их оставил. Интеллектуально они подросли. Теперь почти все могли выступать с речами, и, как правило, выступали о борьбе социализма против коммунизма. Хотя все они ненавидели фашизм, но не достаточно, чтобы объединиться и противостоять ему. Они были рады услышать рассказы Ланни о стране чудес в Нью-Йорке. Многие из них путали его с Утопией, и были удивлены, узнав, что он обошёлся без свержения капитализма. Очереди безработных за бесплатным питанием и продажа яблок на улицах этого города плутократов — sapristi[68]!!

Ещё один сезон на Ривьере: с точки зрения хозяев гостиниц был наихудшим со времен войны, но для людей, которые имели деньги и любили тишину, был приятнее, чем когда-либо. Малочисленные счастливцы имели в своём единоличном распоряжении набережную и пляжи. А солнце было таким же ярким, море таким же синим и цветы на мысе Антиб такими же изысканными. Еда была обильной и по низкой цене, облуживание было изобильным и усердным. В общем, Провидение предоставило вам все.

Когда Ирма и Бьюти Бэдд вышли от модисток и мастериц, одетые как на приём, они гляделись очень модными экспонатами. Ланни был горд сопровождать их и вниманием, которое они вызывали. Он был одет в соответствии с их стандартами, оказывал почтение, как его учили, и какое-то время был счастлив, как современный молодой человек. Его жена была под глубоким впечатлением от Эмили Чэттерсворт, той спокойной и милостивой хозяйки, и взяла ее в качестве модели. Ирма как-то заметила: «Если бы у нас был бы большой дом, мы могли бы принимать гостей, как это делает Эмили». Она попытается экспериментировать, приглашая того выдающегося человека или этого, а когда они придут, она скажет мужу: «Я полагаю, ты и я могли бы держать салон, если подойдём к этому серьезно».

Ланни пришлось признать, что она рассматривает это как карьеру. Эмили слабела, и не может продолжать вечно. Должен быть кто-то, кто бы занял ее место, чтобы свести вместе светских французов и светских американцев, и предоставить им возможность встречаться с интеллектуалами, писателями, музыкантами и государственными деятелями, которые сделали себе имена правильным и достойным образом. Как правило, такие лица не имеют денег или времени, чтобы развлекаться, и их жены тоже. Но «Кто-то», кто оказывает им такую бесплатную услугу, то делает это в силу личных качеств.

Ланни ответил, придя в замешательство, что она не достаточно квалифицирована для такой деятельности. И с тех пор Ирма была настороже. Она встретила ряд знаменитостей, изучала каждого из них, думая: «Смогу ли я справиться с вами, что же вы хотите». Они, казалось, любили хорошую пищу и вино, как и другие люди. Они ценили приятный дом. Любили приезжать туда и заставлять восхищаться собою. Конечно, им нравились красивые женщины! В коттедже у Ирмы была довольно небольшая гардеробная, но в нем стояло трюмо, в котором она могла рассмотреть, что у неё было все в порядке. Она знала, что ее сдержанная манера производит на людей впечатление. Сдержанность создавала ей определенную атмосферу таинственности и заставляла их вообразить в ней то, чем она не обладала. Проблема состояла в том, чтобы удержать их от выяснения!

Каждый из великих людей имел свои «особенности», то, что он делал лучше, чем кто-либо другой. Ланни предполагал, что хозяин должен был прочитать его книгу, прослушать его выступления, или что там было. Но Ирма, пораскинув мозгами, решила, что это было бы наивно. Мужчина может быть и должен был бы, но женщина делать этого не должна. Женщина отметила, что мужчина хотел говорить о себе, а женщина, которая умеет хорошо слушать, будет достаточно хороша для всего. Она должна выражать восхищение, но не слишком экстравагантно. Слишком экспансивную женщину посчитают дурой. Но спокойная, серьёзная женщина, женщина типа Моны Лизы, скажет с чувством собственного достоинства: «Я очень хотела знать об этом, расскажите, пожалуйста, мне больше», — она заставит сердце знаменитости растаять.

Ирма решила, что проблема состояла не в том, чтобы заставить их говорить, а наоборот, заставить их остановиться! Функция salonniere[69] состояла в соразмерном распределении времени. Нужно наблюдать за аудиторией и понять, когда она захочет перемен, и добиться изменений так тактично, чтобы никто этого не заметил. Ирма наблюдала технические приёмы хозяйки дома, и начала задавать вопросы. И это не вызвало неудовольствия Эмили, потому что ей понравилась идея взять дублера. Она показала Ирма свою адресную книгу, полную тайных знаков, которые были поняты только ее личному секретарю. Некоторые знаки означали хорошие вещи, а некоторые плохие.

Ланни понял, что этот растущий интерес к салону возник на базе изучения его собственных наклонностей. Он всегда любил Эмили и получал удовольствие от её деятельности, т. к. был допущен к ней уже в детстве потому, что обладал хорошими манерами. Ирма не заметила, что Ланни изменился: вещи, доставлявшие ему удовольствие мальчиком, не обязательно будут его также радовать, когда ему уже исполнилось тридцать два, и когда капиталистическая система прошла свой апогей. Он пришел домой с одного из вечеров Эмили и открыл пачку почты, которая походила на хор Софокла, оплакивавшего гибель дома Эдипа. Первая полоса газеты перечисляла недавно обрушившиеся бедствия, а редакционная страница развенчивала опасения наступления других в будущем.

В течение многих лет традиционные мыслители Франции гордились своей страной за её стойкость к экономическим спадам. Благодаря французской революции, сельское хозяйство страны было в руках крестьян собственников. Промышленность была также диверсифицирована, а не сконцентрирована и специализирована как в Германии, Великобритании и Америке. Франция провела одномоментную девальвацию своей валюты. Она обладала большим золотым запасом и избежала урагана, который отнял у Англии золотой стандарт, а затем и у десятка других стран.

Но теперь оказалось, что есть нужда в традиционных мыслителях. Тяжелые времена больно задели Францию. Безработица росла, богатые отсылали свои деньги за рубеж, бедные прятали то, что нашли, в своих матрасах или под старыми оливковыми деревьями в саду. Страдание и страх был повсюду, так что мог ли быть счастлив молодой идеалист с нежным сердцем? Особенно, если его убеждения не давали ему права на деньги, которые он тратил! Если водить компанию с революционерами и недовольными, то они всегда были готовы поддержать такие убеждения. Из которых можно сделать очевидный вывод, что деньги, на которые нет прав, должны принадлежать им! Как правило, они просили дать деньги на «дело», и многие из них были искренними и действительно тратили их на издание литературы или на аренду площадей для собраний. Это оправдывало их в своих собственных глазах и в глазах Ланни, но вряд ли в глазах консервативно настроенных дам и джентльменов, которых его жена собиралась приглашать в салон!

Около пяти лет прошло с тех пор, как Ланни начал оказывать помощь образованию рабочих на юге Франции, и этого было достаточно, чтобы поколение студентов прошли через его руки и дали ему некоторое представление о том, что он совершил за это время. Оказывал ли он помощь в обучении настоящих лидеров рабочего класса? Или он подготовил несколько карьеристов, которые продадут движение за пост премьер-министра? Временами Ланни был окрылен, а иногда и огорчён. Это судьба каждого учителя, но вокруг Ланни не было ни одного опытного человека, чтобы рассказать ему об этом.

Блестящие парни и девушки проявили себя в различных классах, и стали объектами его любви и надежд. Он обнаружил, что, будучи детьми юга Франции, все они хотели стать ораторами. Многие приобрели приемы красноречия прежде, чем получили какую-либо прочную основу. И, когда он пытался удержать их, и ему это не удалось, то решил, что испортил хороший механизм. Многих увлекли за собой коммунисты. Среди них по каким-то причинам были самые энергичные, самые стойкие из пролетарских агитаторов. Также у них была система мышления, имеющая форму и использующая язык науки, и, таким образом, впечатляя молодые умы. Ланни Бэдд, говоря о законе и порядке, мирном убеждении, постепенной эволюции, оказался отодвинутым в сторону, как vieux jeu, или что называется «человеком, отставшим от жизни». «Естественно», — говорили молодые красные: «вы так говорите, потому что у вас есть деньги. Вы можете ждать. А что имеем мы?»