Подтяжка - Патрик Санчес

— Спокойной ночи, — произносит он.

— Спокойной ночи, — я поворачиваюсь и вставляю ключ в дверь, думая о том, чем бы занять остаток вечера. Мы вроде прекрасно провели время. И дружеские объятия — это все, что я заслужила? Возможно, он не любит спешить. А может, не заинтересовался настолько серьезно, чтобы поцеловать меня, и решил не подавать ложных надежд. Но тогда почему он сказал, что позвонит мне? Что происходит? Это просто свидание. Я постоянно встречаюсь с мужчинами и более двух раз о большинстве из них не вспоминаю. «Что же в этом мужике такого, что я так разволновалась?» — спрашиваю себя, отпирая дверь квартиры.

29. Камилла

Прошло несколько часов с тех пор, как доктор Клейн сообщил мне, что операция на ягодицах будет стоить невероятных денег — семи тысяч долларов. Господи, какое огорчение, ведь собрать подобную сумму в обозримом будущем не представляется возможным. Что же, я предпринимаю то, что всегда делаю, когда волнуюсь из-за нехватки средств, — отправляюсь по магазинам. Конечно, я не собираюсь ничего покупать. Вообще-то, я и не могу ничего купить — терминалы по обработке кредиток и система обязательной проверки платежеспособности позаботились об этом. Но несколько часов, занятых примеркой дорогой одежды и фантазиями по поводу того, как хорошо в этих костюмах будет выглядеть моя новая имплантированная попка, мне не помешают.

Я еду в «Галлериа», что в Маклине в Виргинии — это, наверное, самый дорогой торговый центр в округе: внутри только «Сакс» и «Нейман Маркус», бутики, ювелирные магазины, и их посетители, конечно же, белокожие люди. Всякий раз, когда я приезжаю сюда, мне кажется, что я попала в страну арийцев. Кроме сотрудников, представителей расовых меньшинств здесь почти нет, а те, что есть, — выходцы из Азии или Ближнего Востока. Однако, как бы там ни было, если черной сестричке надо примерить дорогущую одежду, ей следует ехать сюда. От других афроамериканцев я слышала, что в дорогих магазинах за ними по пятам ходят охранники, но у меня такой проблемы никогда не возникало. Да, бывало, я встречала заразу-продавщицу, но нельзя сказать точно, вела она себя как стерва из-за того, что я чернокожая, или из-за того, что она… в общем… стерва по жизни. Ни с чем более неприятным, чем обычное равнодушие, я не сталкивалась, может, оттого, что выгляжу, словно я здесь своя в доску. Вот сегодня, к примеру, на мне надет костюм от «Тахари», шелковая водолазка «Шарль Нолан» и остроносые туфли «Миу Миу». Весь ансамбль стоил мне около тысячи долларов — тысяча долларов, канувшая, словно в Лету, в море моего долга по кредиткам, который даже не знаю, как и когда буду выплачивать.

Только что я вышла из отдела «Бербери», где мерила чудесную полосатую юбку и шерстяной тонкий свитер-водолазку. Все, о чем я думала, крутясь перед тремя зеркалами, это насколько лучше смотрелась бы на мне эта юбка, если бы зад был «выразительней». Несмотря на несовершенство фигуры, сочетание юбки со свитером привело меня в восторг. Но, учитывая, что в моем кошельке до зарплаты осталось целых семнадцать долларов, а одежда стоит около семисот, все, что мне остается, — это снять ее и вернуть продавцу. Всего несколько лет назад я бы взяла юбку, свитер, оплатила бы их кредиткой одного из небольших банков, таких карт у меня было в избытке. Да только эти банки давно аннулировали мои счета, а новые не горят желанием сделать меня своим клиентом.

Не знаю, как и когда все в моей жизни пошло наперекосяк… хотя, может быть, и знаю. Наверное, все понеслось по наклонной после моей первой пластической операции — я тогда уменьшила губы. Даже в детстве у меня были огромные губы, вовсе не такие, как у Куин Латифы или Анджелины Джоли. Они были невероятно крупными и уродливыми: верхняя заворачивалась наружу, открывая огромный кусок розовой внутренней стороны, а нижняя свисала вниз, словно мокрая тряпка. В детстве ни дня не проходило без того, чтобы надо мной не подшутили ровесники. Насмешки детей, как правило, очень злые и жестокие. В лучшем случае, на меня, слывшую дурнушкой, не обращали внимания. Неудивительно, что, повзрослев, первым делом я изменила форму и размер своих губ. Послеоперационное восстановление было довольно болезненным, но результат хирургического вмешательства сделал меня счастливой. Впервые в жизни я не чувствовала себя страшилой.

Объяснить, как счастлив человек, избавившийся от уродства, невозможно. Большинство людей даже не подозревают, как обидно, когда на тебя, хохоча, показывают пальцем, когда тебя обзывают; не знают, каково это — быть уродом. На несколько недель после операции я возомнила себя чуть ли не царицей. Помню, шла как-то по супермаркету. В те времена я не могла еще позволить себе серьезные покупки — мне нравилось смешиваться с толпой и чувствовать себя в человеческом потоке нормальной. И вот, проходя по «Нордстрому», я заметила миленькое черное платье от «Джонс Нью-Йорк». Стоило оно всего около полутораста долларов, но мне тогда было двадцать два, зарабатывала я крайне мало, и такая сумма была для меня чересчур крупной. Но, примерив платье, я поняла, что оно должно стать моим. Не могу объяснить, в чем тут дело, но приобретение вещи знаменитой марки в «Нордстроме» заставило меня почувствовать себя особенной. Передавая кредитку продавщице, я ощущала себя важной персоной, покупку подтвердил звонок кассы, платье упаковали в дорогую коробку, обернутую в красивую бумагу. Я никогда особенно модой не интересовалась: если уж считаешь себя уродом, выбором одежды не утруждаешься. Но после операции и той первой покупки в «Нордстроме» мне открылась сладость приобретения чего-либо дорогого, чего-либо значимого для себя… настолько красивого, чтобы хотелось это надеть на свое тело. Вот тогда-то меня как прорвало, тогда-то появились бесчисленные кредитки, и я начала тратить какие-то деньги. Я рассудила, что коль покупка в «Нордстроме» доставила мне столько удовольствия, то почему бы не подняться на ступень выше — до «Неймана Маркуса» или «Сакса»? Наряды по сто пятьдесят долларов быстро ушли в прошлое. Я чувствовала себя более важной, более достойной, когда приобретала платья по триста или шестьсот долларов. Мне нравилось бродить по дорогим магазинам, перебирать одежду на вешалках, слышать стук моих каблуков по мраморному полу, пользоваться заботой и вниманием продавцов. Поиск дорогой одежды, ее приобретение и ношение помогали мне почувствовать себя особо важной персоной, и так, наверное, происходит по сей день.

Повсюду — во всех магазинах и банках, где только можно, — я открывала кредитную линию. Ирония в том, что покупать-то дорогую одежду я покупала, получала удовольствие от ношения роскошных вещей, но по-настоящему красивой так себя и не почувствовала. Я смотрела на свое отражение в костюме от Версаче или платье от Дэвида Мейстера и думала только о том, насколько лучше я бы выглядела, будь моя грудь побольше, а бедра поуже. Насколько лучше выглядела бы я в костюме от Эйлин Фишер, если бы скулы были очерчены резче. Да, уменьшив губы, я испытала эйфорию, но долго она не продлилась. Усовершенствованные губы доставили мне несказанное удовольствие, я перестала быть уродом, но ведь и красавицей себя назвать все еще не могла. Чтобы превратить меня в сногсшибательную даму, требовалось нечто большее, чем простое уменьшение губ. Так что не прошло много времени после первой операции, как я вновь сидела в кабинете хирурга и задавала вопросы о новом хирургическом вмешательстве. Годами я копила деньги для операции на губах (и оплатила ее наличными), а потом поняла, что большинство хирургов дают пациентам возможность оплачивать процедуры так, как это происходит с покупкой автомобиля или стиральной машины. Вот тут-то все и началось — мое медленное погружение в пропасть долгов из-за трат на пластические операции и покупок в магазинах высокой моды…