Базирование Военно-морского флота СССР - Виктор Манойлин

Невское ПКБ Минсудпрома — разработчик всех проектов авианесущих кораблей — при работе над катапультным кораблем привлекло 23 ГМПИ к решению вопросов базового обеспечения. Одной из важных задач нового проекта было создание научно-испытательного и тренировочного комплекса авиации (НИТКА) для новых кораблей и тренировки корабельного и летного состава новых кораблей.

Работали над проектом (НИТКА) Невское ПКБ и 23 ГМПИ. На НИТКА предполагалось производить испытание катапульты, аэрофишинеров и другого специфического оборудования, прежде чем их монтировать на корабле. Катапульта — серьезная штука. Даст малое ускорение самолету — он плюхнется в воду. Даст слишком большое — летчик может погибнуть от недопустимой перегрузки. Все это, конечно, поддается расчету, но не на живых же людях проверять правильность расчетов. Аэрофинишер захватывает самолет при посадке на палубу и не дает ему свалиться за борт. Та же проблема — слишком жестко схватит — беда и для летчика и для самолета.

Схематично НИТКА можно себе представить как авианосец, закопанный в землю, плюс нормальный сухопутный аэродром со всеми службами плюс научный испытательный центр. Для страховки тренирующихся летчиков к закопанному в землю авианосцу по земле устроена бетонная посадочная полоса. Если летчик промахнется при посадке на палубу закопанного в землю корабля, то он сядет на эту полосу, дайной около двух километров. То же и при взлете, что-то случится — он на полосе.

При работе всех установок взлета и посадки на корабле их охлаждение производится морской забортной водой. На НИТКА был протянут к морю многокилометровый водовод из труб большого диаметра и сделан специальный водозабор. Этот водозабор представлял собой довольно сложное инженерное сооружение, способное работать при всех погодных условиях. Главная беда пришла оттуда, откуда ее никто не ждал. Название этой беды — медузы. Когда начинали строить — их не было.

Стали забирать воду — они так забивали приемное устройство, что прекращали работу. Наука не смогла дать никаких рекомендаций. Выручила какая-то артель, которая стала их вылавливать для своих целей.

Первое рассмотрение основных проектных предложений по НИТКА состоялось на аэродроме Саки Черноморского флота под руководством Главнокомандующего ВМФ Горшкова. В рассмотрении принимали участие все основные руководители Военно-морского флота и Черноморского флота, имеющие отношение к авиации, кораблестроению и капитальному строительству.

Доклад было поручено делать мне. Дело было новое, перспективное, нужное. Интерес к теме был живой, обсуждение деловое и внимательное. Основные принципиальные предложения были одобрены.

Главнокомандующий ВМФ поручил командующему авиацией ВМФ и начальнику ГИУ ВМФ готовить проект постановления Военно-промышленной комиссии (ВПК) Совета Министров СССР по созданию НИТКА. Для того, чтобы получить положительное решение ВПК, необходимо было его согласовать с десятком общесоюзных министерств, которые, в свою очередь, согласовывали только тогда, когда оно было согласовано соответствующими ведомствами этого министерства. Все согласования были получены. На заседании ВПК от ВМФ направили командующего авиацией ВМФ Томашевского, начальника ГИУ ВМФ Путяту и начальника 23 ГМПИ Манойлина. ВПК заседала в Кремле в здании под куполом, на котором ранее был флаг Советского Союза, сейчас — России. Этот купол с флагом за Кремлевской стеной был и есть символ нашей страны. Доложили. На вопросы ответили. Положительное решение получили.

НИТКА построили Строительное управление Черноморского флота и судостроительный завод в городе Николаеве. Пока строили, произошли изменения: вместо катапультной авиации появилась трамплинная. Комплекс получился уникальным в полном смысле этого слова. Работал отлично. Сейчас все это не наше, все украинское, все другой страны.

В целях изыскания перспективных мест базирования на Северном и Тихоокеанском флотах Главнокомандующий ВМФ Горшков в конце семидесятых годов назначил под председательством первого заместителя Главнокомандующего ВМФ адмирала флота Смирнова Н. И. комиссию, среди членов которой были начальник ГИУ ВМФ Путята и я.

Цель — обследовать те места, где еще нет ничего построенного, но где при определенных условиях можно организовать базирование. Практически мы побывали там, где люди не жили. Первопроходцами нас, конечно, назвать нельзя, так как по всем этим местам уже были морские и топографические карты, но это не мешало нам чувствовать себя первыми, кто дал военно-инженерную оценку обследованных мест. Транспорт был у нас самый разнообразный: противолодочный корабль, гидрографическое судно, буксир, катер, весельная шлюпка, самолет, вертолет, вездеход, автомобиль. На Севере обследовали побережье от западной границы страны до Новой земли, на Востоке — от Владивостока вдоль Сахалина, Курильских островов и Камчатки до Чукотки.

Самое тяжкое воспоминание — остров Шумшу на севере Курильской гряды. Деревьев и кустарников не видно. Травяная растительность и мхи чрезвычайно нежны, прошел вездеход — все пропало. Брустверы окопов, которые вырыли японцы в прошлую войну, в конце семидесятых годов так еще и не заросли травой или мхом. Впечатление одно — природа гибнет от действий человека.

Самое приятное воспоминание — Южный Сахалин, а именно место, где советская команда привыкала к климату Дальнего Востока перед Олимпиадой в Японии. Район был закрыт для свободного доступа, там смогли сохранить девственную природу. Впечатление однозначное — красота и совершенство, если говорить трафаретно, то райский уголок.

Во время переходов на корабле я довольно продолжительное время был со Смирновым. Мне и раньше доводилось бывать у него с докладами, участвовать в совещаниях, на которых он был руководителем. Большинство из них были связаны с наукой, с перспективой развития военной техники и вооружения. В работе совещаний принимали участие известные ученые, крупные конструкторы и руководители промышленности. Смирнов великолепно, я не преувеличиваю — действительно великолепно, формулировал задачу, свободно ориентировался в том, куда ведут линию ученые, прекрасно владел специальной терминологией и добивался принятия согласованных решений. Говорил Смирнов всегда спокойно, грамотно, на чистом русском языке без всяких «прибамбасов».

В нашем походе по северным и восточным морям Смирнов вел себя просто и естественно, была атмосфера, максимально способствующая выполнению задачи комиссии и созданию, как тогда любили говорить, нормального морального климата в коллективе.

После ужина не уходил к себе, а оставался в кают-компании, принимая участие в разговоре на свободные темы. Когда качка усиливалась, то в кают-компании обычно оставались немногие, в том числе Смирнов, Путята и я. Скатерть на столе была мокрая, чтобы не скользила посуда при качке, на ней стаканы с крепким чаем и тарелочки с сухим печеньем. В прошлую войну Смирнов воевал на море, Путята на суше — им было что вспомнить. В это время я был «молчаливым собеседником». После похода Смирнов пошутил, что Путяту и меня надо переаттестовать из генералов в адмиралы, так как оба мы качку «держали по-флотски».

С Путятой мы проработали вместе более десяти лет. Сперва Путята был главным инженером ГИУ, а я — главным инженером 23 ГМПИ, потом Путята — начальник ГИУ, а я — начальник 23 ГМПИ. Все эти годы Путята был моим начальником, а я — его подчиненным. В процессе взаимной притирки у нас сложились отличные служебные и личные взаимоотношения. Не нарушая правил субординации и не заводя никакого кумовства, мы с увлечением и ревностно работали каждый на своем месте. Путята отлично разбирался в сложной и запутанной схеме руководства капитальным строительством в Министерстве обороны и на военном флоте, где помешать и наказать могли многие, а помочь и принять решение — единицы. Он умел нейтрализовать абсолютно не нужные для дела, но властьимущие инстанции, заручиться поддержкой тех структур, которые могут быть полезны, и четко выполнял волю только одного человека — Главнокомандующего ВМФ.

Путята ценил 23 ГМПИ и помогал ему всем, чем только мог. Ему удалось сделать для 23 ГМПИ то, о чем сотрудники института мечтали пятьдесят лет — получить разрешение на строительство собственного производственного здания. До этого институт располагался в четырех арендуемых зданиях, находящихся на приличном расстоянии друг от друга. Путята обеспечил бесперебойное финансирование строительства, строители постарались, и получилось просто хорошо. Такого удобного для работы и комфортабельного для сотрудников здания не имел ни один проектный институт Министерства обороны.

Северный флот был не только самым крупным, самым могучим флотом страны Советов, но и своеобразным полигоном, на который поступали первые образцы новой техники и вооружения. Здесь все было первое. Под все первое и велось новое капитальное строительство. В планах 23 ГМПИ по заказам Северного флота всегда было работ больше, чем у любого другого заказчика. Командующий Северным флотом Герой Советского Союза, доктор военных наук адмирал Михайловский А. П. хорошо знал и понимал роль 23 ГМПИ в инженерной подготовке морских театров военных действий, постоянно держал под личным контролем военно-инженерный замысел проектных решений и его реализацию. До Северного флота Михайловский командовал Ленинградской военно-морской базой, где располагались все научно-исследовательские учреждения Военно-морского флота и крупнейшие конструкторские бюро Минсудпрома, с которыми тесно сотрудничал 23 ГМПИ. Там, в Ленинграде, рождались идеи, затем проекты. Сначала первые, потом серийные образцы новой техники и вооружения. При участии Михайловского в Ленинграде создавалось все то, что пошло на Северный флот и чем потом он стал командовать.