Besame mucho, клуша! - Анна Яковлева

— Верунь, мне нужен развод.

Этих или похожих слов Верочка ждала каждый день последние десять лет, но Василий их все не произносил. Жалел, конечно. Должно было случиться что-то из ряда вон в жизни мужа, если он решился.

— Ты любишь ее? — с тихой печалью спросила Вера.

— Да. — Крутов виновато улыбнулся.

— Я рада, — солгали губы, окрашенные в сливовый цвет. Десять лет она искала и не находила в себе силы отказаться от эгоистичного желания — видеть любимое лицо.

— Я буду к тебе приезжать как обычно, — торопливо пробормотал Василий, умоляюще глядя на супругу, — и ничего не изменится для тебя в финансовом плане.

— Вася, — одернула Верочка Крутова, — сказано: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения».

Неправда, кричало все внутри, в них есть спасение! Этот сын человеческий и есть ее спасение, ее счастье и смысл существования. Разве не поэтому она еще живет? «Проклят человек, иже надеется на человека»? Пусть! Она и так проклята, так какая разница за что. И разве может жена быть проклята за то, что надеется на мужа?

— Я только хочу, чтобы ты ни о чем не волновалась.

— Мне не о ком волноваться, кроме тебя.

— Уговор? — Василий протянул Верочке раскрытую ладонь.

— Уговор, — вложила Вера слабые пальцы с подсиненными кислородным голодом ноготками.

Время, которое шеф транжирил на охоте, Леночка посвятила дедукции, в процессе которой выстроились две более-менее стройные версии.

По одной из них за шефом и его пассией следила Мессалина — Бочарникова, а звонил кто-то другой.

По второй версии Мессалина — Бочарникова действовала в одиночку. Эта версия грела Леночку тем, что искать уже никого было не нужно, нужно только установить, что телефон, с которого звонили в приемную, принадлежит Бочарниковой.

Звонок, поступивший в день Х, программа заархивировала, номер Леночка вычислила, и теперь эти жалкие несколько цифр не давали покоя.

Причина, по которой Леночка лишилась покоя, была банальной: установка системы записи звонков и отключение голосового оповещения была инициативой в чистом виде, а инициативу шеф не приветствовал.

Ладно шеф — отец тоже не приветствовал инициативу, а как без инициативы выяснить, кто толкнул шефа в объятия зеленого змия?

Воспитанная отцом и дядей Васей, Леночка с раннего детства поняла, что голодный мужчина — зверь опасный и есть несколько золотых правил, позволяющих дергать тигра за усы. Нужно вкусно накормить, прежде чем заводить неприятные разговоры.

Леночка последовала собственному правилу: накормила отца и без долгих разговоров всучила номер телефона анонима.

Отец после еды любил подремать, чем и воспользовалась Леночка.

— Папуля, — проворковала дочь полка, — здесь один псих звонит нам в приемную, уже надоел. Установи, пожалуйста, кому принадлежит номер.

— М-м-м, — отозвался отец, и Леночка сунула в слабеющую руку листок.

В голове у Леры наступила великая смута.

Еще недавно у нее не было никаких тайн, и вдруг — целый клубок.

От Галки и от Крашенинникова Лера держала в секрете отношения с Крутовым, от Крутова — пари с Крашенинниковым и договор с Бочарниковой.

Только бы не перепутать, кому и что врала.

Старательно следя за словами, Лера пересказала Галке весь разговор с Крашей, умолчав о встрече с Крутовым. По этой же причине Лера не спросила Галку про «опель» и слежку, хотя язык ну просто чесался спросить.

Зато все остальное прошло без сучка и задоринки, а спонтанное пари, которое заключила Лера с Борисовичем, привело Галку в полный восторг.

— Не ожидала, не ожидала, — смаковала ситуацию Галина, — правду говорят: в тихом омуте…

— Я предпочитаю другую пословицу: что ни делается — все к лучшему, — не согласилась Лера.

— Я думаю, Крутов на тебя клюнет. Ты помнишь? Помнишь, я тебе тогда еще говорила, что он на тебя запал. Так что, Лерка, давай думать, как дальше себя вести. — Галка явно примазывалась к успехам подруги.

Лера в ответ промычала что-то невразумительное — челюсти свело, как от оскомины. Заговоры, тайны — прямо мадридский двор какой-то, честное слово.

Про спор с Борисовичем — у нее язык не повернется сказать о таком Василию, а вот о Галкиной идее фикс сказать придется.

Вообще история выглядела неважно, но из песни слов не выкинешь: каясь в одном, она утаит другое, и еще неизвестно, какая тайна круче — ее уговор с Бочарниковой или пари с Крашенинниковым.

— Девочка моя, держи язык за зубами, — лезла с советами Галина, — и не вздумай ляпнуть про Борисовича. Крутов не дурак, заподозрит что-нибудь и догадается спросить у Краши про акции.

— А о чем можно говорить с Крутовым?

— Издеваешься? О любви, — очертила круг избранных тем подруга.

— Но он же позвал меня, чтобы я все ему объяснила. Тогда между нами установятся… дружеские отношения, — Лера скрестила два пальца за спиной, — и Крашенинников отдаст тогда акции.

Бочарникова была категорически не согласна:

— Ни в коем случае! Говоришь то же, что Крашенинникову: что газета дышит на ладан, что не сегодня завтра банкиры оттяпают «Бланк-информ». Что мы с тобой хотим предотвратить развал объединения. Вообще, уговаривай его поверить в нас и не продавать акции — верняк продаст.

— А если не выйдет?

— Если не выйдет у тебя, выйдет у кого-то другого. Крашенинникову ведь все равно, на чьей груди Василий утешится.

Приступ внезапной и острой ревности ударил в голову Лере.

— Пусть только попробует. — Кулачки сами собой сжались.

— Ого! — Брови у Бочарниковой поползли на лоб. — Вот такая ты мне нравишься гораздо больше. Помни о том, что я тебе сказала, и действуй!

С этим напутствием Лера и отправилась в «Утку».

Когда такси ВИП-класса причалило к ступенькам, на Леру было жалко смотреть — в разгар лета ее бил озноб. Господи, что она делает? Развернуться и уехать?

«Ты запутаешься в собственном вранье, — шептал Лере чей-то голос, — попадешь в свою же ловушку, увязнешь в этих тайнах и не выпутаешься. Клуша, курица, тряпка».

Глубоко в душе Лера отвергала эти обвинения. Она приехала, потому что любит Василия и хочет все рассказать. Ну, если не все, то хотя бы половину — хватит с него и этого. Нет ничего невозможного для женщины, четырнадцать лет делившей постель с Казимиром Дворяниновичем, — этот тезис Лера заимствовала у Галки. Так что — вперед.

Проползти на пузе с поджатым хвостом перед любимым мужчиной — не так это и трудно, если сравнивать с замужеством. Там четырнадцать лет пресмыкалась без особой любви, и ничего, а здесь от силы час. Что, она не сумеет?