Околдованная - Лора Таласса

Хочется кричать.

– …но моя магия узнала твою, и наша связь… этого гребаного пения в своей крови я не слышал последние две тысячи лет!

Мы стоим так близко друг к другу, что наше дыхание смешивается.

– Вот почему ты говоришь со мной на сарматском, когда довольна, и на латыни, когда злишься, – продолжает Мемнон, заставляя меня вспомнить нашу недавнюю стычку на кухне. Да, я тогда перешла на латынь. – Вот почему ты можешь кричать и осыпать меня бранью, но все равно целуешь меня так, будто мы делали это сотни сотен раз – потому что мы это делали. Так что ты ошибаешься, маленькая ведьма. Ты для меня – многое. Ты моя царица, моя Императрица, моя жена. Ты моя Роксилана, женщина, открывшая мою магию, заговорившая в моем разуме даже прежде, чем мы встретились. Ты моя Немезида, проклявшая меня, обрекшая на нескончаемый сон.

Рука Мемнона ложится на мою щеку.

– И ты моя Селена, моя вечная родственная душа, моя вторая половина, которая пробудила меня от него.

Глава 24

Родственная душа.

Пугающие, завораживающие слова эхом отдаются в голове.

Я отшатываюсь.

– Я… не твоя родственная душа, – выдавливаю, слыша, как дрожит мой голос.

Ожидаю, что мои слова будут встречены раздражением. Это же просто новая версия того же старого спора.

Но взгляд его, напротив, смягчается:

– Я заглядывал в твой разум, маленькая ведьма. Я понимаю твое сопротивление и понимаю, что многое ускользнуло от тебя.

Он делает шаг ко мне и кладет ладонь мне на сердце.

– Что ты делаешь?

Мне следует отбросить его руку. Но мерзкая правда в том, что мне нравятся его прикосновения, даже после всего того дерьма, что он натворил.

Вместо ответа Мемнон пристально смотрит на меня.

Императрица… почему, по-твоему, я могу говорить с тобой так?

Я не дышу, не могу отвести от него взгляд.

Твое сердце знает ответ – как и твоя магия.

Магия, о которой он говорит, шевелится, переплетаясь с его.

О Богиня.

Трясу головой.

Нет, нет, нет.

Сверкающие карие глаза Мемнона не отрываются от моих глаз, и медленная довольная улыбка расползается на его губах, как будто он слышит мои потрясенные мысли.

Мы родственные души, мы две половины одного целого, маленькая ведьма, и мы говорим через наши узы…

Крепко зажмуриваюсь, морщась, потому что чувствую его слова. Они просачиваются в мою кровь – как река, вливающаяся в океан.

То же самое я чувствовала каждый раз, когда он звал меня – даже когда мы целовались минуту назад. Я только предполагала, что так работает его магия. Сейчас, однако… сейчас его объяснение приобретает определенный, болезненный смысл.

Узы – магические нити, соединяющие две личности. Подобные связывают меня с Нероном. Вот и родственные души тоже связаны так.

Возможно ли это? Может ли Мемнон и вправду быть моей второй половиной, может ли говорить со мной через связывающие нас узы?

Нет.

Я отвергаю эту мысль прежде, чем она успевает укорениться.

Глаза Мемнона лукаво мерцают, заставляя меня задуматься, насколько на самом деле грозен этот человек. Я видела его магию и его мощное тело и слышала достаточно о его прошлом, чтобы понять, что он, верно, был правителем огромной – и продолжавшей расширяться – империи. И все-таки, даже зная это, я нахожу разум Мемнона по большей части загадкой. И, думаю, именно его разум – самое ужасное в нем.

– Ты тоже можешь общаться со мной через узы, – тихо произносит Мемнон, и рука его по-прежнему лежит на моем сердце.

Шепчу, не открывая глаз:

– Перестань так говорить.

Узы, родственные души, половинки – не хочу ничего этого слышать!

– Что, «узы»? С чего вдруг? – кажется, он по-настоящему озадачен. – Это же основа всего, est amage. Твоей силы, моей силы. Все, что я знаю о моей магии, идет из этого. Еще до того, как мы встретились лицом к лицу, я слышал твой голос, вот здесь. – Второй рукой Мемнон касается своего виска. – Несчетное число ночей я провел, перешептываясь с тобой, и множество дней твой голос вел меня по миру – к тебе.

Кожу покалывает от его признаний; хрипота его голоса, напористость слов ловят меня в западню. Я открываю глаза.

– Так что, враги мы или нет, Селена, пожалуйста, задай мне вопрос через наши узы – спроецируй его на меня.

Хочу отказать ему, потому что отрицаю это, но его мольба пробирает меня до костей, и нездоровое любопытство побеждает.

Это не должно сработать. Правда, не должно.

Снова закрываю глаза и сосредотачиваюсь на месте прямо под теплой ладонью Мемнона; предположительно, именно там магически соединяются родственные души. Ужасает то, что я, сконцентрировавшись, действительно что-то там чувствую.

Я слышала, что узы описывают как веревки и дороги, но мне они кажутся рекой, втекающей и вытекающей из меня.

Откуда у тебя этот шрам на лице?

Толкаю мысль своей силой, корабликом пускаю ее по магической реке.

– Когда мне было пятнадцать, один тип пытался освежевать меня в бою, – говорит Мемнон.

Открываю глаза, пораженная и восхищенная не столько тем, что он сказал, сколько тем, что он услышал мой голос в своей голове.

– Ты читаешь мои мысли, – обвиняю его.

Не хочу верить в иное. Что мы… наши души… неразрывно связаны.

– Зачем мне это, если ты так отчетливо спросила меня через наши узы.

Непонятное чувство мерцает в глазах Мемнона.

Выдерживаю его пристальный взгляд секунду, две, три. Пульс зашкаливает, в ушах ревет кровь. Колени подгибаются.

– Я не твоя половина, не родственная душа, – настаиваю я.

Ты уверена?

Словно подчеркивая его точку зрения, сила Мемнона вливается в меня из той магической реки. Зажмуриваюсь на миг, чувствуя ее чарующий трепет над самым сердцем. Прижимаю ладонь к груди; и только когда моя рука ложится на руку Мемнона, осознаю, что он все еще прикасается ко мне, а я уже не понимаю, где кончается он и начинаюсь я.

– Нет, – шепчу я, и это короткое слово звучит как мольба.

– Да, Императрица, да, – мягко отвечает мужчина.

Говорит он это с такой уверенностью, что я бешусь… и колеблюсь.

Я потратила столько времени, бесплодно убеждая его в том, что я это я и никто иной. Возможно, пришла пора Мемнону попытаться убедить меня.

Вздергиваю подбородок:

– Расскажи мне о том, кем мы были, – требую я.

Мемнон протягивает руку и гладит мою щеку костяшками пальцев. Мягкость этого жеста совершенно не вяжется с тем мужчиной, которого я знаю.

– Я был царем, а ты –