Четырех царей слуга - Алексей Шишов

   — Благодарю за приглашение, ваше царское величество. В подарок принесу вам новые книги по бомбардирскому и крепостному делу. Изданы в Гамбурге и Париже.

   — И за это тебе спасибо, любезный Пётр Иванович. Но только знай, что и видеть тебя для меня тоже подарок...

Патрик Гордон в знак признательности за приветливое царское слово и сделанное приглашение склонил перед монархом голову, сняв с парика расшитую золотыми позументами треуголку с высоким плюмажем. И, чётко выговаривая слова, ответил в поклоне:

   — Весь в заботах на дело вашего величества!..

Всегда разодетый «кружевным» франтом женевец Франц Яковлевич Лефорт уже хлопал по плечу заосанившегося Гордона ладонью в белоснежной перчатке:

   — Ты очень большой военный инженер, мой генерал. Русские должны тобой гордиться, что у них на Москве есть такой способный фортификатор. Они помнят твой Чигирин...

Вечером в кукуйском дворце своего фаворита Франца Лефорта государь не преминул в числе первых поднять тост в честь изобретения Патрика Гордона:

   — За военную машину, виденную мной в Бутырках, и за её учёного мастера, Петра Ивановича генерала Гордона! Виват, господа!..

Под трёхкратные возгласы «Виват! Виват! Виват!» грохнули холостыми зарядами четыре пушки, расставленные на улице по углам лефортовского дворца...

«Генералиссимус Фридрих» и «польский король» Бутурлин

Прибывшие на манёвры войска, по традиции, разделились на две противоборствующие армии. Первой, в своём большинстве стрелецкой, командовал «генералиссимус» царский спальник Иван Иванович Бутурлин, названный ещё и «польским королём». Второй начальствовал глава Преображенского приказа князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский, он же «генералиссимус Фридрих». Царь называл последнего «Мой Фридрихус».

Московские же новоприборные солдаты за глаза называли своего свирепого князя словами Кожуховского полководца: «Фридрих Непобедимый из Преображенского сельца».

Тот, когда узнал о своём не царском прозвище, приказал за сказанные такие слова у костра или в обозе злокозненных людишек ловить и пороть перед своим шатром. Действительно, порку розгами дали не одному бойкому на язык солдату.

Бутурлинские войска численностью в 7500 человек собирались в селе Воскресенском на реке Пресне. К нему отошли лучшие стрелецкие полки — Стремянный царский, полковников Сухарева, Цыклера, Кровкова, Нечаева, Дурова, Нормацкого, Рязанова... Но были они далеко не в полном составе. Немало стрельцов сказались больными и, лёжа дома на полатях да на лавках, на Кожуховскую войну не пошли.

Войска князя Ромодановского собрались в селе Семёновском. Стрельцы, солдаты, поместные конные дворяне, рейтары, гусары были вооружены ружьями и тупыми копьями и саблями. Каждый полк вёз с собой на войну огромные пороховые запасы, которые можно было «выпаливать» сколько сможешь.

На время Кожуховских «военных упражнений» из боярских холопов специально были набраны две конные роты «нахалов» и «налётов». Таких войск московская рать ещё не знала. К слову сказать, вооружённая боярская челядь — «нахалы» и «налёты» — себя не оправдали, будучи не раз в конных схватках нещадно биты плётками и кулаками.

После Кожуховского похода слово «нахал» в петровской армии стало нарицательным. Офицеры говаривали солдатам:

   — Чтоб в бою дрались не как нахалы...

   — И когда из тебя, Попов (или Кузнецов), нахал-то получится? Может, ещё палок дать...

   — Надо неприятеля разведать. Кто из вас, братцы-солдатушки, в охочие нахалы сегодня пойдёт? Сказывай живей...

Из Первопрестольной войска в Кожуховский поход выступали в торжественном шествии. На пути густыми толпами стояли московские люди, охочие до всяких зрелищ. Путь лежал по Тверской улице через Кремль. Из него полки вышли через Боровицкие ворота и затем, перейдя Каменный мост и Серпуховские ворота, двинулись на Кожуховские поля. Там противники разошлись по своим походным лагерям.

Стрельцы уходили в Кожуховский поход злые. Было время севу, посадок в огородах — дорог был каждый день, а тут на тебе — потешная война. Хозяйства оставались на жён, детей, стариков. Хоть плачь — царь-батюшка с боярами да иноземцами служивыми решил позабавиться воинскими потехами. Да к тому же на много дней.

Бутырский солдатский полк, как и потешные Преображенский с Семёновским, вошёл в состав войск князя Ромодановского. Государь, он же бомбардир Пётр Алексеев, в походе возглавлял колонну преображенцев, пройдя по улицам столицы пешком впереди бомбардирской роты. Войска шли под звуки труб, флейт и при барабанном бое.

Бутырцы шли за отрядом генерала Франца Лефорта. Впереди генерала Гордона вели пять верховых лошадей его конюшни, богато убранных. Потом следовала рота гранатников, за ними везли на телеге мортиру и наконец ехал сам полковой командир. За ним бодро шли по дороге с песнями девять рот солдат-бутырцев (правда, далеко не в полном составе). К ружьям были прикреплены деревянные штыки-багинеты с тупыми концами.

Добрая половина жителей Первопрестольной стала свидетелями в воскресный день торжественного прохождения войск. Патрик Гордон по поводу воинского шествия царских войск через всю Москву замечает в своём «Дневнике»:

«Маршировали мы в порядке и во всём блеске...»

Прибыв на берега Москвы-реки, противники разошлись по сторонам. Сразу же стали разбивать походные станы и ставить в стороне от них обозы. На пригорках засновали бараши — жители московской Барашской слободы, придворные шатерничьи. Они ставили шатры для бомбардира Петра Алексеева, главнокомандующих, бояр и генералов.

«Боевые» действия под Кожуховом начались с того, что оба «генералиссимуса» (после обильного застолья) «при назначенном ударении в литавры» выехали на противоположные берега Москвы-реки друг перед другом. Затем они начали перебраниваться между собой через реку: «Вычитали друг другу неправды и ссоры, чего ради сия тяжёлая война и от кого началась, причитая друг другу причины».

Когда эта перебранка дошла «до слов яростных», раздались пушечные выстрелы. Заречные стреляли по Кожуховским, а те отвечали. Стреляли учебными бомбами — глиняными горшками, начиненными порохом. Однако прямое попадание такого орудийного снаряда в человека несло ему если не гибель, то тяжёлое увечье.

В тот же день, 27 сентября, состоялся и рыцарский поединок представителей воюющих сторон. Со стороны князя-кесаря Ромодановского выехал к лагерю Бутурлина славный поединщик и храбрый муж Родион Павлов, который «вызывал, яко древний славный греческий под Троею Аякс, себе на поединок такова храброго ж мужа и в делах таковых искусного».

Из бутурлинского лагеря на этот вызов выслан был Артемий Палибин, «муж в делах воинских и поединках храбрый и искусный». Родион Павлов наскочил на Палибина и выстрелил в него из пистолета почти в упор. Тот, испугавшись, «понеже единым точию воззрением Родионова лица страхом сердце его исполнися, устремился, даже и не вынув пистолета, в бегство, Родион же гнался за ним и бил по нём плетью и прогнал его в обоз неприятельский».

Собравшаяся на небольшом взгорке царская свита с интересом наблюдала за таким рыцарским поединком. Генерал Патрик Гордон не менее других смеялся от души от виденного, приговаривая сквозь слёзы:

   — Мой Бог! Разве храбрый солдат бежит от первого неприятельского выстрела?..

Затем воюющие стороны принялись устраивать полевые укрепления и ставить шатры для главнокомандующих. Велась разведка, отыскивались удобные переправы через Москву-реку, из лодок делались паромы для переправы пеших воинов и артиллерии.

Генерал Патрик Гордон, демонстрируя свои широкие познания в военно-инженерном деле, консультировал и своих, и чужих. Ромодановских стрелецких полковников он поучал со всей строгостью в голосе:

   — Для промерки дна реки надо послать конных людей, а не пеших...

Своих ротных и батальонных командиров из «армии» князя-кесаря Ромодановского наставлял:

   — Помост на паромах делать за неимением досок из брёвен... На паромах устроить борта, а в них отверстия для малых пушек — будет крепость водяная, если конный неприятель набежит на переправу...

Солдатские и особенно стрелецкие начальники уважительно смотрели на учёного служилого иноземца. С пониманием кивали головами, когда тот между делом приводил примеры из неизвестных им войн. Генерал бутырцев не забывал вспоминать и своё былое:

   — Когда по царской воле под Чигиринской крепостью устраивали переправу на глазах войска великого визиря, то по моему приказу и собственноручному чертежу...

Военно-инженерные познания шотландца сослужили хорошую службу для «армии» князя Фёдора Юрьевича Ромодановского. В ночь на 28-е его полки под проливным дождём переправились через Москву-реку и закрепились на противоположном берегу после «драки» с войсками «польского короля» Ивана Ивановича Бутурлина. Бутырцы, набив себе немало шишек и получив ещё больше хороших синяков, оказались в числе победителей.