Четырех царей слуга - Алексей Шишов

Когда батальонный начальник уже выходил из палатки, генерал добавил вослед:

   — Скажешь царскому ближнему человеку, что я сильно печалюсь о его здоровье...

После этого в течение нескольких суток Кожуховские манёвры превратились в настоящие учебные действия: разыгрывались полевые баталии с артиллерийской стрельбой, брались штурмом полевые укрепления. Войска производили различного рода перестроения. Командиры всех степеней учились управлять войсками, как на настоящей войне.

Особенно жарким и хлопотным оказался день 2 октября. Генерал Патрик Гордон пишет в «Дневнике» о событиях того батального дня Кожуховского похода следующее:

«Около трёх часов, между тем как мой полк стоял на правом крыле, вышли стрельцы в большом числе из своего лагеря и устремились прямо на меня, чем я был побуждён перестроить мой фронт направо. Мой фронт состоял из пяти рот и одной роты гренадер, две роты находились в резерве, а остальные роты были в лагере. После получасовой битвы стрельцы стали подаваться назад. Когда мы начали стрелять, они отступили, а мы наседали на них. Это продолжалось в течение часа, пока они не были отогнаны на значительное расстояние к великому удовольствию его величества».

При самом деятельном, начальственном участии Патрика Гордона войска «генералиссимуса Фридриха» вели осадные работы, приближаясь со стороны редутов к «Безымянному городку». За его высокими валами крепко засела, отчаянно отбиваясь от приступов, армия «польского короля». За несколько дней осадных работ траншеи от редутов вышли ко рву бутурлинского ретраншемента.

В один из этих дней генерал Патрик Гордон имел честь лично поздравить царя Петра Алексеевича с делом «отличной храбрости». Тот вместе с несколькими матросами-гребцами Преображенского полка взял в плен стрелецкого полковника Сергея Григорьевича Сергеева. Тот вздумал на войне без охраны искупаться в реке Москве. Да ещё явившись на речной берег без сабли. Когда на него набросились с верёвками, он стал отчаянно защищаться кулаками. Но, увидев среди нападавших самого царя, сразу сдался на милость победителей.

Пленённый бутурлинский полковник был с триумфом доставлен в ромодановский походный лагерь. За поимку «знатного» вражеского военачальника «генералиссимус Фридрих» публично благодарил бомбардира Петра Алексеева:

   — Ваше царское величество! Безмерно рад за вашу храбрость! Прошу в мой шатёр, к столу...

Военные упражнения под деревней Кожухово продолжались. В день Святого Франциска, 4 октября, в шатре князя-кесаря праздновали день рождения генерала Франца Лефорта. Звучали пушечные залпы, произносились заздравные тосты, вина лились рекой. После обильного обеда Фёдор Юрьевич Ромодановский приказал штурмовать «Безымянный городок», отправив на его приступ все четыре своих пехотных полка — Преображенский, Семёновский, Бутырский и Лефортов. Их фланги прикрылись конницей.

Ближний царский боярин в звании генералиссимуса и в должности главнокомандующего армией напутствовал полковых командиров такими словами:

   — Идите и атакуйте вражескую крепость перед Коломенским. Побьёте стрельцов польского короля и отнимите у них вал и обозы — благодарить буду царским словом. Если нет — то не показывайтесь мне на глаза до завтрашнего дня. Не будет вам тогда пира в моём шатре после вечерни. Идите с Богом...

Потешные, Гордонов и Лефортов солдатские полки со всей решительностью пошли на штурм ретраншемента. Патрик Гордон записал в своём «Дневнике»:

«Около 3 часов мы выступили, неся с собой фашины и доски, чтобы заполнить ров и накладывать на них мосты, а также везли на двух повозках воспламеняющиеся предметы, чтобы зажечь вал».

Перед началом приступа Пётр приготовил сюрприз для своего военного наставника. Он не без гордости показал Патрику Гордону собственную «военную машину». Но не для «прорыва батальонов», а для поджигания крепостей. На что бывалый генерал без тени лести заметил:

   — Ваше величество! Вы делаете заметные успехи в военном инженерном деле. Сия наука даётся вам, мой государь, выше всяких похвал...

Как развивался генеральный штурм «Безымянного городка», говорится в таком почему-то забытом историческом документе, как «Известное описание о бывшей брани и воинский подвиг между изящными господами генералиссимами князем Фёдором Юрьевичем и Иваном Ивановичем и коих ради причин между ими те брани произошли: а тот их поход друг на друга и война бысть сего года сентября с 23 с октября даже до 18 числа того же года»:

«И в том приступе первый бомбардир Преображенского полку Пётр Алексеевич учинил зажигательную телегу длинную: в ней были положены некоторые огненные составы и хворост и смола, а спереди было железное копьё с зазубрьем вострым; и как тое телегу раскотя (рву хворостом накиданну бывшу) в вал, то копьё увязло, и ту телегу залегли».

Наблюдавший по просьбе государя за атакой «зажигательной телегой» вала вражеской крепости, укреплённого крепким плетнём, генерал Патрик Гордон высоко отозвался об эффективности царской «военной машины». Действительно, плетень в ряде мест загорелся и земля с вала стала осыпаться. Но в своём «Дневнике» шотландец признался, что огонь причинил полевому укреплению лишь незначительный вред.

Генерал Гордон лично руководил приступом, который вели его бутырцы. Надрывая голос, он кричал солдатам, идущим в бой в ротных колоннах:

   — Вперёд, мои храбрецы! Ступай! Бутырцы, на штурм! Ставь лестницы! Берите вал! Не бойся гранат!..

   — Ротные капитаны и поручики тоже кричали своим солдатам командные слова:

   — Ступай! Ступай! В атаку! В штыки, братцы! Ура-а-а!..

Осаждённые защищались очень храбро. Они бросали в атакующих глиняные ручные гранаты и бомбы, начинённые зажигательными веществами, увесистые и тоже из глины горшки. Выпущенные из мортир глиняные горшки взрывались под ногами штурмующих, как настоящие бомбы, валили их с ног, секли лица и руки осколками.

На штурмующих лили воду из пожарных труб. Лили вёдрами грязь и воду с дерьмом. От них отбивались палками, длинными бичами и шестами. К концам последних были привязаны зажжённые пучки пеньки, обмокнутой в смолу, расплавленную серу или селитру. Был виден, как говорит свидетель, «великий огонь и возгорание дыма».

Командир Бутырского солдатского полка, мундир которого насквозь пропитался едким серным дымом, поскольку ветер дул ему в лицо, продолжал подбадривать своих солдат:

   — Молодцы, мои бутырцы! Держите вал! Выстраивай линию! Слава вам! Сам государь смотрит на вас!..

И солдаты-бутырцы старались вовсю. Ротным офицерам особо даже и не пришлось подгонять нижних чинов. Те сами, без понукания, старались взойти на вал. Хотя в тот день в полку немало оказалось прожжённых мундиров, утерянных шапок и обожжённых лиц и рук. После штурма во рву и на валу ретраншемента подобрали не одного «побитого» гордоновского солдата, который своими ногами не мог добраться до полкового лазарета.

Солдатский Гордонов полк сумел-таки преодолеть сопротивление защитников ретраншемента. Стрельцы, ругаясь на чём свет стоит, отступали к спасительным обозам. Вскоре победа окончательно склонилась на сторону атакующей армии «генералиссимуса Фридриха». Пётр Иванович отметит в «Дневнике»:

«После двухчасового сопротивления мы взяли внешние верки при помощи штурмовых лестниц и преследовали осаждённых так настойчиво, что вместе с ними ворвались в крепость».

Стрельцы спальника Бутурлина, сбитые с вала, толпами бежали в обоз, где начали окапываться и разворачивать телеги кольцом. Победители вместе со своими генералами торжествовали в захваченном «Безымянном городке». Его комендант генерал Трауернихт и стрелецкий полковник Макшеев были взяты в плен.

Государь Пётр Алексеевич на радостях от одержанной победы над стрелецкой армией прямо перед крепостными воротами расцеловал «генералиссимуса» Фёдора Юрьевича Ромодановского:

   — С победой тебя, мой Фридрихус!.. Если бы ты знал, как ты мне люб сегодня...

Пленников на всякий случай крепко связали и привели пред очи грозного главнокомандующего князя-кесаря Ромодановского. Бутурлинские военачальники, «видя страшное его победоносное лицо, вострепетав, на колени свои пали, прося у него милосердия и своего живота». То есть прося помиловать и не лишать жизни.

Действительно, было отчего бояться Ромодановского. Он так вжился в свою роль на кожуховской войне и с таким страшным гневом учинял разносы, что и сам-бомбардир Пётр Алексеев порой не без страха смотрел на лицо князя-кесаря. А бояре и стольники ромодановского походного штаба не раз шептались между собой:

   — Какой большой воевода, князь-то наш, Юрий Фёдорович... Дай ему только власть над войском да пошли его против басурманов или ляхов — то ли ещё будет...