Перфундере - Екатерина Анатольевна Троу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осторожно размыкаю веки, настраиваю резкость, вглядываюсь в лица, стараясь подавить дрожь в коленях. Смотрю и… Не вижу ничего. Ничего из тех образов, что рождались под опущенными веками. Всё тот же восторг, заинтересованность, надежда. У кого-то – алчный блеск в глазах, а у кого-то – влажные градиентные переливы страдания и надежды. Невидимый надзиратель медленно ослабляет хватку. Почему-то я была уверена, что это был Келли. Он-то прекрасно понял посыл сказанных мною слов, в отличие от толпы. Остаётся только удовлетвориться осознанием того факта, что мне-таки удалось пощекотать нервы руководству лаборатории сна.
Я поднимаюсь с места. Толпа взрывается аплодисментами. Море людей качается, плещется, клокочет, растворяя в себе каждое слово, упавшее в его глубины. Они – единый организм. Одна эмоция на всех, и какое право я имею вносить разлад в эту целостность? Меня разбил паралич. Я смотрю на них и тону в этом море, в глазах, способных видеть лишь подсвеченную сторону луны, а они смотрят на меня и рукоплещут. Я знаю, что они видят не меня. Они видят образ счастья, созданный их собственным воображением. Механизм действия рекламы не поменялся спустя столетия. В последний раз я попыталась прорваться сквозь завесу мрака, но потерпела неудачу. Знала ли я об этом заранее? Пожалуй. Надеялась ли на другую реакцию? Да, к чему кривить душой. Я должна была попытаться, хотя бы ради Йона.
Доктор Келли, поднявшись со своего места, берёт микрофон и с видимым облегчением заявляет: «Фух! От такой истории я даже сам захотел поспать недельку-другую». Общественность отзывается одобрительным хохотом, как и полагается тренированной годами собачке. Келли говорил что-то ещё, с воодушевлением, ярко и лаконично, как он умеет. Я смотрела на него с ненавистью, но эта ненависть была инертной, рефлекторной. Я больше не испытывала сильных эмоций ни к нему, ни ко всей команде ЛИС, ни к людям, не желающим видеть дальше своего носа. Жаждущие забвения, избавления, развлечения, ощущения, наслаждения, они, мерно покачиваясь, идут к своей цели. Каждый получит то, что желает. А десерт засыплют за пазуху. «А теперь – самое интересное!» – возвещает Келли.
И я открываю холмы, открываю Катарос, открываю взлётную площадку с межгалактическим паромом. Открываю Изумрудное озеро и цветники возле новеньких домиков. Открываю Винджейскую деревню и Коэлум. Открываю ребят – переселенцев, Мэтта и Кайлу, Тейнзи, городской совет. Открываю маму, открываю Йона… Нахожу в толпе доктора Лемана, смотрю на него, вижу, как округляются его глаза и вытягивается лицо. Эти два образа – только для него. И, возможно, немного для Розмари, которая тоже здесь, где-то среди скопления прессы. Я перекрываю воспоминания о маме и Йоне ничего особенно не значащими картинками: закаты, рассветы, теплицы и мельницы, дома и люди, с которыми я так или иначе пересекалась. Я изливаюсь на экран проектора воспоминаниями о жизни. Не о сне, а именно о жизни. Кадр за кадром я начинаю более уверено контролировать поток сознания, но это не значит, что внешнее вмешательство стало чем-то простым для меня. Этот процесс кажется мне неким кощунственным извращением и, чтобы справиться с поминутно подступающей панической атакой, я закрываю глаза и вспоминаю, для чего я это делаю. Я выискиваю в памяти то, чем я могу поделиться, не повредив хрупкие конструкции сна. Аккуратно беру воспоминание в руки и поднимаю над головой, передавая четырёхпалой клешне-щупальцу. Существо глядит на него циклопическим ликом, освещая грани, примятые клешнёй. Затем стальные пальцы разжимаются, мой образ обрушивается, теряя свою первозданную красоту, но не становясь для меня менее значимыми. Уцелеть удаётся не многим. Я приближаюсь к грани и перешагиваю через неё. Грани больше нет.
Глава 9
Комната, где всегда горит свет
Я не помню ночи длиннее этой, потому что не знаю, существует ли более великое счастье, чем то, что ждёт меня утром. Несколько часов напролёт, уставившись в потолок, я настойчиво прокручивала в голове образы Перфундере: воспоминания, ожидания, детали и лица. В какой-то момент я немного задремала. Открыв глаза, как мне показалось, через несколько часов, я увидела свет в окне. Восторг от наступившего утра тут же вскинул меня с кровати, но через пару мгновений свет погас. Всего лишь прожектор… Он включался автоматически, когда по улице проходил случайный путник. Чтобы некий маргинал не угодил в лужу с кислотными осадками, освещение включалось за несколько секунд до появления объекта в зоне распространения света. Однако и эти предметы заботы о человеческой жизни потихоньку уходили в прошлое. Уличные прожекторы заменяли карманными фонариками размером не больше мизинца, которые, конечно, не могла себе позволить определённая часть населения.
Неоднозначное настроение не давало мне покоя. Всё внутри рвалось и металось из стороны в сторону, и я решила вернуться за ноутбук. Смотреть в потолок было просто невыносимо. Очередная страница исписана виртуальным почерком. Доктор Леман, как только стало известно о моём возвращении в состояние искусственного сна, посоветовал мне начать писать о Перфундере, ибо, излагая всю историю в письменной форме, легче привести в порядок мысли, что необходимо для спокойного, а главное, правильного погружения в сон. И я поняла, что это действительно так. Вот уже три дня я веду дневник, в котором повествование началось с самого первого из всех чётких моментов, которые сохранились в моей памяти. Сон – удивительная штука. Но мой сон был ещё более удивительным. И, сидя в белой конуре за экраном ПК, я всё сильнее восторгаюсь, каким же фантастично-прекрасным был тот мир, который я покинула месяц назад. Время разлуки тянулось целую вечность, каждый день обходился мне в литр крови. Но тем не менее я вернулась, вспомнила, кто я, чтобы затем забыть, и не жалею о потраченном, пусть и не по моему желанию, времени.
Прошло четыре месяца с момента моего пробуждения, и только две недели назад я поняла, что победила. Я дала им всё, что они хотели: конференции, интервью, статьи – чего только не было. Стоила ли предстоящая награда стольких усилий? Смогу ли я вернуться, или тот мир, каким я его знала, безвозвратно потерян? Радостная новость воскресила во
