Зов Армады - Андрей Левицкий

Еще метров за двести услышали музыку, грохот барабанов и звуки бубна. Хук выразил предположение, что отряд на подходе к деревне Суровцы и там, видимо, праздник.

– Хук, а как они живут здесь, в этом лесу? Почти за пределами Пади, никем не охраняемые? – поинтересовался Треш, пробираясь в сумерках вслед за проводником.

– В том-то и дело, что они не живут, а просто ждут своей смерти! А уйти? Так ведь уходили уже – полдеревни сразу решилось, это когда я обратно от города шел, ну и присоединился к ним. Набралось нас человек пятьдесят… ну, вооружились, провизия там всякая… то, се.

– Ну?

– Ну, и выбралось всего трое: я и еще двое поселенцев. Кто свою погибель нашел от чумы, кто от гуффонов, эберманов, гиен и фантомов. Нарвались и на этих каннибалов троглодитов, и на тиирменов…

– Звиздец, целый набор… Кто же все-таки такие тиирмены, все хотел спросить? Не пойму их природу. Что за мутация такая?

– Тиирмены? Нелюди-падальщики, но они не нападают, а только ждут, когда кто-нибудь сдохнет и…

– Что?

– Ну, что… едят его.

– Что-о?!

– Да, жрут умершего или погибшего и, удивительно, не мрут от болезней. Иммунитет, наверное. Не знаю. Короче, не страшатся они заразы и прочей лабуды с болезнями и гнилью.

– !!!

Добрыня звякнул секирой об дерево и виновато сжался в комок.

– Тихо ты, громила!

– Да ладно тебе, сталкер, вон уже деревня, бояться уже нечего, хотя насчет чумы лучше бы проверить.

– Ну, все равно, Хук! Вдруг без тебя тут что-нибудь…

– Я вас лепешками со сметаной и пирогом с грибами угощу, у меня тут знакомая одна имеется. Такая-я стряпуха, м-м!

– А‑а‑а, шалун! – Добрыня подтолкнул проводника. – Так у тебя здесь, поди, и детишки найдутся? Да? Сознавайся, чертяка!

Так, не спеша, и с улыбками на уставших лицах отряд достиг опушки дубовой рощи перед желтым полем, на котором разместилась деревушка Суровцы – все двадцать хижин, трактир, мельница, загон для скота и кузница. Через ручей, дающий деревне воду, перекинут мостик из трех связанных бревен. Дома из распиленных дубов, покрытые соломой и ветками. Колодец. Огни на улицах, музыка, бьют барабаны, звенят колокольчики и бубны, хохот и выкрики, мычание коров в сарае. Только как-то непривычно и жалобно. Кругом крестьяне, машущие факелами, хлопающие в ладоши, выпивающие и веселящиеся.

Один паренек подошел к ручью и упал в воду.

– Что с ним? Почему не встает?

– Пьяный. – Хук закивал головой в такт музыке, мешок с бонусным хабаром трясся у него за спиной, он улыбнулся. – Ну, вы чего? Пошли!

– Ну да… А не слишком он молод, чтобы быть пьяным? – прошептал Добрыня, но отряд уже спускался с обрыва, следуя за проводником.

Так никто и не заметил, что лежащий «пьяный» парнишка мертв, вокруг его глаз бледно-синие круги, а губы разбиты.

«Что-то мне не хочется сюда…» – подумал Треш и то же самое прочел на лицах Фифы и Холода. Но Хук уже расслабился, сунув нож за пояс.

Пока бойцы подходили к ограде и топали по улице к харчевне, праздник уже подошел к главному, торжественному моменту. На площади, окруженной десятками взрослых и детей, в центре, освещаемом множеством факелов, стоял высокий помост, наспех сколоченный из досок. Рядом играли на каких-то замысловатых инструментах музыканты, изредка били в барабаны и звякали колокольчиком. Кто-то пел высоким мужским голосом, а точнее, не пел, а выл – хрипло, протяжно и нудно. Зрители хлопали в ладоши.

Темп ускорился, когда из узкого проулка показалось шествие. Впереди, медленно переставляя ноги, двигался то ли жрец, то ли священник с крестом в руках. Длинная мантия его волочилась по пыльной сухой земле, а он целеустремленно смотрел вперед, как и шедшие за ним шестеро монахов. Все – в коричневой одежде с длинными полами, капюшоны, скрывают лица. За ними не спеша топали несколько разодетых крестьян. Ритуал, не иначе!

Когда путники, не замеченные увлеченной зрелищем толпой, отдалились от площади, шествие закончилось у помоста, на котором, как показалось Трешу, кто-то лежал. А показалось ли?

Священник неторопливо взошел на помост, уже сверху заметив незнакомцев, и начал речь.

– Подожди, Хук, – сталкер остановил проводника за плечо, – что он там лопочет?

– Ой, я не знаю. Да не все ли равно? Мы же уже в деревне, расслабьтесь, сейчас помоемся наконец-то, поедим… Да, Добрыня?

– Хорошо бы! – Боец стукнул плашмя секирой по урчащему животу и скривился от боли в культе.

– Вот и идем… Стряпуха, наверное, на празднике, но ничего, мы пока в баньку. Тем более я вас до деревни довел, как и договаривались, завтра сами пойдете. Я все – пас, натерпелся… – Хук тряхнул обмотанной в кровавую тряпку ладонью.

– Да уж, несладко прогулялись.

– Ну что, идем? Чего там такого интересного?

– Да так… – неопределенно произнес Треш, взглянув на Холода.

– Ну, пошли, пошли! – позвал проводник, направляясь к пристройке харчевни, за ним устремились Талгат и Штепсель.

– Треш!

– Иду… сейчас, – прошептал задумчивый сталкер, рассматривая торжественную часть ритуала.

Бойцы стали входить в дом, а Анжела пристально всматривалась своими молодыми, зоркими глазами в происходящее. Священник, окончив речь, перекрестил кого-то, музыка стала утихать, зато в барабаны стали бить чаще и сильней, затрубил рог, народ на площади захлопал в ладоши. Фифа, моргая, вгляделась в сумерки, мерцающие огнями факелов. На помосте лежало тело без одежды, судя по всему, мертвое, непонятно, женское или мужское. Монах заправил полы своей мантии за пояс, наклонился и… начал акт совокупления. «Некрофилы!» – подумала Анжела, но внезапно дверь открылась, и выглянул Холод.

– Цыпа, ну ты че? Пошли.

– Да-да, Деня! Там… там…

– Что там?

– Некрофилы. Праздник некрофилов!

– Ден, ты скоро? – Добрыня скрипнул дверью. – Все уже вас ждут. Фифа?

– Сейчас, Добрыня. Можно тебя на минуту? – Холод подтолкнул ошарашенную Анжелу к крыльцу. – Иди в дом и пока никому! Ясно?

Девушка кивнула и скрылась за дверью. Из дома слышались хохот и говор бойцов, скрип табуретов и бряцание столовой посуды.

– Что-то случилось, капитан? – Добрыня, уже сложивший в прихожей свое оружие и снарягу, подошел к командиру.

Холод показал ему рукой на церемониальное «жертвоприношение», старающегося священника и восторженных зрителей.

– Смекнул? Усек? Теперь надо принимать срочные меры.

– Мд‑а‑а уж. – Добрыня понимающе и кисло посмотрел на командира. – Пипец, такого я в жизни еще не видел! А может, тело не мертвое, а живое? Или…