Для тебя - Татьяна Тианина

— Фу-у, — сморщился Эдик. — Ты грязное животное. Иди в душ.

— Нет, ты иди.

Конечно, ни в какой душ мы не пошли — кому охота вылезать из кровати и стряхивать с себя послеоргазменную расслабленность. Тем более что Эдик, как обычно, почти моментально отрубился, прижавшись ко мне и напоследок как следует перемазав нас обоих.

Я прижался щекой к теплой макушке и слушал его дыхание, уверенный, что точно не усну. И услышал звон будильника — вот это да, я был уверен, что только на минуту закрыл глаза!..

Эдик сонно заворочался рядом.

— Это твой будильник или мой? — спросил он.

— Думаю, нам обоим пора. Как спалось?

— Отлично, — сказал Эдик, снова уткнувшись в подушку.

— Ты пытаешься снова заснуть или смущаешься?

— Все сразу, — пробормотал он. — Ничего, что я вчера?..

— Ничего, — сказал я. И не мог не подпустить шпильку: — Я уже привык. Ты своего не упустишь, пока не получишь что хочешь, не отстанешь.

— Можем мы это не обсуждать, пожалуйста? — простонал он в подушку.

— Моя любимая шлюшка, — прошептал я ему в ухо.

— Фу-у-у-у, — немедленно отозвался он, накрывшись с головой одеялом. — Ну и гадость! Только не говори, что мы с тобой любим грязные разговорчики в постели!

— Ты же хотел не обсуждать.

— И не стану. — Он немного помолчал, потом одеяло съехало вниз. Любопытство Эдика сильнее его стеснительности, это меня всегда радовало и умиляло.

— А как у нас с тобой было в первый раз? Только без подробностей, пожалуйста!

— Да примерно как сейчас. И это была твоя идея, если совсем уж без подробностей.

— Значит, ты всегда такой тормоз, — сделал Эдик неожиданный вывод. — И я все правильно сделал, иначе бы мы до сих пор только за руки держались.

На самом деле, я и сам не прочь проявить инициативу. И проявляю. Когда удается опередить Эдика, а это бывает нечасто.

— Я не тормоз, — решил я реабилитировать себя хотя бы частично. — Просто на тот момент у тебя было больше опыта.

— Только не говори, что ты мне достался девственником, в твои-то годы и с таким телом! — фыркнул Эдик. — Или ты имеешь в виду, что я у тебя был первым парнем?

 — Ты у меня — и первый, и единственный парень, — уточнил я.

И я ни разу об этом не пожалел. Не скажу, что не заглядываюсь иногда на симпатичных парней, как и на девушек, но дальше любования картинкой дело не заходит. И в мыслях не возникает даже в шутку пофлиртовать, потому что… Какой смысл? Мой парень все равно самый лучший, хотя иногда он меня выводит из себя.

— Хватит сопеть и ерзать, — вздохнул я. — Спрашивай уже, чего хотел.

— Мы с тобой менялись? — выпалил он. — Ну, ты понял.

Значит, кто обычно сверху, вопросов не возникает. Ну ладно…

— Да, менялись, — честно ответил я.

Было, что там. Не стану врать, тем более что ничего обидного для себя в этом не вижу. Непривычно, да. Но не скажу, что не понравилось. А смотреть на Эдика, когда он командует — это всегда горячо, и неважно, кто в кого член сует. Я ж бисексуал, мы вообще не заморачиваемся на такое.

— И что, ты бы снова мне дал? — поинтересовался Эдик равнодушным голосом, и я не выдержал.

— И дал бы, и взял, — сказал я, загребая его в объятия и заваливая спиной на матрас. — Зачем ты спрашиваешь — для меня-то все по-прежнему! И зря ты просил без подробностей — я бы мог тебе такого порассказать!

— Так, пойду-ка я и правда в душ, — хихикнул Эдик, — что-то мне жарко стало…

Тут в дверь постучали — и Эдик замер, как заяц под кустом.

Я откинулся на подушку, с удовольствием наблюдая за паникой на его лице. Будем считать, что это моя месть за душевные травмы тех времен, когда я только переехал к нему в комнату и не привык к утренним ритуалам этого дома.

Я поудобнее устроился в кровати, целомудренно укрывшись одеялом до подмышек, пригладил волосы и громко сказал:

— Да-да, войдите!

— Доброе утро! — возвестил с порога Федор. На серебряном подносе, который он держал в руках, как обычно, красовался кофейник. И чашки тонкого фарфора, две — интересно, есть в доме что-нибудь, о чем ему не становится известно по прошествии пяти минут?

Чтобы поутру выманить Эдика из кровати, нужен кофе, и Федор всегда приносит его сам. Так повелось с тех пор, как Эдик обзавелся отдельной комнатой после отъезда матери — разумеется, в детстве это были какао или чай с молоком.

Все мои попытки отказаться от этого ритуала Федор игнорировал. Не помогли ни тонкие намеки, ни прямые просьбы. И в конце концов мы с Федором добились компромисса — он стучит и ждет разрешения войти, чтобы я и Эдик успели привести себя в пристойный вид. Или хотя бы прикрылись одеялом.

— Завтрак накроют в столовой через полчаса, — тем же торжественным тоном проговорил Федор и величественно удалился.

Когда-то мне казалось, что у Федора есть только два выражения лица на все случаи жизни — нейтральное и недовольное. Со временем я узнал его получше и начал разбираться в нюансах. Так вот, его невозмутимая с виду физиономия тем не менее выражала одобрение увиденным. Его обожаемый хозяин снова под круглосуточным присмотром проверенного человека — то есть меня. Все на своих местах и как положено.

— О-ху-еть, — потрясенно, по слогам, сказал Эдик.

— А чему ты удивляешься? — небрежно спросил я. — Он же каждое утро тебя так будит, лет с четырех, кажется, или с пяти?

 — Ты не понимаешь, это же Федор! И он вот так запросто приходит, зная, что мы с тобой тут… вдвоем! И бровью не повел!

— Мне кажется, Федора ничто не может вывести из душевного равновесия, — сказал я. Тут мне вспомнилась старая байка Эдика, и я решил над ним подшутить: — Федор очень предан этому дому и вашей семье. Возможно, потому, что много лет влюблен в твоего отца.

Эдик недоверчиво хмыкнул, а потом замолчал, прихлебывая кофе. Я почуял неладное и решил внести ясность:

— Я прикалываюсь, вообще-то.

— Нет, подожди. Он ведь у нас много лет служит, начал еще до моего рождения. Сначала был у отца помощником, потом взял на себя дом. И я не помню, чтобы у него было хоть что-то похожее на личную жизнь. Он всегда тут, на работе.

В чем-то Эдик прав — благополучие Дома и Семьи (именно так, с большой буквы!) всегда стояли у Федора на первом месте. Может, в шутке Эдика и есть доля правды, кто знает. Или Федор просто нашел свое призвание и то место,