Дипломатия в годы войны (1941–1945) - Виктор Исраэлян

18 июля из Рима было направлено письмо Гитлеру, в котором Муссолини отвергал выдвинутые против итальянцев упреки. Указывая, что помощь со стороны Германии на средиземноморском театре была недостаточной и что успехи союзников в Сицилии объясняются наличием у них господства в воздухе, Муссолини обращал внимание фюрера на то, что целью англо-американского командования является не только завоевание Италии, но и выход в районе Балкан на фланги Германии. Отмечая, что Италия не согласна быть принесенной в жертву ради отсрочки прямого нападения на Германию, дуче в заключение письма высказывал горькую истину. «Моя страна, – писал он, – которая вступила в войну на три года раньше, чем было предусмотрено, и которая была, таким образом, не подготовлена, постепенно истощила себя, расходуя свои ресурсы в Африке, России и на Балканах.

Я думаю, фюрер, что наступила минута, когда необходимо совместно рассмотреть обстановку, чтобы сделать выводы, наиболее отвечающие интересам обеих стран»[357].

Получив тревожные сведения о возможности скорого краха фашистской Италии, Гитлер согласился с предложением о новой встрече с Муссолини. Накануне этой встречи, 18 июля, в Берхтесгадене на совещании гитлеровских военачальников был принят документ, который должен был явиться основой для переговоров с итальянцами. Суть предложений, содержавшихся в этом документе, сводилась к тому, чтобы, сохраняя номинально положение Муссолини как главы правительства и главнокомандующего, всю фактическую власть в Италии, в первую очередь в военной области, передать германскому командованию, которому подчинить итальянский генеральный штаб и итальянскую армию. Речь шла, таким образом, об узурпации гитлеровцами власти в Италии и о ее полной военной оккупации.

Встречу Гитлера с Муссолини, которая состоялась 19 июля вблизи Вероны, следовало бы назвать не переговорами, а монологом Гитлера в присутствии небольшой группы итальянских и германских фашистских лидеров. Об этом красноречиво свидетельствует следующий факт: все 45 страниц стенографической записи встречи Гитлера с Муссолини, сделанной переводчиком Шмидтом, содержат изложение длинной речи, произнесенной фюрером, и лишь одна фраза (!), согласно этой записи, была произнесена Муссолини: на опасения Гитлера о внутренних беспорядках в Сардинии и на Корсике Муссолини заметил, что «население на Корсике пока остается довольно спокойным»[358].

Вначале Гитлер остановился на характеристике материальных ресурсов держав оси, необходимых для успешного продолжения войны. По его утверждению, Германия, Италия и их союзники обладали всеми необходимыми для военной промышленности сырьевыми источниками. В области мобилизации рабочей силы, по утверждению Гитлера, преимущество было на стороне фашистского блока[359].

Характеризуя обстановку на фронтах войны, Гитлер решительно высказался против дальнейшего отступления на советско-германском фронте – так называемого выравнивания линии фронта, предлагавшегося некоторыми военными советниками. Он косвенно вынужден был признать наличие в Германии лиц, которые считали, что настало время закончить войну и возложить окончательное решение величайшей битвы на грядущие поколения. «Мы не должны соглашаться, – говорил он, – с этой абсолютно неправильной точкой зрения, будто последствия нынешних поражений можно будет исправить будущим поколениям». Со свойственной ему спесивостью он заявил, что «придерживается, может быть, несколько нескромной точки зрения, что после него не будет более великого человека, который смог бы разрешить эти дела лучше него. Поэтому он (фюрер) жертвует все свое время и все свои удобства для того, чтобы еще при своей жизни добиться окончательного решения»[360].

Большую часть своего выступления Гитлер посвятил критике своего партнера. Прежде всего он высказал крайнее недовольство ведением войны со стороны итальянского военного руководства в Сицилии. Главную причину поражений итальянских войск Гитлер видел в низком моральном уровне итальянцев, в отсутствии решимости бороться до конца, в низкой дисциплине. «Речь идет теперь о таком кардинальном вопросе, – говорил Гитлер, – есть ли действительное желание воевать?» Он вновь и вновь говорил о необходимости принятия самых жестких мер в отношении колеблющихся. Возможность оказания военной помощи со стороны Германии он поставил в прямую зависимость от эффективности дальнейших мобилизационных мероприятий в Италии, от укрепления в итальянской армии дисциплины и т. д.

Понурив голову, Муссолини молча выслушивал упреки и разглагольствования фюрера. Нотация Гитлера была прервана сообщением о крупном налете союзной авиации на Рим. После совещания некоторые участники итальянской делегации стремились подбодрить дуче, уговорить его объяснить Гитлеру всю серьезность положения. Начальник генерального штаба итальянской армии Амброзио потребовал от Муссолини, чтобы последний прямо заявил Гитлеру, что Италия не в состоянии продолжать войну. Однако Муссолини никаких решительных заявлений так и не сделал, ухватившись за уверения Гитлера о незыблемости оси, как утопающий за соломинку. «Эта встреча, – рассказывает присутствовавший на ней переводчик Гитлера Шмидт, – была одной из самых удручающих встреч, в которых я когда-либо принимал участие»[361].

Помимо переговоров в присутствии своих советников Гитлер и Муссолини беседовали также с глазу на глаз. Как свидетельствует в своей книге адмирал Маужери, являвшийся в то время начальником итальянской морской разведки, беседа между двумя фашистскими главарями за завтраком проходила весьма «оживленно». Гитлер «несколько раз что-то выкрикивал, стуча кулаком по столу, а дуче пытался его изредка и тщетно перекричать»[362].

Конференция в Вероне закончилась без каких-либо практических результатов. Она лишь свидетельствовала о том, что ось Берлин – Рим доживает свои последние дни. Комментируя конференцию, один из ее участников – представитель гитлеровской ставки при главном командовании итальянской армии Ринтелен в своих воспоминаниях вынужден признать унизительное положение дуче и сопровождавших его лиц на конференции[363].

О характере итало-германского «сотрудничества» в тот период свидетельствует и тот факт, что выступление Гитлера на конференции даже не переводилось на итальянский язык, в результате чего некоторые итальянские участники встречи многое из сказанного Гитлером просто не поняли.

Нерешительность Муссолини и его полное непонимание безвыходности создавшегося для Италии положения привели некоторых из его бывших сторонников к убеждению о необходимости смещения Муссолини. Возникшие в правящих кругах Италии группы заговорщиков преследовали главную цель – сохранить существующий в стране порядок, устранив от власти лишь наиболее скомпрометированных лиц.

24 июля 1943 г. по требованию группы членов «большого фашистского совета» было созвано чрезвычайное заседание. Выступившие на заседании подвергли критике деятельность Муссолини, а один из них, Гранди, поддержанный Чиано, внес резолюцию, которая выражала недоверие Муссолини, хотя формально и не требовала его отставки. При голосовании этой резолюции 19 голосов было подано за нее и только 7 – против. Даже очевидное разложение среди своих же сподвижников не могло отрезвить Муссолини. На следующий день, 25 июля, не проявляя особых признаков беспокойства, он продолжал вести дела. Тем временем группа наиболее ярых соперников Муссолини подготовилась к его устранению. Во второй половине дня он был вызван к королю, который предложил ему уйти в отставку, сообщив о назначении на пост премьер-министра маршала Бадольо. Даже король, в течение 20 с лишним лет поддерживавший Муссолини, вынужден был ему сказать: «В настоящий момент вы являетесь человеком, которого более всех ненавидят в Италии[364]. Сообщение короля об отставке было воспринято дуче как гром среди ясного неба. После аудиенции у короля Муссолини был посажен в полицейскую машину и заключен под стражу.

Когда Гитлеру сообщили о решении «большого фашистского совета», он не поверил этому. «Вы не должны верить этим глупостям», – сказал он генералу Йодлю, сообщившему ему эту новость, и, обратившись к другому участнику совещания, потребовал, чтобы была доложена обстановка на советско-германском фронте[365]. Когда же из Рима пришло известие об отставке Муссолини и создании правительства Бадольо, Гитлер воспринял его как удар в спину. «Это чистейшее предательство!» – восклицал он на совещании в своей ставке[366]. Его первой реакцией было немедленно направить в Рим самолет со специальной группой для ареста короля, правительства Бадольо, всех тех лиц, которые были замешаны в смещении Муссолини. План осуществления этой акции неоднократно обсуждался в ставке фюрера.