Темные игры (сборник) - Виктор Точинов

Твистер посмотрел на коллег торжествующе.

Элис постаралась слегка остудить его пыл:

— Идея не особо оригинальная. Любой, видевший в жизни десяток-другой фантастических фильмов, изложил бы точно такой сюжет. Или весьма схожий. Непротиворечивая версия, согласна. Но недоказуемая — ввиду того, что гипотетический «авианосец» априори недоступен обнаружению и изучению. Не менее логичной и стройной будет другая версия: Господь Бог решил наказать Америку на манер Содома и Гоморры, благо схожих поводов хватает. Самолеты с пилотами-ангелами стартуют из райских кущ, туда же и возвращаются. Вот и всё. Да, кстати: при чем тут вообще Лавуазье?

— При делах он тут, не волнуйтесь. Я как подумал — если у них там, на Альфе Центавре, наши бомберы появились — то здесь должны были исчезнуть? Так? Не упасть, не разбиться — просто взлететь и исчезнуть. Врубаетесь, коллеги? Где у нас самолеты исчезали? Боевые? Бесследно? В сороковых годах?

Твистер сделал паузу и заявил победно:

— В Бермудском треугольнике! Слыхали о таком, наверное?

Кеннеди и Элис старательно подавили улыбки. Любой вновь получивший доступ к секретным архивам ФБР сотрудник первым делом пытался добраться до ответов на три величайших американских загадки: что творится в Бермудском треугольнике? кто стоял за убийством президента Кеннеди? бюсгалтер какого номера носила Моника Левински в бытность свою практиканткой Белого Дома? Тайны Великого Чикагского пожара, шатающегося по лесам бигфута и секретной формулы кока-колы имели гораздо меньший рейтинг…

— Твистер… — обратилась к нему Элис мягко, словно добрая воспитательница к дефективному ребенку. — Над треугольником несколько раз пропадали отнюдь не стратегические бомбардировщики, а исключительно самолеты морской авиации. Разных моделей — но все относительно небольшие, не способные нести многотонную бомбовую нагрузку. Самая тяжелая бомба, на них применявшаяся — 148-килограммовая глубинная. Пятисотфунтовку — даже одну — попросту не впихнуть в самолет сороковых годов категории «А»,[12] — не позволяют размеры бомболюка.

Кеннеди улыбнулся. Его напарнице в наследство от покойного Уильяма Блэкмора достались не только несколько плоских флотских шуточек, но и кое-какие познания об авиации ВМФ.

Но Твистер их удивил.

— Я в курсе, — сообщил он совсем другим тоном. — Потому что, начав с Бермудского треугольника, я перелопатил кучу инфоромации о бомбардировщиках США, где-либо исчезавших в промежутке между 40-м и 50-м годами. Результаты, надо сказать, оказались поразительные.

«Комедиант чертов, — ругнулся про себя Кеннеди. — Но и я хорош — мог бы сразу «врубиться», что его дебиловатая лексика — лишь словесная маска. Не исключено, что весьма помогавшая в карьерном росте — если с коллегами он общался так же, как начал разговор с нами, а с начальством — совсем по-иному… Вот уж точно жулик…»

— Что же за результаты? — полюбопытствовала Элис.

— Обалденные, сестренка, обалденные! — вновь натянул маску Твистер. — Прочтешь — закачаешься. Наши бомберы — самые стратегические-престратегические — пропадали пачками. Связками. Тюками и цистернами.

Он извлек из кармана некий плоский предмет — не то электронную записную книжку, не то мини-компьютер, движением пианиста-виртуоза пробежался пальцами по клавишам.

— Смотри, вот те для примера: в сорок четвертом — том самом — году полетели бомбить Бангкок. Ровно сто самолетов. Вернулось семьдесят девять. Причем джапы сбили только пять. Остальные четырнадцать — заблудились. Прикинь? ЗА-БЛУ-ДИ-ЛИСЬ! Заплутали в чистом небе. И большую часть из них никто и никогда не увидел — даже в эротическом сновидении. Ни обломков, ничего.[13] За один вылет. Впечатляет?

Впечатляло. Кеннеди никогда не интересовался этой проблемой, но статистика потерь показалась ему подозрительной.

— Я вам больше скажу, — задушевно сказал Твистер. — Это был не исключительный случай — типичный. За годы войны на Тихом океане потеряно 400 наших тяжелых бомбардировщиков. Цифра уже с душком, что-то больно ровная, — наверняка округлили в меньшую сторону. Но из них — сбито только 147! Из остальных, понятно, часть погибла в авариях. Но сотня с лишним — пропала без вести! Исчезла! Испарилась! Потом обломки некоторых находили. Но очень немногих. Как вам статистика?

Скепсис Элис эти цифры не поколебали.

— Все логично, — парировала она. — Пожар на борту при полете над океаном — и готово «загадочное исчезновение». Обломки тонут, выбросившихся с парашютами летчиков уже поджидают акулы. Над сушей такое не пройдет. Почему вы не привели аналогичную статистику по Европейскому театру военных действий? Между прочим, эксперты утверждают, что взрывчатка из реконструированной бомбы использовалась именно в Европе.

Твистер смутился. И ответил далеко не так уверенно:

— Ну, в общем… По Европе я данные просмотреть не успел, там защита чуть круче стояла… И тотчас же — сегодня днем — меня вызвал Сондерс. Впендюрил по полной программе: что за мать-перемать ерундой я тут занимаюсь, когда над родиной нависли тучи грозовые? А ведь я ему не докладывал, чем интересуюсь. Он сам вызнал. Смекаете? Нет, братцы, я вам скажу одно: тут тайна. Эти пропавшие самолеты — Великая Тайна ВВС. Древняя, но до сих пор смердящая хуже сотни дохлых скунсов… И все шишки в погонах шарахаются от нее, как Джордж-младший — от практиканток Белого Дома. Признать, что тарелочники воровали из-под носа наших генералов самолеты десятками , а генералы изо всех сил это замалчивали и замалчивают, — для полковника Сондерса значит нагадить на парадный мундир своего папаши. И он заставляет меня копаться в куче никому не нужного дерьма, в выгребной яме протухших — да нет, изначально тухлых, — шарлатанских изобретений.

— И все-таки, Твистер, вы не доказали вашу теорему, — не сдавалась Элис. — Пусть самолеты исчезали — допустим даже, что в количествах, опровергающих статистику катастроф. Но из этого никак не следует, что их похищали тарелочники. Я могу с лету придумать десяток альтернативных версий.

— Господь Бог забирал пилотов на небо? — с издевкой спросил Твистер. — Живых, вместе с боевыми машинами?

— Тоже версия. Или среди аэродромных техников действовала тайная пронацистская организация. Или производители навигационных приборов поставляли заведомый брак, подкупив членов приемочных комиссий. Или… Все эти версии одинаково бездоказательны.

Кеннеди не участвовал в их перепалке. Сейчас Твистер сообщил им что-то очень важное, каким-то боком стыкующееся с полученной из других источников информацией. Но что именно? Выделить главное звено из кучи притянутых за уши доводов никак не получалось.

«Да… — самокритично подумал Кеннеди. — Полученные контузии никак аналитических способностей не улучшают…»

Твистер внезапно заговорил резко и отрывисто, словно выплевывая слова:

— Моя версия бездоказательна для тех, кто озабочен одним: поглубже закопать доказательства. И вы из их числа. Не смею вас больше задерживать, специальный агент ФБР Элизабет Рейчел Блэкмор, номер удостоверения JYS-0659123.

«Нет лучше сыщика, чем бывший жулик», — снова подумал Кеннеди. И продолжил мысль: «Но если этот сыщик решит вдруг взяться за старое… Твистер дырки кушать не будет — сразу запустит зубы в сыр».

Элис, впрочем, не обиделась на столь откровенно продемонстрированный факт обладания конфиденциальной информацией.

— До свидания, мистер Твистер, — ангельским голоском проворковала она и вышла из машины, — аккуратно, без хлопка, притворив дверь.

Твистер, раздувая ноздри, уставился на Кеннеди. Помолчал. Потом достал из нагрудного кармана визитку, протянул. Сказал тихо и спокойно:

— Возьмите. Если натолкнетесь на что-либо, подтверждающее изложенную версию — свяжитесь со мной обязательно. Скажу честно — я не в восторге от этой страны. Но когда на нее падают бомбы, мне это нравится еще меньше…

Когда огни машины Твистера исчезли за поворотом. Элис спросила:

— Ну и что ты об этом думаешь? Обо всех бредовых построениях мистера жулика?

Кеннеди ответил не сразу. Посмотрел на часы. Поиграл кнопками настройки приемника — одни FM-станции продолжали накручивать противовоздушную истерию, другие, поуспокоившись, выплевывали в эфир музыкальные хиты. Специальный агент ФБР опустил стекло, высунул голову наружу, послушал тихую, безветренную ночь…

Лишь потом ответил:

— Я об этом — о его теориях — вообще не думаю. Я думаю о том, что подошло время очередной бомбежки. Но пока все вроде тихо.

Эпизод 3. Черно-белое кино

Человек смотрит на часы — большие, настенные — и говорит: