XX век Лины Прокофьевой - Валентина Чемберджи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1 января 1930 года прибыли в Нью-Йорк. В номере, том же, что и четыре года назад, поджидал «Стейнвей». Новый Год провели в прогулке по Бродвею, заполоненном толпами гуляющих. «Всё это свистело в свистульки, пищало в пищалки, хлопало в хлопушки – невероятный Вавилон. Своеобразный и очень большой эффект».
Одновременно с триумфальным турне Прокофьева по Америке, когда он получил полное признание публики и прессы, выходя на сцену с крупнейшими оркестрами Соединённых Штатов, состоялись и его камерные концерты, в которых принимала участие Лина.
Она сердилась из-за того, что в Нью-Йорке Прокофьев выступал с Кошиц, а не с ней. Увы. Концерт был запланирован импресарио, а Кошиц была знаменита и великолепно пела. Пташка упрекала Прокофьева в том, что ей не делается реклама, но он считал, что как только она покажет себя и начнёт, как он выразился, «петь направо и налево», реклама придёт к ней сама.
Как замечал и сам Сергей Сергеевич, она легко справлялась с хандрой. И самым эффективным средством были успехи на вокальном поприще. Она ходила заниматься к Любошицу. Любошиц – Нью-йоркский аккомпаниатор, очень опытный музыкант, выступавший со всеми певцами и певицами. Он рассыпался в похвалах Пташке, и от её дурного расположения духа не оставалось и следа. Так как Любошиц был вхож во все музыкальные дома Нью-Йорка, его мнение имело значение: он всюду обо всём рассказывал.
В середине января Пташка пела песни Де Фалья директору мадридской филармонии Арбосу, который с успехом гастролировал по Америке и жил в одном отеле с Прокофьевыми в Нью-Йорке.[45].
Пташка хотела спеть ему не только чтобы посоветоваться с ним как с испанцем, знавшим эту музыку, но и чтобы показаться ему, попасть в поле его зрения. Арбос отнёсся к её просьбе ответственно и очень подробно прошёл с ней все песни.
И вот она снова готовится принять участие в сольном концерте Прокофьева. И снова приходится признать, что сцена ей не дается. От волнения в голосе чуть ли не каждый раз появляются хрипы. Так случилось и на этот раз. Настроение сразу упало.
21 января 1930 года Прокофьев пишет: «Повторяю программу реситаля, а также 2-й Концерт к Бостону. Пташка тоже готовится к первому выступлению, поэтому у неё нервы и хрипота, и дома настроение так себе.»
Дальше – хуже. Бостон. Прокофьевы приехали на две ночи, чтобы порепетировать перед концертом в женском университете под Бостоном. «Пташка хрипит, нервничает, но не ссорится. Я вчера треснул себе палец о сундук, и он побаливает».
23 января этот концерт состоялся. За Сергеем Сергеевичем и Линой прислали автомобиль и повезли в Уэллсли колледж, в полутора часах от Бостона. В университете учатся две тысячи девушек, и каждый год им устраивают восемь серьёзных концертов. Действительно, зал заполнен девушками, которые ждут выступлений Прокофьева и Лины. Но у Прокофьева болит палец, и он не может делать эффектные глиссандо, у Лины нет голоса. Программа очень сложная. Успех весьма сдержанный. Каждый исполняет один бис.
На другой день в Филадельфии совсем беда с Пташкой. Видимо, накануне она форсировала голос и в результате совсем осипла. Прокофьев уговорил её, что лучше он сыграет десять Мимолётностей. Бедная Лина осталась дома и расплакалась.
Концерт прошёл с большим успехом. Пташка, хоть и расстроенная донельзя, посидела вечером вместе с мужем в номере у Смоленса[46].
Удивительно, что Прокофьев не падал духом. Но ведь гостям, дома Лина прекрасно пела. Была надежда, что она преодолеет свой сценический страх. Прокофьев продолжал заниматься с ней.
По дороге в Калифорнию под Орлеаном вышли на станцию, где сидели индианки в пёстрых покрывалах и вели свою нехитрую тоговлю. Лина пишет, что Сергею Сергеевичу захотелось купить там что-нибудь детям. Выбрали коврик с примитивно нарисованными на нём коровами. Этот коврик долгие годы лежал между кроватями мальчиков и оказался в известной мере роковым.
Какие только встречи ни происходили у Прокофьевых в Америке! 13 февраля после утренней репетиции с Родзинским[47], за Линой и Сергеем Сергеевичем заехала жена Нельсона в превосходном Роллс-Ройсе, принадлежавшем Глории Свенсон и повезла к ней завтракать.
«Нельсон – очень милый человек с синими глазами, американский архитектор, работающий в Париже и женатый на француженке. Он случайно был в LA, когда Глория увидела его проект (я видел, очень остроумный) особняка на крыше небоскрёба; а так как это было как раз нужно для её картины, то сразу вцепилась в него. Нельсон – артист и возмущается той низкопробной музыкой, которая сопровождает картины. Поэтому он выдвинул меня. А так как постановку финансирует банкир Кеннеди (очень приятный, спокойный, совсем ещё молодой человек), который одобряет мою музыку, то в результате приглашён к завтраку. Ехали мы довольно долго: Глория живёт в кинематографическом городке, где она крутит свою фильму. Сама она так красива и так знаменита, что не знаешь, как до неё дотронуться. Я и держался в стороне, предоставив Пташке разговаривать с нею.»
Концерты, занятия, – всё это как всегда в физическом и моральном напряжении, поэтому предложение Лины отправиться к миссис Гарвин оказалось очень удачным. Миссис Гарвин – Линина подруга, которая в своё время нашла няню Святославу, а теперь говорит, что если что-то, не дай Бог, случится, она возьмёт детей к себе. Миссис Гарвин жила в одном из самых живописных калифорнийских городков, – Санта Барбара – и ехать до него надо было три часа вдоль океана. Миссис Гарвин повезла Сергея Сергеевича и Лину на прекрасном автомобиле, погода стояла чудная, виды – прекрасные, и Прокофьев был очень доволен, что может целый день отдыхать в этом благословенном краю.
Лина задержалась там на несколько дней, а Прокофьева уже труба звала на новые артистические подвиги. Она вернулась на автомобиле и, как можно предположить, не в лучшем состоянии духа. Как выразился Прокофьев, «в средних настроениях». Причина всё та же: фатально, – перед каждым концертом она оказывалась не в голосе. «Концерт тут же, в зале отеля. Народу не очень много, но пускали только членов Pro Musica и немногих приглашённых. Я играл довольно равнодушно. У Пташки была недурна интерпретативная часть, но голоса она дать не могла».
После концерта ужин, тут же в отеле Балтимор. Родзинский вовсю ухаживал за Линой.
Отзывы на следующий день вышли почтительно – неодобритель-ная. Пташка рыдала, так как и её задели. Прокофьев рассматривал критику как реальность, которая существовала, влияла на что-то, но всерьёз не воспринимал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});