Оружейник. Винтовки для Петра Первого - Константин Радов

Что ж, относительно того экземпляра можно, пожалуй, с ним согласиться. Да и вообще спорить об этом не имело смысла. Дела оружейные были теперь для меня на втором плане. Самые совершенные фузеи и наилучшая тактика не приведут к победе, ежели не думать о благоустройстве солдатских нужников. Обеспечение провиантом и предохранение от болезней – вот с чего следовало начинать, дабы при следующем столкновении с турками надеяться на лучший исход. Государь явно сделал такой же вывод, ибо вскоре учредил кригс-комиссариат для упорядочения снабжения армии.

Размышления о природе гастрических лихорадок еще на пути в Киев получили новый оборот. Раз сия напасть губительнее пуль и картечи, почему бы не попробовать подчинить ее себе и использовать против неприятеля? Дело лишь за тем, чтобы сконцентрировать и очистить химическими способами болезнетворную субстанцию, тот неизвестный яд, который наиболее вдумчивые ученые полагали причиной недуга. Красивые картины рисовались в моем воображении: дюжина бомб разрывается в турецкой крепости, и на следующий день ее можно брать голыми руками, ибо гарнизон не в силах покинуть отхожее место и выйти на стены. Оно же и человечнее, чем кромсать врагов ядрами, дырявить пулями и протыкать багинетами. Незачем убивать тех, кого можно обезоружить, пленить и вылечить, обменяв затем на русских рабов, которых множество страдает в турецкой неволе. А останутся лишние – пускай в ожидании выкупа бьют сваи на Мойке или строят мол в Рогервике.

Одной из главных забот князя Дмитрия Михайловича была ловля дезертиров, пробирающихся обратно в Россию, и расстреляние оных после вынесения приговора. Мне удалось исходатайствовать некоторой части смертников отсрочку, под претекстом употребления их для обезвреживания невзорвавшихся гаубичных бомб (артиллерийские опыты я возобновил, признаваться же в намерении изучать яды означало навлечь на себя самые мрачные подозрения). Два военных лекаря, избранных мной в исполнители, получили строжайшие наставления о соблюдении тайны:

– Если хоть малейшая тень мысли у кого возникнет, что немцы православный народ травят, пусть даже приговоренных преступников, – за ваши жизни я полушки не дам.

Скажу заранее, что ни единая душа не отлетела в результате сих опытов: исключая двух или трех разорванных бомбами, все дезертиры были возвращены генерал-губернатору и надлежащим образом аркебузированы. Впрочем, столь безобидный исход надо признать случайным. Дело в том, что первый же эксперимент напрочь опрокинул мои представления.

Вода из гнилой канавы, куда стекали все гошпитальные помои после множества гастрических больных, была подвергнута дистилляции: если яд представляет летучий миазм, он должен отгоняться с первыми порциями; если же солеобразную субстанцию – останется в перегонном кубе. Обе фракции оказались совершенно безвредны, в отличие от исходной материи!

Поиски, куда исчезает болезнетворное начало, продолжались и на следующий год, другие опыты – еще дольше. В конце концов я понял, что яд очень нестоек и не выдерживает кипячения, равно как действия кислот и щелочей, даже слабых, как мыло или уксус. Планы выделить его и употребить для снаряжения боевых припасов отбросил без сожаления – все же нечто отталкивающее заключалось в этой идее. Зато, продолжая наблюдения над больными и предписывая здоровым различные способы предохранения от болезни, со временем удалось узнать о сих недугах довольно много.

Никакого сомнения не осталось, что дело в воде. В жаркое время года отравляющая субстанция появляется в открытых водоемах. Колодцы безопаснее, но тоже не совершенно надежны. Кипяток, кислый квас или кислое же вино – вот здоровое питье: народные обычаи, как русские, так и древнегреческие, оказались весьма разумными. Выяснилось, что единожды перенесших лихорадку она в дальнейшем не трогала или поражала легко. Я назвал это «эффектом Митридата»: похоже, действие умеренных доз яда вызывало устойчивость к нему. Так нашлось объяснение чрезвычайной заболеваемости и смертности рекрут, в своих глухих деревнях избавленных от продуктов гниения, сопутствующих скученности людей. Рекрутский набор зимой и не меньше года в гарнизонах на привыкание – вот первостепенные требования касательно сбережения людей, наравне с чистотой и правильным питьем. Со временем смертность от гастрической горячки в подчиненных мне войсках удалось снизить во много раз: эта победа до сих пор наполняет меня гордостью, как ни одна другая. Без нее прочие стали бы невозможны, ибо в южных странах болезни способны за одну кампанию погубить целые армии.

Многолетнее сражение с лихорадкой растянулось надолго, осенью одиннадцатого года оно только начиналось. В центре моего внимания находились другие дела. Помимо ординарных занятий командира полка, я составил обширную промеморию для государя с предложением нового начертания и устройства оборонительных линий.

Невзирая ни на какие договоры с турками, южные пределы России не были безопасны. Тысячеверстная черта пересекала равнину от Ахтырки до Симбирска через Воронеж, Тамбов и Пензу. К северу от нее крестьянин мог спокойно возделывать свою пашню, к югу – земледелие почти отсутствовало. За исключением Слободской Украины и берегов Дона, степные просторы были населены не более чем северные тундры. Лучшие земли в государстве пустовали. Оборона по Северскому Донцу малонадежна, шайки ногаев проникали через нее. В начале последней войны больших усилий стоило не пустить хана к Воронежу и не позволить ему сжечь корабельные верфи.

Даже при поверхностном взгляде на карту становилось ясно, что удобнейшая линия защиты от кочевников идет гигантской дугой через Самару – Царицын – Азов – Богородицк – Киев, и я не был первооткрывателем этого рубежа. Начало правильной сторожевой службе на Волге и Нижнем Дону положено еще в прежние царствования, большую часть предполья занимали союзные калмыки, и совсем невеликие траты требовались, чтобы закрыть оставшиеся лазейки от враждебной Кубанской орды. Эта линия почти готова. Кроме полусотни верст под Царицыном, остальная часть проходит по крупным рекам.

Не менее удобна к обороне днепровская граница от Киева до Богородицкой крепости. Вот между последней и Троицком, что у Таганьева рога, – слабый участок.

Если эту сторону надежно закрыть от набегов – пространство, не уступающее крупному европейскому государству, станет доступным для поселения. Сотни тысяч крестьян можно перевести с северных болот и суглинков на тучные черноземы. Создать изобилие хлеба, позволить множеству людей оставить соху и заняться ремеслом или торговлей, споспешествующими народному богатству. Примерный расчет упущенной выгоды от пустующих земель вкупе с прямым ущербом от нападений и излишними расходами на нерационально устроенную оборону даже на меня самого произвел впечатление. Я надеялся, государь тоже признает его убедительным.

От Богородицка до Таганьева рога по прямой триста верст. Степь между Азовским морем и Днепром сужается клином: сделав шаг вперед, получаем линию от Каменного Затона до устья Берды вдвое короче, по Молочным Водам – еще короче, и в пределе – восемь верст у Перекопа. Потребность в людях и деньгах на оборону границы снижается не соразмерно расстоянию, но все равно существенно. Наоборот, отступая к Донцу, мы увеличиваем протяженность рубежа, коий должны защищать.

Бывшие владения Сечи Запорожской к востоку от Днепра предполагалось сделать пространством новой линии, с перспективой выдвижения оной вперед при удобном военном случае. Отношение к казачеству у меня было даже не двойственным, а гораздо более замысловатым. По многим причинам значение казаков мнилось второстепенным; главное место я отводил военным поселениям, по организации близким к регулярной армии. Для их устройства предлагал древнеримскую систему, с выводом на землю старых солдат. Впоследствии, по немцелюбивой моде того времени, сие войско получило название ландмилиции.

Стратегическое положение Богородицка важно не только для обороны от татар, но и в случае наступательных действий. Есть две методы армейского снабжения. Одна – за счет местного населения (все помнят фантастические тысячеверстные марши Карла Двенадцатого), другая – из тыловых провиантских и амуничных магазинов (по сухому пути плечо перевозок не может превышать ста пятидесяти – двухсот верст, водою – больше). Рассчитывать на местные средства в Диком Поле не приходилось. Опираясь на Белгород, Полтаву и Киев, русская армия, действующая на Нижнем Днепре, чрезмерно растягивала пути своих обозов и несла напрасные потери от голода и болезней. Это приводило к неудачам и в давних походах Василия Голицына, и в недавнем – Бутурлина со Скоропадским. Расширение Богородицкой крепости и превращение ее в полноценную тыловую базу большой армии приблизило бы хлебные магазины к войскам на сотни верст. При высокой воде низовья Днепра, почти до устья, попадали в полосу надежного снабжения.