Жених для ящерицы - Анна Яковлева

К счастью или к несчастью, времени, чтобы сконцентрироваться на мучительных мыслях, у меня не было.

Между тем конверт имел надо мной неограниченную, почти магическую власть – он неуловимо изменил мою жизнь.

После получения письма Дима стал отвозить меня на работу в своей служебной машине (с работы меня забирал водитель Димы).

В другое время я бы возразила, но теперь такая мера выглядела вполне естественной: Дмитрий всей душой стремился меня защитить от анонима, опекал, как три года назад, я не возражала, мне даже нравилось чувствовать себя опекаемой. Письмо нас еще больше связало, мы чувствовали эту связь, даже когда молчали. Словом, как-то получалось, что я все больше и больше попадала в зависимость от Димы.

Правда, сегодня мне показалось, что Тихомиров преувеличивает опасность и злоупотребляет властью надо мной.

Утром Дмитрий доставил меня в кабинет, помог снять плащ и предупредил:

– Если устанешь, как вчера, я тебя определю на сохранение, будешь лежать как фрукт в холодильнике.

Я не успела ничего соврать, чтобы усыпить бдительность Тихомирова, – в кабинет заглянула секретарь Лидочка:

– Витольда Юрьевна, к вам по объявлению.

– Потом, Лида, потом. – Я сделала страшные глаза, но Лидочка не поняла знаков, которые я ей посылала.

– Так мы же давали объявления о вакансии водителя. – Моя помощница, видимо, объяснила мою мимику гормональной забывчивостью.

– А-а! Ладно, приглашай.

Лидочка исчезла за дверью.

– Какой еще водитель? – напустился на меня Тихомиров. – Я не потерплю никаких уродов рядом с тобой.

– А что ты сделаешь, если какой-нибудь урод все-таки появится?

Димка был неоригинален:

– Посажу его.

– А как же цивилизованные формы решения проблем – круглый стол, переговоры, дипломатия? – дразнила я мужа.

– Я повторять не буду, – мрачно предупредил Тихомиров.

– Дим, у тебя служба, ты не всегда можешь возить меня, вот я и дала объявление, – оправдывалась я.

Дима пошел на уступку, что само по себе вызывало подозрение:

– Хорошо, я сам выберу тебе водителя.

Дверь открылась, впуская какого-то хмыря.

Хмырь показался знакомым, я всмотрелась в сморщенную физиономию и фыркнула. Это был Петр Петухов – брат отца, мой дядя.

– Здравствуй, Витольда Юрьевна, – дядя мял в руке потрепанного вида кепку и прижимал ее к груди, – я в газете прочитал, что тебе нужен водитель, а у меня сорок лет безаварийного стажа. Да ты, наверное, помнишь?

В этом все Петуховы – думать о себе как о самом приятном подарке в жизни других. Я не помнила, но огорчать родственника не стала.

– Дядя Петя, – проворковала я, – оставь документы у секретаря, если твоя кандидатура подойдет, тебе позвонят.

– Понял, – помрачнел дядя Петя и с видом оскорбленного достоинства сдал назад, в приемную. Наверное, уже воображал себя за рулем моего джипа.

– Нет, – заявил Димка, как только дверь за дядей Петей закрылась, – ни в коем случае. Я не могу ему доверить свою жену. У него же возраст, реакция ни к черту.

– Витольда Юрьевна. – Лидочка снова стояла на пороге.

– Да?

– Там еще двое.

– Давай их сюда, – махнула я.

– Обоих?

– Нет, по одному.

Лидочка шмыгнула за дверь, в кабинете возник парень.

Я вздохнула: это был сын дяди Пети, мой двоюродный брат Костя – мелкий, вертлявый, острый, как ерш, и задиристый, как непуганый щенок.

– Витольда, привет. – Высокий, резкий голос братца заставил меня скривиться. – Слушай, давай ты без всяких конкурсов своим дашь работу, а? Ну чё мы, не сговоримся, что ли? Не, ну правда? Это ж нормально, когда свои все в кучу собираются.

– Это мой двоюродный брат Константин, – объяснила я Тихомирову.

– Константин, – Тихомиров поднялся со стула и с высоты своего двухметрового роста посмотрел на плюгавого Петухова, – здесь имеет значение не родство, а профессионализм. Понял, о чем я?

– А это кто? – Константин повернул ко мне покрасневшую от злости физиономию.

– Это мой муж, – объяснила я, – прокурор области. Водителя для меня выбирает.

– Так это ж здорово, – быстро сориентировался Костик, – договоримся, брат!

Тихомиров пошел пятнами от предложения родственника.

– Константин, оставь документы секретарю, по результатам собеседования тебе позвонят, – вмешалась я.

– Много их у тебя? – заволновался Димка, когда второй Петухов покинул кабинет.

– Двадцать шесть. Я тебе говорила, – увидев, как побледнел следователь, зачастила я, – ты, наверное, забыл. Это родня по отцу, у них большая семья, почти все – сыновья.

– Неужели все пришли?

– Не знаю, – пожала я плечами, – выгляни, спроси.

Тихомиров покрутил головой, поправил галстук, вздохнул и пропел:

– Don’t worry, beeeee happy.

После чего с отчаянной решимостью вышел в приемную, а я осталась ждать, за кем останется победа – за двадцатишестиголовым драконом по фамилии Петуховы или за царевичем Тихомировым.

Я успела просмотреть и подписать годовой отчет, выпить кефир, а Димы все не было.

Вернулся он через час, сердитый и взлохмаченный.

– Что, – попыталась угадать я, – разогнал?

– Разогнал, как же! Они проникли на завод, захватили все места. Оккупанты. Ты хоть видела списочный состав?

– Нет, – хмыкнула я, – не видела, это кадровичка, Людмила, постаралась. Теперь не отделаешься от них – липучие, как банные листы.

– Ничего, на всех статью можно найти, – успокоил меня Тихомиров, – надоедят – только скажи.

– А других способов нет?

– Может, и есть, только я других не знаю.

Вечером я долго не могла заснуть.

Во-первых, потому что в итоге Тихомиров зарубил всех кандидатов на место водителя – девятерых Петуховых и троих чужаков.

Во-вторых, от голода.

Врачиха (вредная тетка со склонностью к гипердиагностике) держала меня в черном теле. На каждый прием я таскала за собой Тихомирова и предъявляла как наглядное пособие.

– У нас наследственность, – подхалимски намекала я, но мои намеки пропадали втуне, врачиха устраивала некрасивую сцену, орала, что я набрала веса больше нормы.

Я крутилась в кровати (Тихомиров еще не ложился) и не могла избавиться от навязчивой, почти параноидальной мысли, что в холодильнике мерзнет курица под чесночным соусом, пропадает от одиночества свиной рулет и скучают остатки салата оливье… Меня преследовали образы и виденья разнообразной вкусной еды…

– Пропади все пропадом, творога поем, – сдалась я и пошлепала на кухню.

Тихомиров что-то писал. При моем появлении странно дернулся и спрятал за спину какую-то бумагу.

На мгновение я лишилась дара речи: на деревянной столешнице перекатывался разрезанный лимон и скромно лежали две ватные палочки. От неожиданности я поперхнулась и закашлялась.