На алтарь Победы. Воевали, верили, победили - Владимир Зоберн

На протяжении всех военных лет наша Церковь непрестанно молилась о даровании победы в борьбе с гитлеровцами. Более того, она всем, чем только можно, помогала фронту.

30 декабря 1942 года тот же митрополит Сергий обратился к верующим с призывом собрать деньги на создание особой танковой колонны памяти Димитрия Донского. В ответ одна только Москва собрала два миллиона рублей, а вся страна – 8 миллионов. Пожертвования пришли даже из блокадного Ленинграда.

Но работа Церкви в этом направлении отнюдь не ограничилась разовым сбором, она шла на протяжении всех военных лет. Малыми ручейками и широкими реками шли в одну большую церковную кружку средства на танки, на эскадрильи боевых самолетов. Порой священники отдавали серебряные ризы с икон, драгоценные наперсные кресты.

А всего за войну на нужды фронта Церковь собрала 200 миллионов рублей. Сумма по тем временам – колоссальная.

Итак, духовная поддержка, оказанная Церковью борющейся с фашистами армии, материальная помощь государству как организатору этой борьбы – очень велики. Церковь твердо выбрала сторону в этом великом противостоянии и твердо придерживалась своего выбора вплоть до финальных залпов Великой Отечественной.

Но почему произошло именно так? Почему Церковь, не колеблясь, помогла власти, которая Бога не признавала и в течение многих лет вела жестокую истребительную политику против духовенства?

Сергий (Страгородский), патриарх Московский и всея Руси (1943–1944)

В массовом историческом сознании ходят два больших мифа, напрямую связанных с ответом на этот вопрос. В этой статье оба поданы в концентрированном виде. Они имеют и более мягкие, «переходные» формы. Однако смысловое ядро этих мифов, думается, следует передать безо всяких «подрумяниваний», как оно есть.

Первое из упомянутых двух больших заблуждений формулируется примерно так: «Мудрый стратег тов. Сталин, бывший семинарист, тайно поддерживал Церковь, любил ее, верил в Бога, но не всегда мог пойти против велений времени, против своих товарищей по партии. Но он оказывал Церкви помощь, не давая ее вконец погубить, притом Церковь это понимала и повела себя в грозный час военных испытаний как верный союзник тов. Сталина и Советского государства».

Относительно этого мифа можно уверенно сказать: разделять его могут лишь весьма наивные люди. Тов. Сталин никогда Церковь не любил – ни явно, ни тайно. Его бы воля, так от Русской Церкви ничего бы не осталось.

Ни для кого не секрет, что с середины 1930-х Сталин – самодержавный властелин СССР. Взглянем правде в лицо: лучше ли стало жить Церкви с приходом режима неограниченной власти Сталина? Факты говорят: нет, напротив, гораздо хуже. Церковь едва пережила вторую половину 1930-х. Львиная доля массовых репрессий досталась нашему духовенству.

В 1939 году на всей необъятной территории РСФСР оставалось лишь около ста действующих приходов! Ради четкого понимания: еще в начале 1930-х на той же территории находилось в сто раз больше приходов. Все монастыри были закрыты, здания реквизированы либо разрушены. К тому же году по всему Советскому Союзу остались всего лишь четыре действующих архиерея.

А по данным за 1941 год, церковнослужителей по всему СССР осталось всего 5 700 человек. Накануне революции их было в 20 раз больше…

Для Русской Церкви разверзлась преисподняя, и грызла она церковное тело, и огнем палила его, – вот истинная суть взаимоотношений между Церковью и Советским государством в эпоху полновластия тов. Сталина. Священников и архиереев губили разными способами. Митрополит Сергий (Воскресенский) вспоминал о тех страшных годах: «Работая в Патриархии, мы сравнивали свое положение с положением кур в сарае, из которых повар выхватывает свою очередную жертву, – одну сегодня, другую завтра, но не всех сразу. Но ради Церкви мы все же мирились со своим унизительным положением, веря в ее конечную непобедимость и стараясь посильно охранить ее до лучших времен, до крушения большевизма».

Послушаем другую сторону.

В январе 1941 года вышла статья самого известного гонителя Церкви, буйного атеиста Емельяна Ярославского «Не успокаиваться на достигнутом». Воинствующий безбожник с удовлетворением замечает: «Впервые в истории человечества мир является свидетелем. такого массового разрыва народа с церковью, религией. Исчезла социальная почва, питавшая религию, подрезаны были социальные корни религии». Но тут же мобилизует товарищей по ненависти к Церкви на новые «подвиги»: «Неправильно было бы нам успокаиваться на достигнутых результатах. Нельзя давать врагу укреплять свои позиции, строить свое государство в государстве».

Тов. Сталин терзал Церковь как мог. Ему и в голову не приходило отозвать своих псов от измученного, обескровленного духовенства.

Так было до войны.

И вот он жалует Церкви разом очень многое: позволяет избрать патриарха (власти СССР долго препятствовали этому) и возобновить работу части приходов, духовных семинарий и академий; приказывает освободить многих священников и архиереев, томившихся по тюрьмам и лагерям… Конечно, это был «царский» дар лишь по сравнению с тем жутким состоянием, в котором оказалась Церковь в результате недавнего разгрома. Но положение духовенства все же разом облегчилось.

Только вот изменения эти начались в последние месяцы 1943 года. Половина войны уже была за кормой – и Церковь провела ее безо всяких «льгот» со стороны власти.

Да и в 1943 году тов. Сталин решился кое-что дать Церкви не из тайного пристрастия к ней и не из ностальгических воспоминаний о временах семинарского учения, а по причинам чисто политического свойства. На носу было освобождение Украины и Белоруссии. А там власти Третьего рейха проводили целенаправленный курс на открытие приходов, закрытых в советское время, на сотрудничество с духовенством. И теперь, когда предстояло отвоевать громадное пространство, находящееся под оккупацией с 1941 года, советское правительство совсем не хотело получить массовое народное сопротивление, когда армия освободителей начнет опять разорять храмы, истреблять иереев и закрывать приходы, еще недавно воссозданные немцами. Требовалось иное: отказаться от антихристианского террора, мирно включить ожившую церковную жизнь в жизнь Советского государства, показать хоть какую-то мягкость к верующим, дабы не сделать их врагами.

Война сдвинула правящий круг большевиков во главе с их вождем с позиции непримиримого догматизма в сторону прагматического отношения к управлению государством. Мало оказалось коммунистической идеологии, чтобы удержать фронты и армии в состоянии чудовищного напряжения. Слова «родная земля» надежнее, видимо, вселяли стойкость в окопников на передовой, нежели слова «Карл Маркс». Партийная верхушка начала делать уступки русскому патриотическому чувству: вернули ранее столь ненавистное слово «офицер», вернули погоны, принялись славословить русский народ как непревзойденного труженика и воина. А потом, в русле этого консервативного поворота, расщедрились и на кое-какие уступки Церкви.

Советская власть била-била Церковь, а потом Господь Бог сделал из идейных атеистов, руководящих партией и правительством, кривое, безобразное, но все-таки орудие Своей воли. Орудие, коим Церковь восстанавливалась.

А орудие-то думало, что ведет большую политическую игру…

Это заблуждение имеет прямо противоположную суть: «Остатки Церкви, полураздавленной советской властью, почти убитой злым гением Сталина, утратили всякую волю к сопротивлению. Пришло время сбросить иго безбожных большевиков, появился шанс на освобождение России от тирании, от атеистического мракобесия, а русское духовенство робко спряталось от борьбы, предпочитая сохранить жалкое существование Церкви и собственные жалкие жизни».

С этим мифом сложнее: и правда ведь, чудовищная свирепость, проявленная руководством СССР к Церкви в 1930-е годы, многих напугала, а кого-то навсегда отвела и от Церкви, и от веры.

Но можно ли твердую позицию Церкви в военные годы объяснить одним лишь страхом? Вот уж вряд ли! Этому мешают два соображения.

Во-первых, гитлеризм ничего доброго христианству не нес. Бонзы Третьего рейха были готовы использовать православное духовенство как живой инструмент исполнения своих планов, но впоследствии его ожидало самое скверное отношение. Язычество и магизм – вот истинная религия немецкого правящего круга, и с Христовой верой они никак не сочетаются. Известный современный историк Церкви протоирей Владислав (Цыпин) очень точно высказался на сей счет: «Вожди нацистской партии открыто отвергали христианские нравственные ценности и предпринимали мракобесные опыты по возрождению древнегерманского языческого культа».